Ведь я люблю, и в ответ любима я.

И мне не скрыть, как жду я дня…

Держась рядом, они, кружась, поднимались всё выше и выше, и её песня распространялась окрест, пробиваясь сквозь свист пуль о грохот взрывов, чтобы достигнуть каждого дружественного уха в округе. Поднявшись выше дымовой трубы, она заметила краем глаза вспышку белого света на опоясывающем верхушку кирпичной трубы мостике, которая из-за их совместного вращения быстро скрылась из виду.

Когда в объятьях у тебя

Смеяться буду беззаботно я.

И не боясь скажу,

То, что в сердце храню:

Что нет пони счастливее, чем я.

Затем время будто бы замедлило свой бег, когда очаровательная улыбка Стигиуса поблекла, а его добрые глаза округлились. Он исчез во вспышке тьмы, но лишь для того, чтобы обхватить её ногами, появившись позади. Она недоумённо оглянулась, но он внезапно врезался в неё, толкая её в резкое вращение, когда на её боку появилась источающая боль линия. Когда она выровняла полёт, внешний вид её шкуры портила кровоточащая царапина, а перед ней находился смотрящий ей в лицо Стигиус. Его крылья упорно пытались удержать его в воздухе, а она удерживала его скользкие от крови ноги своими. На его губах расцвела слабая улыбка. Они приняли форму трёх коротких слов, а затем он низвергнулся с небес, и кровь подобно дождю блестела в окутывающем его багряном сиянии. Не было ни какой музыки. Не было вообще ни каких звуков, когда он упал с её протянутых ног, и его желтая метка исчезла с её Л.У.М.-а.

Её взгляд обратился к мостику, и она увидела три фигуры. И лишь одна была вооружена. И лишь одна была ей нужна.

Легат.

Защищаемый с боков парой Отродий-единорогов, он со спокойной, невозмутимой улыбкой целился в неё из зебринской винтовки. С его спины, будто некий гротескный талисман свешивалось отвратительное тело Голденблада, который печально смотрел на неё.

— Замолчи, — произнёс Легат. Возникла вспышка, прозвучал единичный выстрел, и по её телу растеклось онемение. Она упала вниз, в огонь, дым, и стрёкот ружейного огня.

Её безвольные крылья медленно двигались сквозь дым, замедляя её падение, пока она летела вниз, из её ран струилась кровь, и по телу расползалось ощущение оцепенения. Она вгляделась в голубое небо, двух единорогов, искалеченного Голденблада, падающие вокруг неё золотистые перья и капельки крови, и улыбающегося зебру…

Затем Виспер врезалась натянутые поперёк дороги старые кабели, и толстые, покрытые резиной жилы ещё сильнее замедлили её падение, прежде чем они щёлкнули и выдернулись прямо из стены. Её крылья трещали как щепки под ней. Затем она рухнула посреди пустой улицы и замерла неподвижно. Казалось, она целую вечность лежала там, истекая кровью, ни о чём не думая… ни чего не чувствуя.

— Стигиус, — прошептала она.

Она медленно повернулась, и боль расцвела… но это была отдалённая боль. Абстрактная боль, которую она чувствовала лишь из-за жалкой раны в плоти и сломанных костей. Она пристально посмотрела вверх по улице… вниз по улице…

Вон там, проблеск фиолетового и серого. С трудом, встав на ноги, она побрела, пошатываясь, к своему ночному пони, а с её спины и груди капала кровь. Пока она шла, выкашливая красные пузыри, появились Отродья. Они улыбались и не препятствовали её проходу, пока она всё ближе подходила к Стигиусу. Он лежал на боку, слегка скрючившись, а под ним растекалась тёмно-малиновая лужа. Упав на колени в остывающую кровь, она уставилась на его бледное улыбающееся лицо, и погладила его щёку окровавленным копытом, но он не пошевелился.

Отродья обступили её со всех сторон. И тихо, почти шёпотом, Виспер вновь запела:

Нет пони счастливее, чем я…

Ведь надолго мне не пережить тебя…

Всё ближе подступает тьма…

От счастья нету и следа…

Так одиноко… в сердце лёд…

Мне остаётся лишь одно…

Холодный ствол прижался к её лбу, и Виспер подняла свои полные слёз глаза.

