– Мальчик, – сообщила она, вытирая мокрые руки и подходя к лошадям. – Люблю наблюдать за появлением на свет новорожденных.

– Что ж тогда мне не разрешаешь? – скептически поинтересовалась я.

В ответ мама только рассмеялась и потрепала меня по волосам.

Следующим пунктом программы был местный староста с больным зубом. Когда мы вошли в избу, он сидел у стола посреди избы и скорбно подпирал щеку куском льда из ледника, завернутым в льняную тряпицу. При виде моей матери он было просиял, но тут же снова скривился, ухватившись за щеку пятерней. Мама лишь мельком взглянула на причину его страданий и сразу отошла, на ходу кивнув мне:

– Ну давай…

Староста, невысокий лысеющий мужичонка, неожиданно смутился, замялся и неуверенно проблеял:

– А может, эта… ваша светлость, вы сами… того, а? – он умоляюще уставился на мою мать.

– Что такое? – мама недоуменно вскинула брови.

Староста ничего не ответил, однако явственно покрылся багровыми пятнами. Мама истолковала его нервозность по-своему.

– Не волнуйтесь, любезный, – она ободряюще улыбнулась больному. – У моей дочери обширнейший опыт лечения больных зубов.

– Приступай, – повторила она мне, присаживаясь по другую сторону стола и приготовившись, по обыкновению, наблюдать за моими действиями.

Староста еще немного поколебался, но смирился с неизбежным и с обреченным видом широко раззявил рот.

Я заглянула внутрь.

– Ого, да тут дупло! И большое… Болит, наверное?

Староста утвердительно и жалобно замычал.

– Ну так обезболь его, – распорядилась мать.

Я сосредоточилась, восстанавливая в памяти стандартную формулу обезболивания, но, внезапно передумав, остановилась. Нет, пожалуй, сделаю лучше – сначала обезболю, а потом заращу дупло. На ходу меняя плетение заклинания – а точнее, вплетая одно в другое – я слегка прикрыла глаза и мысленно коснулась больного зуба. Староста вздрогнул. Я завершила формулу и посмотрела на результат. Потом бросила на мать растерянный взгляд и снова посмотрела.

Видя мое замешательство, мама поднялась со своего места и тоже заглянула старосте в рот.

– Ого! – после короткой паузы несколько задумчиво протянула она.

Староста, не понимающий, естественно, о чем речь, в панике закатил глаза. Мы стояли над ним, неподвижные как две статуи, изучая результат моих трудов. Зуб, подвергшийся лечению, выделялся среди остальных, обломанных и пожелтевших от времени, словно золотой гривенник среди медяков. Видя, что старосту вот-вот от ужаса разобьет паралич, мама решила-таки разъяснить ему ситуацию.

– Ну поздравляю, любезный, – проговорила она, еще раз удивленно качнув головой и отходя от стола. – У вас теперь совершенно новый, молодой и здоровый зуб.

– Как ты это сделала? – спросила она после того, как мы вышли на крыльцо. – Ты ведь, можно сказать, вернула его зубу первозданный вид! Хотя, сильно сомневаюсь, чтобы его зубы когда-либо были в таком прекрасном состоянии… Неужели стандартные заклинания на такое способны?

Солнце к этому времени достигло зенита. Наши лошади, неосмотрительно привязанные нами к вкопанному посреди двора столбу, уже отчаялись добраться до спасительной тени и теперь обреченно жарились на солнцепеке. Я подошла к своей Искре и, извиняясь, легонько похлопала ее по морде. Ответом мне был взгляд, полный немой укоризны.

– Хотела бы я знать… – рассеянно пробормотала я.

Подобного эффекта не ожидал никто, включая старосту. Только последнего, в отличие от нас, полученный результат ничуть не вдохновил. Он то краснел, то бледнел, то покрывался пятнами, осыпая нас не вполне искренними, на мой взгляд, благодарностями – и, похоже, был бесконечно рад, когда мы, наконец, убрались из его дома. Все это произвело на меня довольно нехорошее впечатление. А если добавить к этому еще и замеченные мною ранее косые взгляды… Было такое впечатление, будто он ожидал, что взамен зуба я потребую себе его бессмертную душу.

– По-моему, они знают.

