Так думал гетман. Эти же мысли навязал своим соратникам, верным ближникам...
И сейчас несся с сабелькой наголо на того, кому клялся служить верой и правдой. Что ж, разбойничья душа и впрямь вольная, но и спрос с нее куда серьезней, нежели с простого землепашца.
- Гей-гей, братцы! В сабли, подлых москалей! - что есть силы заорал Колыван.
Его клич подхватили остальные и еще яростнее стали нахлестывать коней, улюлюкать, словно степняки и трясти оружием. У некоторых виднелись дымящиеся пистоли, готовые к пальбе.
'Хорош, стервец, справный бы казак вышел!' - невольно подумал гетман, глядя на то, как молодой император рубится сразу с тремя вольниками. Да не абы как, а на острие клина!
Верхом на коне, залитый чужой кровью с головы до пят, с саблей в руке, он казался былинным богатырем, от которого не спастись. Каждый удар отправлял кого-то на сковороду к чертям. Оказавшиеся у него на пути вольники невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует...
Кому-то и впрямь 'везло' - и они, избегнув удара императора, оказывались лицом к лицу с разъяренными гвардейцами. Сталь, ударяясь о сталь, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие.
- Вперед, вперед! - подгонял своих бойцов Колыван, но только уже и сам видел - не успевает на подмогу, от первого отряда осталось не больше полусотни вольников.
Вон мимо, куда-то в сторону леса, поскакал обезумевший конь со вздыбленной гривой, залитый своей и чужой кровью, сбивая всех кто попадался на пути. Гетман заметил его вскользь, а в следующую секунду уже несся дальше ,думая лишь о том, что нужно убить русского государя, с его горсткой охранников!
Этот куш куда значительней оговоренного ранее, за него не только злата можно получить, но и немалый титул. Ради подобной награды стоит поторопиться...
*****
Мы успели добить отряд предателей прежде, чем к ним на помощь пришла подмога. Пал последний ублюдок, попытавшийся дать деру, но не ожидавший, что Ярый может убить копытом так же как я клинком.
Удар! Хруст, звериный вой предателя и свист рассекаемого воздуха, на мгновение прервавшийся влажным звуком, оборвавшим нить жизни очередного врага!
- Государь, тебе нужно уходить! - рядом оказался Михаил.
Оглядываюсь и вижу, что не смотря на то, что на склоне валяются сотни трупов, врагов на холме меньше не стало. Более того, новые противники вот-вот доберутся до нас, а ведь гвардейцы тоже понесли потери, считай треть убито или ранено. Смотрю наверх, туда где стоят орудия, возле них жиденьким строем замерла охрана - меньше сотни бойцов на все три батареи. Их явно не хватит, чтоб отбить атаку. Так что нам остается лишь сражаться, дожидаясь подхода витязей.
- Строй людей.
Отброшены сомнения и 'умные' идеи бросить артиллеристов на произвол судьбы, все разумные мысли выкорчеваны. Со мой лишь честь и долг. Честь дворянина, благородного человека, чьи предки сражались за эти земли, Долг государя, взвалившего на себя обязанности по защите Отечества не взирая ни на какие беды и лишения.
И теперь передо мной не просто предатели, возжелавшие злата, думающие лишь о своей мошне. Нет, предо мной вши, кусачие и противные, избавиться от которых моя святая обязанность!
- Государь прошу...
- В строй, - обрываю майора на полуслове и направляю Ярого на нового врага. Теперь чуточку проще - солнце почти не слепит, да и в горку подниматься не надо.
Чувствую, как с боков верные гвардейцы сбиваются в плотную шеренгу, готовят револьверы и палаши. Я снова на острие клина, справа - майор Нарушкин, а вот слева на сей раз лейтенант первой роты, Иван Протасов, мелкопоместный дворянин, пожалованный еще при Петре.
Говорят, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь. Вранье! Я вижу ее вокруг себя, но не боюсь, ведь я не просто существую как тля, я - Служу Родине! И это не просто слова.
