Антону многое давалось с трудом. Все для него, как, впрочем, и для других, было новым и не совсем понятным. Зато он понимал, что нужно приложить максимум усилий, особенно в первый год, чтобы в дальнейшем было легче. Как говаривал его шурин и друг Василий:

- Постарайся вникнуть в первые полгода, максимум год. Потом ты будешь на коне. Служба покажется тебе легкой и быстрой. И покатится она как кусок мыла по мокрому полу.

Антон так и поступал. Ему хоть и было тяжеловато, но он старался вникнуть во все тонкости, даже сверх того. В результате, благодаря его трудолюбию, помноженному на старание и талант, он добился больших успехов, и к лету чувствовал себя совершенно подготовленным и опытным.

Самым любимым его занятием были прыжки с парашюта. Страх, который он испытал при первом прыжке, сменился восторгом. Ему никогда в жизни не было так страшно, как перед первым прыжком. Он на всю жизнь запомнил эти железные клещи, сжимающие все его внутренности, заставляя дрожать не только руки и колени как у ребенка, но и все его естество. Теперь пришло чувство неописуемого наслаждения полетом. Когда ты летишь под большим куполом парашюта, чувствуешь себя большой птицей. Увидеть с большой высоты всю красоту своей земли, это ли не счастье.

Особенно ему понравились затяжные прыжки. Этот полет хоть и происходит быстрее, зато какая скорость самого полета. Огромное сопротивление воздушного потока дает ощущение, будто не ты падаешь, а земля летит тебе на встречу. Но впечатление и ощущение, что ты завис на мощной струе воздуха, таит опасность. Малейший просчет и не хватит времени для раскрытия купола парашюта, и тогда, тот огромный адреналин помноженный на экстрим, так и останется в твоем теле, лежащим на земле.

Ранней весной, в первых числах апреля, стояла прекрасная погода. В роте проводились плановые учения по заброске разведгрупп в предполагаемый тыл противника.

Была ночь, когда роту подняли по тревоге, и, погрузив на машины, привезли на аэродром. На аэродроме их смешали, потом разделили в произвольные группы по двадцать человек.

Получилось так, что в каждую группу входили военнослужащие из разных взводов. Таким образом, оттачивалось умение взаимодействовать с любым членом группы, даже если в команду во время операции попадал незнакомый им боец.

Поднявшись в воздух, старенькие самолетики, их в народе прозвали кукурузники, скрипя и дребезжа на каждой воздушной яме, взяли каждый свой курс. У каждой группы была своя задача. Перед вылетом каждый командир группы получал свой секретный пакет, который вскрывался после приземления в квадрат.

После сорока минут полета от пилотов поступила команда к десантированию. Вся группа выстроилась в колонну по одному в ожидании. Второй пилот открыл дверь. Старший группы дал команду на прыжки. После первого прыгающего задерживал очередного на пару секунд, положив ему руку на плечо. Через нужный промежуток времени хлопал по плечу, давая команду на прыжок.

Антон прыгал девятым. Перед ним прыгнул Лисичкин. Он единственный, кто не поддерживал отношения с Антоном, и по возможности старался избегать встреч с ним. Антон к этому относился равнодушно. По принципу: насильно мил не будешь.

Лисичкин прыгнул. Антон подошел и глянул в низ по привычке. Было раннее утро. Все небо до самого горизонта было пронизано солнечным светом. На земле стали проступать очертания кустарников и оврагов, а в основном это была ровная степь.

В это время, сразу после прыжка Лисичкина, донесся слабый крик. Старший группы и Антон как по команде глянули в низ. Антон первым увидел, что Лисичкин падает вниз с неполностью раскрытым куполом парашюта. Времени на раздумье не было. Антон, оттолкнув старшего, пригнул вниз.

Выровняв полет, стрелой летел, догоняя незадачливого парашютиста. Времени для того, чтобы обрезать стропы и выдернуть запасной парашют, у Антона уже не было. В опасной близости была земля.

Анто, принял единственное, по его мнению, правильное решение. Он, нагнав Лисичкина, зацепил ногами стропы его парашюта, намотав их себе на ноги. После чего дернул за кольцо, выпуская свой парашют.

