Весь Бродвей захватило очередное отключение электроэнергии. На одной стороне улицы горел электрический свет, яркий и жизнерадостный. На другой в окнах квартир мерцали свечи — призрачные трепещущие огоньки.

Ветер донес эхо бетонного дождя, громыхнувшего в паре кварталов отсюда. Я невольно поежился. Все вдруг стало казаться зловещим. Такое чувство, словно та старуха стоит за моим плечом и указывает пальцем на сломанные вещи. Пустые торговые автоматы. Машины, годами не сдвигавшиеся с места. Трещины в тротуаре. Моча в водосточных желобах.

А целое-то что-нибудь есть? Усилием воли я заставил себя думать о хорошем. Люди по-прежнему сновали туда-сюда, направляясь в ночные клубы, шли куда-то ужинать, шагали по улицам, чтобы навестить родителей. Дети катались на роликах, в аллеях пыхтели троги. Пара торговых автоматов была доверху забита целлофановыми рогаликами. Бутылки «Свитшайна», мерцающие фирменным зеленым светом, стояли стройными рядами, по-прежнему в наличии и готовые к продаже.

Многие вещи работали, как и раньше. «Вики» по-прежнему оставался классным клубом, пусть даже Максу иногда и приходится напоминать про пополнение запасов. А у Мики и Гейба все-таки родился ребенок, хотя им и пришлось добиваться этого три года. Я старался не думать о том, что и этот малыш может стать таким же, как ребята в университете. Нет, не все еще потеряно.

И словно в подтверждение, поезд метро в кои-то веки довез меня до нужной остановки. Должно быть, где-то на этой линии работала пара таких же парней, как и я, которые все еще помнили, что нужно ходить на работу и работать, а не разбрасывать туалетную бумагу. Хотел бы я знать, кто они, эти люди. А потом я подумал: интересно, им так же трудно что-то делать по-настоящему, как и мне?

Когда я добрался до дома, Мэгги уже лежала в постели. Я поцеловал ее, и она проснулась.

— Я там оставила тебе горячую пачку буррито. Плита ведь не работает.

— Прости. Я забыл. Прямо сейчас пойду и починю.

— Да ладно. — Она отвернулась к стене и закуталась в простыню. Я уже решил, что она задремала, но тут она сказала: — Трев!

— Что?

— У меня месячные.

Я сел рядом с ней и стал тихонько массировать ей спину.

— И как ты?

— Ничего. Может, в другой раз. — Она уже проваливалась обратно в сон. — Нужно ведь оставаться оптимистами, верно?

— Верно, малышка. — Я продолжал поглаживать ей спину. — Все верно.

Когда она уснула, я вернулся на кухню. Нашел горячий пакетик буррито, встряхнул его и разорвал, осторожно держа кончиками пальцев, чтобы не обжечься. Откусил кусок и подумал, что буррито по-прежнему классная штука. Потом свалил все книги на кухонный стол и уставился на них, пытаясь решить, с какой начать.

Сквозь открытое окно где-то со стороны парка снова донесся грохот бетонного дождя. Я вгляделся в мерцающую огнями тьму за окном. Недалеко отсюда, глубоко под землей, по-прежнему пыхтели девять помп. Индикаторы на их панелях загорались и гасли, указывая на ошибки, записи техобслуживания прокручивали требования о ремонте, и все они теперь трудились чуть сильнее, после того как шестая помпа вышла из строя. Но они по-прежнему работали. Те, кто их построил, постарались на славу. И если повезет, они будут работать еще долго…

Я взял первую попавшуюся книжку и начал читать.