Мне пришлось вытаскивать трясущегося человечка из горящей кареты, и, пока Волк рубился с нападавшими, я, прикрывая охраняемого, раскидала свой запас метательных ножей, стараясь проредить ряды противника. В ближний бой мне пришлось вступить лишь раз, когда один из нападавших прорвался к 'господину', наивно полагая, что того никто не защищает.
На бой с Тенями, невидимыми и потому почти неуязвимыми, противники не рассчитывали, и все закончилось быстро, очень быстро. Я еще раньше замечала, что со схватками обычно так и бывает -- они всегда значительно короче, чем слова, которые требуются для их описания. По крайней мере, сознание воспринимает это именно так.
Карету спасти не удалось, кучер погиб, но лошади уцелели, и мы добирались до крепости верхом. Наш охраняемый держался спокойно и уверенно, словно все самое страшное осталось теперь позади. Возможно, так оно и было на самом деле, и никакие опасности ему больше не угрожали. Но когда мы, получив окончательный расчет, прощались сухо и официально, 'господин' тронул меня за руку -- не знаю, как он определил, где я стою, -- и шепнул почти беззвучно:
-- Спасибо.
И это единственное слово благодарности было мне куда важнее позвякивающих в тяжелом кошеле монет. Наверно, из меня никогда не вышло бы хорошего наемника.
-- А ты ничего, -- хмыкнул Волк, -- я боялся, что с тобой сложнее будет.
Ну да, а я боялась, что сложнее будет с ним. А так -- ничего, присмотр только, но это можно пережить...
Сразу за крепостью густые леса распадались на отдельные зеленые островки. Я знала, что там, за горизонтом, они и вовсе сойдут на нет, сменятся колючими непролазными кустарниками, а еще дальше -- безбрежным травяным морем, которое к середине лета высохнет, побуреет, и будет торчать к небу упрямыми колючками и колыхаться на ветру. Кажется, это называется степью. А за ней -- еще что-то, далекое, неведомое.
Хотела ли я туда? Наверно, нет: при мысли о неизведанных далях меня охватывал скорее озноб, чем предвкушение. Зато я знала теперь, что в любой момент могу исчезнуть, стоит лишь шагнуть в тень, и никакой Волк мне не успеет помешать. Но я не собиралась бежать, в этот раз я твердо была намерена вернуться.
Мы переместились в долину прямо от крепости -- для этого было достаточно всего клочка тени.
Отсутствовали мы меньше недели, но мне чудилось, будто прошла вечность. Оказывается, я успела свыкнуться с этим замкнутым мирком и, хоть и не ощущала его домом, испытывала чувства, похожие на те, что должен испытывать человек, вернувшийся под родной кров.
Наверно, я просто нуждалась в этом ощущении. Каждому человеку нужен дом, куда он может вернуться после долгого путешествия. И даже если он не путешествует... В этом случае дом, пожалуй, еще нужнее.
И я пообещала себе, что когда-нибудь -- когда я миную все вехи, расставленные для меня неведомой плетельщицей и смогу сама распоряжаться своей судьбой -- я непременно обзаведусь собственным домом. Пусть не самым большим и богатым -- просто домом, в который можно возвращаться. Местом, где меня ждут.
Здесь, в долине, меня ждал по-настоящему один-единственный человек, и я спешила с ним увидеться. Дело было уже к вечеру, и мы встретились за ужином, за общим столом, а потом вдвоем ушли в темнеющий лес.
Лесовой не расспрашивал меня о задании, сказал только:
-- Я рад, что ты вернулась, -- и замолчал.
-- Я тоже рада. Честно говоря, было искушение сбежать, исчезнуть, а потом я поняла, что мне обязательно надо назад. К тебе.
-- Меня зовут Ирье, -- сказал он, и я не сразу поняла, что это значит.
Высшая степень доверия -- имя, которое открывают только самым близким. А я не могла ответить ему тем же.
-- У меня нет имени, -- призналась я, -- наверно, когда-то было, но я его не помню.
Больше в тот вечер мы не сказали друг другу ни слова, а на следующий день нам не удалось встретиться наедине. Эта невозможность поговорить заставила меня нервничать и сомневаться: а ну как Ирье мне не поверил, что нет имени, обиделся на недоверие и станет избегать встреч? И я вздохнула с облегчением, когда день спустя он вновь позвал меня за собой.
