Дробный глядел на меня молча, со снисходительной улыбкой, как на не в меру расшалившегося ребенка, но я знала, что в эти мгновения он тоже счастлив.
Следы на берегу озера мы заметили почти одновременно. Это были большие, глубокие вмятины, оставленные, по-видимому, гигантских размеров когтями.
Рядом причудливым узором расходились многочисленные отпечатки поменьше. Словно зачарованные, вглядывались мы в эти свидетельства неизвестной жизни. Виктор озадаченно покачал головой, затем подошел к озеру и опустил в него длинный, тонкий, как шпага, химический зонд. Взглянув на крохотный экран в рукоятке прибора, он разочарованно пробормотал:
- Обыкновенная вода!…
- В которой живут обыкновенные рыбы, - добавила я, глядя, как в коричневатой глубине мелькают быстрые вытянутые тени.
- Обыкновенные? - бросил на меня Дробный какой-то отрешенный взгляд, доставая из заплечного ранца компактную мелкоячеистую сеть.
Несколько раз забрасывали мы ее в озеро, но сеть приносила лишь обрывки длинных, похожих на змей водорослей, увенчанных широкими, разделенными на четыре равные доли листьями.
Наконец нам удалось вытащить на берег добычу посолидней - крупную, около метра в длину рыбину, покрытую словно лакированной панцирной чешуей.
- Слушай, - сказала я, - у меня такое ощущение, что где-то я эту рыбу уже видела. На рисунке, конечно.
- Не сомневаюсь, - подтвердил Виктор. - В аквариуме ты ее видеть не могла. Голову готов дать па отсечение, что это целакант или латимерия - первобытная рыба, которая когда-то на Земле вышла из воды на сушу, дав тем самым начало бесчисленным видам ползающих, прыгающих и всяких других тварей. В конечном счете, не будь этой рыбы, вернее, ее земного варианта, и нас бы с тобой не было. Кажется, я начинаю понимать, - волнуясь, понизил голос Дробный. - Если на этой планете условия похожи на земные, то и процесс эволюции тут протекает так же или почти так же, судя по этому целаканту. Но ведь тогда… - он оборвал фразу, ошалело потряс головой и умолк надолго.
- С рыбой что делать? - спросила я.
- С рыбой? - взглянул он на меня невидящими глазами, - Опусти в воду сеть, только смотри, чтоб целакант ее не утянул.
- О чем ты думаешь? - не удержалась я, закончив возиться с сетью.
- Как ты считаешь, - вопросом на вопрос ответил Виктор, - кому могут принадлежать следы на берегу?
- Откуда мне знать, - пожала я плечами. - Какому-нибудь здешнему страусу.
- Страусу! - передразнил меня Виктор. - Сразу видно, что ты не биолог. Для того чтобы оставить такие вмятины, страус должен весить не меньше полутонны. Ладно, сейчас выясним. - Схватив меня за руку, он сорвался с места и, словно одержимый, кинулся к видневшимся вдалеке зарослям.
Здесь было сумрачно и прохладно, пахло болотом, перепрелой листвой. Над нашей головой сплетались раскидистыми кронами похожие на огромные папоротники деревья, словно толстые столбы, вздымались мощные стволы незнакомых мне растений, которые заканчивались множеством уходящих вертикально вверх свечей - отростков. В нескольких местах виднелись нагромождения мертвых, поваленных деревьев, поросших толстым буроватым мхом. Странный этот лес наполнен был ровным шумом, но не таким, как на Земле, когда ветер полощет листву. Ветра здесь не было, не слышалось и птичьего гомона. Шуршали, расправляясь, словно крылья гигантских бабочек, лепестки огромных цветов, усыпавших колючие кусты. Шуршали длинные, острые листья, раскручиваясь и словно впитывая тусклый свет трех плававших в фиолетовой дымке светил над горизонтом. Шуршала кора, спиральными кольцами ниспадая к подножию деревьев. Казалось, окружавшая нас зеленая пасса находится в постоянном живом движении.