— Ш-ш-ш… — произнесли Отродья в унисон… за исключением нескольких, которые наблюдали за разворачивающейся перед ними сценой со странным сконфуженным выражением лица. — Не нужно больше боевых гимнов, пони.

Виспер улыбнулась и закрыла глаза.

Воздух разорвал сухой треск, и вокруг неё закружился горячий пепел.

Открыв глаза, она увидела оседающую перед собой светящуюся красным светом кучку горячей золы. Ещё полдюжины врагов погибли, превратившись в оседающие кучки пепла, когда Вспышки и несколько Поджигателей верхом на ночных пони спустились на улицу. Персефона скакала верхом на Аиде, крича при этом: «Налево, нет, милый, на твоё другое лево!», в то время как остальные пикировали к Виспер. Крылья приземлившейся Тенебры дрожали, пока она вытаскивала из своей перемётной сумки фиолетовые бутылочки. Виспер уставилась мимо них на Легата, сердито смотрящего на всех со своего высокого насеста. Но она не задержала свой взгляд на его глазах, или нацеленной на неё винтовке. Она посмотрела мимо него на своего отца, чьё лицо было серьёзным и печальным, а губы шевелились, будто бы он вновь и вновь пытался произнести какое-то слово.

Пуля попала ей в голень, предвещая сквозное ранение. Вторая пробила ей крыло, выхватывая кровоточащий кусок перьев и мяса. Третья поразила её бедро. Не отводя взгляда от губ отца, она чувствовала распускающиеся подобно цветам очаги боли, пытаясь понять слово, которое он повторял раз за разом, ожидая при этом, что будет воссоединена и снова счастлива.

Пой.

Вокруг Виспер со Стигиусом, ночных пони, Вспышек, и Поджигателей возник перламутровый щит. Лицо Легата выражало теперь чувство глубокого разочарования.

— О, нет, — выдохнула Тенебра, склоняясь над Стигиусом.

— В какой стороне наши враги, любовь моя? — потребовал Аид, но бледная ночная пони не проронила ни слова, соскальзывая с него. Слёзы текли по её лицу, когда она перевернула тело Стигиуса и начала рыдать. — Что такое? Что происходит?! Любовь моя! Поговори со мной! — с ноткой отчаяния в голосе произнёс Аид.

Щит из лунного света не был идеальной защитой от пуль, но он их отклонял и замедлял полёт, а энергомагическое оружие Вспышек и Поджигателей, которые упорно пытались удержать врагов на расстоянии, беспрепятственно проходило сквозь него.

Тенебра упала на колени рядом со своим отцом.

— Он мёртв, Отец, — всхлипывая, проговорила он. — Стигиус погиб!

Огромный ночной пони опустился на колени и зашарил по земле крыльями, пока не коснулся ими неподвижного лица Стигиуса.

— Нет. Мой сын… — хрипло прошептал он. Его крылья погрузились в остывающую лужу крови. — Мой мальчик! — прокричал он и, резко повернув голову в сторону выстрелов, проревел, обращаясь к стрелкам, — Вы, не имеющие матерей ублюдки, вы убили моего сына! — Повязка на глазах Аида была мокрой от слёз, когда он призвал окутавшее его чёрное сияние, и воздух внезапно начал охлаждаться. — УМРИТЕ! — проревел он.

Сияние взорвалось вверх и в стороны от него, фонтанируя из вершины, сотканного лунным светом купола, а затем хлынуло вниз, будто огромный пожар, пылающий чёрным пламенем. Неся в себе всю боль горюющих отца и матери, оно, будто живое, само выискивало Отродий. Где бы оно ни появлялось, плоть разрушалась, металл ржавел, а кирпичи рассыпались. Облако чёрного огня распалось на гигантских, отыскавших всех до единого Отродий, ревущих змей, а затем, будто бы чувствуя его присутствие, все они устремились к Легату. Он раскрыл от удивления глаза, а миг спустя исчез вместе с двумя единорогами во вспышке телепорта. Будто почувствовав, что их возмездие было у них украдено, щупальца из чёрного пламени набросились на дымовую трубу, где до этого находился Легат. Распадающиеся под влиянием эбонитового натиска кирпичи и арматура падали вниз, продолжая разрушаться в полёте, и ни один кусочек металла или камешек не достиг собравшихся на улице пони.