Мы устроились в развилке корявого дерева, болтали ногами и слушали журчание сбегающего с горы ручья. Ирье был задумчив, но я знала, что он просто подбирает правильные слова, чтобы сказать мне что-то очень важное. И не ошиблась.
-- Я хочу тебе кое-что предложить... Не знаю, сможешь ли ты покинуть долину... Я просил тебя вернуться, а теперь жалею об этом. Нет, ты не подумай, я очень рад тебе, но переживаю о том, что, возможно, лишил тебя шанса на свободу. Ты ведь понимаешь, что здесь ты навсегда останешься чужачкой? И что у тебя нет шансов на проявление?
-- Как это -- нет? -- растерялась я.
-- В обряде должен участвовать кровный родственник не дальше второго колена. А у тебя нет... Что, тебе об этом никто не сказал?!
Я нашла в себе силы только помотать головой. Это было сродни удару под дых. Я догадывалась, почти уверена была, что мне не будет легко получить то, ради чего я здесь осталась, но чтобы так, без шансов... Навсегда невидимой во внешнем мире, лишенной человеческого общения -- или навсегда чужой в долине?
-- Я не знал, что от тебя это скрыли, а то бы давно сказал... В общем, выбор у тебя невелик, а в долине ты все же смогла бы жить, разговаривать с кем-то, работать на клан... И я хотел бы предложить тебе защиту: если ты войдешь в одну из семей клана, люди могут относиться к тебе как угодно, но никто не посмеет поступать с тобой незаконно, даже Глава.
Войти в семью -- это как? Замуж, что ли, позовет?..
-- Как ты смотришь на то, чтобы стать моей сестрой?
-- Сестрой? -- бессмысленным эхом откликнулась я.
Это было слишком неожиданно.
-- Да, -- кивнул он, -- именно сестрой. Помолвку и брак в нашем возрасте никто не позволит, нужно на клан отработать несколько лет, прежде чем связывать себя подобного рода узами, а защита тебе может понадобиться уже скоро.
-- Я согласна!
Сама не ждала от себя этих слов, а они почему-то сказались. И осталось убеждение, что всё правильно.
-- Я всё подготовил.
У него и правда оказался с собой маленький ножик с незнакомыми символами на костяной рукоятке -- я таких знаков не видела ни в одной книге, ни у Бьярты, ни у Райнера. Но меня почему-то не оставляло ощущение, что я вот-вот смогу их понять, прочитать. Словно встретилась с чем-то, что давно знала, но позабыла.
-- Это ритуальный, -- пояснил Ирье, -- очень древний.
Два разреза на запястьях -- и мы соединили, сплели наши руки, и зазвучали слова клятвы:
-- Призывая в свидетели богов всех миров, известных и неизвестных, я нарекаю и признаю тебя, не знающая имени, своей сестрой и клянусь быть тебе братом, защитником и советчиком.
-- Призывая в свидетели богов всех миров, известных и неизвестных, я нарекаю и признаю тебя, Ирье, своим братом и клянусь быть тебе сестрой, поддержкой и утешением.
-- Вот и всё, -- подытожил Ирье. -- Мой дом -- твой дом, сестра.
-- Как странно, -- отозвалась я, -- никогда прежде не слышала такой клятвы, а слова сами ложились на язык, словно я знаю их давным-давно.
-- Это очень древняя клятва. Она сама себя говорит, достаточно искреннего желания.
-- И что теперь?
-- Теперь... Если останешься, будешь под моей защитой. А если решишь уйти, то помни, что здесь у тебя остался брат. Ну а если я окажусь во внешнем мире, то смогу перенестись к тебе тенями из любого места, как и ты ко мне. На такое не способны даже настоящие кровные родственники или супруги, а ритуал дарит нам эту возможность.
-- Удивительно! Откуда ты все это знаешь?
-- Мой род -- хранители древних традиций. Мы знаем даже то, что другие уже давно забыли.
С тенехождением друг к другу мы решили пока не экспериментировать -- кто знает, как далеко простирается власть хозяина теней. Может, он отслеживает любое перемещение внутри долины. Мы же хотели держать нашу связь в секрете, покуда нет необходимости ее обнародовать.