Позабыв обо всем на свете, с пылающими от возбуждения глазами Дробный перебегал от дерева к дереву, разглаживал на ладони клейкие листья и травинки, бормотал глухо:
- Настоящие игольчатые вольции… типичный эквизетитес…
Неожиданный шум заставил нас оглянуться. Несколько небольших, никогда не виданных нами зверьков пересекали поляну. Внешне они могли бы напоминать кенгуру, если бы передвигались не шагами и не имели вытянутой драконьей головы и острых когтей на конечностях. Их шершавая чешуйчатая кожа отливала серо-изумрудным блеском.
На плечо мне легла рука Дробного.
- Теперь я уже не сомневаюсь, - прошептал оп. - Это ящеры прокомпсогнаты. Все совпадает. На этой планете - разгар мезозойской эры.
Я изумленно взглянула на него, но не успела ответить. Сопровождаемый треском ломающихся деревьев, поводя из стороны в сторону сплюснутой маленькой головой на мощной змеиной шее, на поляне показался огромный, трехметрового роста ящер. Словно сказочный Змей Горыныч явился перед нами во всей своей устрашающей красе.
Прокомпсогнатов как ветром сдуло. Лишь один небольшой зверек, совсем детеныш, отстал от других, запутавшись в густом кустарнике. К нему-то и устремилось чудовище.
Заметив нас, гигант замер, его передние, похожие на недоразвитые руки когтистые конечности слабо задвигались. Опустившись на широкий, покрытый костяными пластинами хвост, ящер некоторое время изучал нас своими огромными застывшими глазами.
- Халтикозавр, - сказал Виктор, - еще одно доказательство в мою пользу. - Быстрым движением он сорвал с бедра излучатель.
Однако пустить оружие в ход не пришлось. Едва Дробный шагнул вперед, ящер попятился, неуклюже развернулся и кинулся прочь, не выбирая дороги, как танк, круша и подминая под себя стволы деревьев.
С большим трудом удалось нам связать маленького прокомпсогната, который то переворачивался на спину, выбрасывая вперед когтистые задние лапы, то подхватывался и устрашающе щелкал зубастой пастью.
Виктор опустился на поваленный ствол, устало и счастливо засмеялся:
- Алка, родная, ты просто не представляешь, что мы с тобой открыли! В этом огромном естественном заповеднике ученые смогут проследить до деталей весь ход эволюции, начиная с позднего триаса мезозойской эры. Да за такую возможность нам биологи памятник воздвигнут!
Никогда еще я не видела Дробного таким возбужденным и радостным.
До поздних сумерек я помогала ему укладывать образцы растений и грунта в специальные контейнеры, прятать найденных скорпионов и сороканожек в плоские прозрачные футляры. На маленького ящера мы надели прочный ошейник и привязали к стволу огромного папоротника невдалеке от корабля, а для целаканта сделали глубокий садок рядом с озером. Прокомпсогнат долго и безуспешно пытался освободиться от поводка, крутил во все стороны головой на тонкой гибкой шее, но в конце концов угомонился. Глаза его затянула бурая полупрозрачная пелена, неуклюже повалившись набок, ящер задремал.
Целакант же, едва мы пустили его в садок, забился в самый темный угол и лег на дно.
Наше сенсационное сообщение коллеги по экспедиции восприняли сдержанно - наладка реактора шла медленней, чем они рассчитывали.
- Что с них возьмешь! - обиженно сказал Дробный. - Технари-сухари.
Ночь на незнакомой планете прошла без приключений, если не считать, что мне неожиданно приснилось… оригинальное доказательство теоремы Файберга. «Что же это делается?» - изумилась я, проснувшись.
Сколько мы ни бились в студенческие годы над этой теоремой, раззадоренные преподавателями, утверждавшими, что ее доказательство равносильно защите кандидатской диссертации, - и все впустую. И вдруг этот волшебный, иначе и не назовешь, сон.
Добросовестно записав увиденные во сне формулы и убедившись в своей математической одаренности, я снова улеглась.
- Есть оригинальное доказательство теоремы Файберга! - торжествующе сказала я утром Белову вместо приветствия. Однако он не поздравил меня, как следовало ожидать, а покачал головой и произнес:
- Странные вы сегодня оба. Полюбуйся-ка на своего суженого.
Глянув в иллюминатор, я увидела, как внизу, у основания дюз, мечется, размахивая руками, Дробный.
- Что случилось, Виктор? - крикнула я, спускаясь по трапу.