– Что? – Судя по рассеянному взгляду, мать все еще была под впечатлением проделанного мной стоматологического трюка. – Ты о чем?

– По-моему, они знают, что со мной не все в порядке, – повторила я.

– Чепуха! – отмахнулась она. – Откуда им знать? Они – здесь, мы – в замке… И потом, что значит «не все в порядке»? Ты совершенно нормальная девушка – и, при том, необычайно одаренная!

Я только вздохнула. Что толку твердить ей, что шила в мешке не утаишь! Если мама вбила себе что-нибудь в голову, переубедить ее не представлялось возможным. Вот и сейчас, она была твердо уверена, что со мной все нормально, несмотря на повторяющиеся время от времени трансформации, и все мои попытки убедить ее в обратном не приносили результата. Ее главным контраргументом каждый раз было: «Ты ведь жива и здорова? Значит, все в порядке!»

Пытаясь загладить свою вину перед лошадьми, мы отвели их к крытой коновязи возле трактира, расположенного на главной площади. Там мы обеспечили их водой, кормом и прохладой, а сами устроились за столиком под соломенным навесом с кружками прохладного светлого пива.

– Почему ты перестала брать с собой по деревням Солар? – спросила я.

Мама пожала плечами.

– Она сама не хочет, не заставлять же ее? Лечение людей – дело добровольное. Хотя меня ее поведение некоторым образом удивляет, ведь целительство дается ей весьма легко. Тут вы с ней практически на равных… Хотя ты, безусловно, сильнее.

– Ну хоть в чем-то… – я добродушно усмехнулась, пригубливая терпкий золотистый напиток.

Солар никогда не уделяла учебе много времени. Большинство предметов давалось ей без труда (в отличие от нас с Лионой), остальными же она попросту пренебрегала, ограничиваясь лишь теми дисциплинами, которые ей особенно нравились и умудрившись довести владение ими до совершенства. Кроме того, она более охотно занималась рукоделием, музыкой – которых мы с Лионой всячески избегали – и, разумеется, собственной внешностью. Этой наукой она тоже овладела в высшей степени.

Рассеянно изучая дно бокала сквозь прозрачную янтарную жидкость, я усмехнулась своим мыслям, покачала головой и продолжила размышлять о Солар.

Что греха таить, втайне я немного завидовала ее талантам, силе и поистине эльфийской красоте – длинным золотистым локонам, янтарным глазам и сияющей белоснежной коже. Ведь даже имя ее, Соларэль, означало «солнце». Благодаря подобной красоте, найти жениха для нее Владыке не составило труда, хотя ни мне, ни Лионе она упорно не говорила, кто этот счастливчик. Лиона же, в свою очередь, на полном серьезе утверждала, что Солар и сама этого не знает – и что, скорее всего, это будет кто-нибудь сказочно богатый и столь же сказочно уродливый. Честно говоря, лично я не удивилась бы, если б Солар стала когда-нибудь украшением королевского дворца при каком-нибудь могущественном монархе – например, в той же империи Палесм или в Руане. Титул королевы ей бы очень подошел.

Нам же с Лионой от матери достались лишь тонкокостное сложение да миндалевидный разрез глаз – остальное было куда более человеческим. Нет, нельзя сказать, чтобы я считала себя уродиной. В принципе, если не ждать слишком многого, я тоже была довольно-таки ничего – чистая гладкая кожа, серые глаза, пепельные волосы. Но… Рядом с Солар любая другая выглядела просто невзрачной мышью. Может потому мне и было так приятно услышать от матери, что существует нечто, в чем я все-таки превосхожу сестру.

– Ну эльфийская кровь в ней весьма сильна, а потому и магия дается ей без труда… – говорила, между тем, мать. Похоже, ее мысли текли где-то недалеко от моих. – Единственное, что меня беспокоит, так это то, что, будучи более эльфийкой, чем вы с Лионой, Солар больше подвержена человеческим страстям.

– И что из того? – удивилась я. – Разве это плохо?

– Как знать, – задумчиво обронила мать. – Как знать… Страсти бывают разные. Тщеславие или зависть никому не станут добрыми помощниками.

– Зависть? – я удивленно пожала плечами, отставляя кружку. – Уж что-что, а завидовать ей в Элдаре точно некому!