В толпе предателей запела труба. Словно в ответ издевательски заржал Ярый, его поддержали кони лейб-гвардии. Последние метры до сшибки! Секунда и рука заученным движением бьет чуть наискось, и хотя моя сабля больше подходит для пешего боя, но и палашам не уступает. Вжих! Первый упал...
Меня проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Но все проходило мимо, будто звук почти выключили и лишь отдельные реплики прорывались словно через толстый слой ваты.
В минуты боя меня подхватил неистовый порыв, тот что делал человека когда-то в древности превыше богов. Все наносное, ненужное истаяло словно дым и вся моя суть окутал вихрь битвы.
Ярый - мой верный друг, мое продолжение, вскинулся на дабы в тот момент, когда сразу трое предателей бросились мне наперерез. Копыта с мощными подковами замолотили по воздуху и попали прямо в висок одного из них. Хрустнуло. В воздухе мелькнул окровавленный клок волос и на землю упал очередной мертвец.
Передо мной искаженные рожи, искры от бьющихся клинков, ржание сотен коней, вопли, мелькают шлемы, кирасы... круговерть образов, в ладони скользит рукоять сабли. Слишком многих уже убил, но не все проходит бесследно, вот приходит ощущение внутренней пустоты, словно после тяжелой но необходимой работы. Чувствую - еще немного и свалюсь, глаза застит кровавая пелена.
Нет! Еще не время, еще немного, ну же! Пытаюсь себе внушить продолжать биться, но сил нет, а левая рука вовсе не слушается, то и дело стреляет острой болью, будто палач из Берлоги в открытую рану угля подсыпает.
Перед тем как окончательно свалиться слышу знакомый до боли клич: 'Ур-ра!' и мгновение спустя падаю на шею Ярого...
Глава 7.
1 июля 1715 года от Р.Х.
Москва. Кремль.
Сегодня должен начать заседать Царский Совет, во главе с императрицей, временно заменяющей государя на данном мероприятии. И уже не в первый раз. Много нового и полезного удалось сделать за немногие прошедшие заседания, даром что всего неделю в каждые три месяца собираются, ан рескрипты государя выполняют, за порядком следят и успевают еще новшества вносить таким образом, чтоб людишек в черное тело окончательно не ввести.
Трудна служба советников, всяк об этом знает: с последнего гильдейского купца седьмой ступени и заканчивая министрами, кои и сами тянут Русь-матушку к Величию и Богатству. Впрочем, каждый понимал наставления государя по-разному. Вот поэтому ЦС в первую очередь разбирал двоякие задания, которых к чести министерств с каждым месяцем становилось все меньше ,а к нынешнему заседанию и вовсе свели почти на нет.
Правда вовсе не очередное заседание беспокоило Ольгу, к ним она привыкла, научилась получать удовольствие от общения с хитрованами-советниками и даже получать пользу от их демаршей. К тому же школы и лечебницы, находящиеся под патронажем императрицы стали получать куда больше пожертвований чем раньше и в этом немалая заслуга 'понятливых' советников и их товарищей. Можно было бы подумать, что это некий аналог взяток, но только себе то Ольга с тех денег и копейки не взяла, все в дело пустила: детишек воспитывать, да хворь людскую изводить.
Мучили императрицу два вопроса. Первый - щемит сердце, с самого утречка, будто случилось чего с любым и от этого на душе Оли будто кошки скребли, мир вокруг в единый миг стал немил, хотя летняя красота России может соревноваться разве что с зимними пейзажами, освещенными Солнцем. Но как бы плохо не было самой императрице оставить дела без надзора она не могла - не боярыня ведь, чтоб семейное гнездо впереди государства ставить. Знает она, что Алексей об этом думает и еще тоскливее от подобных дум становится, а потому приходится Оленьке сжимать всю волю в кулак и не выказывать даже тени печали на молодом красивом лице.