Понимая, что будет очень сильный рывок, он постарался еще и руками взяться за нераскрывшийся парашют. Рывок при раскрытии оказался очень сильным, с учетом двойной нагрузки. Антону на миг показалось, что на руках и ногах захрустели сухожилья. – Впереди еще предстоит и такая же посадка, – думал Антон.

Перед самым касанием земли он успел крикнуть:

- Группируйся!

И вслед за Лисичкиным, сам поджал ноги, и чуть коснувшись земли, сделал кувырок через правое плечо. Сделав пару кувырков, перевернулся на живот, потянул стропы, гася купол. Загасив купол, крикнул:

- Ну как, Икар, ты живой там?

Повернувшись в сторону Лисичкина, увидел, что вопрос его оказался лишним. Лисичкин уже стоял на ногах и отплясывал трепака, приговаривая:

- Я живой! Я живой!

- Лиса, поздравляю с мягкой посадкой.

- Спасибо тебе, Антон. Ты мне жизнь спас, теперь я твой должник до самой смерти. А вот что касается мягкой посадки, то она не такая уж и мягкая была. Посмотри, я ведь полностью штаны разорвал.

Антон, глядя на него, с удовольствием посмеялся. Еще будучи в шоке, Лисичкин выглядел довольно комично в наполовину разорванных штанах.

- Так это и к лучшему, теперь вместо одних галифе, будут двое. Ты самое главное свою гордость проверь, целая или нет, а то перед девчонками на гражданке нечем будет похвастаться.

- Насчет этого не беспокойся, я там, в первую очередь, проверил. Все в порядке.

Оба упали на сухую траву и хохотали во весь голос. Постепенно напряжение последних минут стало отпускать. Вскоре рядом с ними уже собралась вся группа.

- Лиса, как это произошло? – спросил старший.

- Не знаю, товарищ лейтенант. Парашют не раскрылся, я хотел обрезать стропы, но уронил нож. Тогда я дернул кольцо запасного, но и он не раскрылся. Если бы не Антон, то меня можно было уже закапывать прямо здесь.

- Ты ведь опытный десантник, десятки прыжков за плечами. И у тебя вдруг не раскрываются оба парашюта. А ты вообще сам их собирал или заставил молодого неопытного солдата?

Лисичкин только сейчас понял, что произошло. Он молчал, опустив голову. Ему стало стыдно смотреть однополчанам в глаза.

- Понятно, не сам. А ведь каждый из вас прекрасно знает, что парашют, приготовленный собственными руками есть проездной билет в твою дальнейшую жизнь. Все зависит от того, как добросовестно ты его готовишь. Все, воспитательный процесс будем считать законченным. Остальными вопросами займется руководство, а нам, друзья, никто задание не отменял. Разобраться всем по парам, будем выдвигаться.

- Ой – застонал, попытавшийся встать Лисичкин, – товарищ лейтенант, мне кажется, что у меня нога сломана.

- Какая нога? Я пять минут назад видел собственными глазами, как ты здесь отплясывал. Теперь говоришь, что нога сломана.

- Товарищ лейтенант, – обратился Антон, – разрешите посмотреть?

- Посмотри, – и, отвернувшись, обратился к радисту. – Петров, доложи в штаб, что нам нужен вертолет для эвакуации пострадавшего.

- Может, пока не надо вертолета, – предложил Антон, осмотрев ногу пострадавшего. – Перелома нет. Простой вывих, вот он и плясал, пока был в шоке. Мы сейчас на место сустав вставим, и все будет в порядке, с хорошей тугой повязкой он через пару дней будет бегать не хуже оленя. Ребята подержите его.

Не дожидаясь согласия командира, Антон стал действовать. Он сунул пучок строп в рот пострадавшему. Потом, слегка повернув ногу в нужном направлении, резко дернул на себя. Раздался слабый хруст, а за ним такой отборный мат, которого Антон отродясь не слышал. Все вокруг дружно рассмеялись, каждый старался прокомментировать услышанное.

- Ну, вот и все в порядке. Сейчас сделаем из портянок тугую повязку, и ты будешь бегать, – заканчивая с повязкой, добавил, – вот и с вертолетом не стоит торопиться.

- Да сейчас хоть торопись, хоть нет, все равно летчики уже доложили о случившемся, так что, при первом же выходе в эфир я получу по полной за срыв операции, – с грустью сказал он, как о свершившемся факте.