Лесовой вовсе не был одиночкой. Вполне компанейский парень, не чуждый шалостям, острый на язык. Но часы, проведенные наедине со мной, он очень ценил.
-- Ты все понимаешь, -- пояснял он.
Я только пожимала плечами: иногда мне казалось, что я вовсе ничего не понимаю.
Впрочем, мне это не мешало и самой получать удовольствие от наших встреч. Лесовой не лез в душу, не пытался выведать у меня мое прошлое, но и о себе рассказывал далеко не все. Нам было хорошо вместе, а еще тот самый дар, что время от времени подталкивал меня под локоть, заставляя совершать те или иные действия, нашептывал мне на ухо, что этого парня стоит держаться, что мы еще пригодимся друг другу.
Еще одним важным человеком в моей жизни стал мастер Лист. Те часы, когда мои сверстники сидели на общих занятиях, я проводила у него в лаборатории. Вопросов он теперь задавал куда меньше, чем прежде, основное для себя целитель уже выяснил, так что чаще всего я просто помогала ему готовить лекарственные составы.
За работой мы в основном молчали, и для меня это было временем размышлений, упорядочивания впечатлений, а потому лабораторию я обычно покидала в умиротворенном состоянии. И несмотря на то, что с Листом мы почти не разговаривали, я начала видеть в нем человека, которому, случись что, могла бы довериться. И что самое странное, мой скептически настроенный внутренний наблюдатель не имел никаких возражений по этому поводу.
С середины зимы мастер стал привлекать меня к занятиям с младшими подростками, которые учились видеть магию. Это оказалось неожиданно интересно -- пытаться выразить в словах собственные ощущения так, чтобы они стали понятными другим. И я невольно вспоминала последнее письмо принцессы и посмеивалась: вот и я стала учительницей.
Как ни странно, мне это нравилось, хотя еще совсем недавно я не могла представить себе, как это -- работать с детьми.
К счастью, мне не приходилось стоять перед классом в одиночестве и вещать. Наши уроки проходили в маленьких группах, а то и вовсе индивидуально, и всегда мастер Лист был рядом со мной, наблюдая, подсказывая, направляя.
Ученики прозвали меня магичкой.
Впрочем, среди старших новое имя не прижилось, те продолжали звать меня Пришлой. Кроме Лесового, который вообще избегал меня как-нибудь называть.
-- Это все ненастоящее, -- пояснял парень, -- не твое. А для настоящих имен время пока не пришло.
Да, наверно. Только у меня, в отличие от Лесового, настоящего имени не было, даже тайного.
Надо сказать, пока мы вполне успешно обходились без имен -- я всегда знала, когда он обращается ко мне, даже если в этот момент мы не смотрели друг на друга.
Некоторые принимали нас за пару, а Дрозд, который все никак не оставлял своих попыток быть поближе ко мне -- к счастью, не слишком настойчивых, -- посматривал на Лесового недовольно. Не знаю, высказывал ли он другу свое неудовольствие, но со мной заговорил на эту тему всего однажды:
-- Почему ты с ним?
Поди ответь сходу!
-- Мне с ним просто хорошо, -- других слов я не нашла.
-- Он тебе нравится как парень?
-- Я не думала о таких вещах.
А вот это уже было не совсем правдой -- очень даже думала. Я вообще привыкла обдумывать все изменения в своей жизни. И в этот раз очень быстро пришла к выводу, что мои чувства к Лесовому совсем другого рода, хотя определения им пока не нашла. Просто я совсем не желала обсуждать это с Дроздом.
Было заметно, что Дрозд хотел сказать что-то еще, но передумал. А Лесовой, которому я передала этот разговор, долго молчал, прежде чем озвучить свое мнение. И слова его меня совсем не удивили, ибо были созвучны моим собственным мыслям:
-- Знаешь, я не хотел бы говорить о нем плохо. Просто потому, что и сам ни в чем не уверен. Но все-таки... не стоит подпускать к себе Дрозда слишком близко.
Я кивнула, соглашаясь.
Мы вообще старались не обсуждать никого из знакомых -- ни учеников, ни наставников. И было еще несколько тем, которых мы избегали. Ни разу мы не коснулись такого болезненного для меня вопроса, как проявление. Стояла за этим какая-то тайна, в которую старшие не спешили меня посвящать, а задавать вопросы ровесникам я не решалась, опасаясь нарваться на запрет, на бегающие глаза, которые разрушат отношения, успевшие возникнуть между нами. Ведь невозможно потом сделать вид, что ничего не было, мы просто самим себе не поверим. И даже Лесового я об этом не спрашивала, хоть и готова была ему доверять. Просто отношениями с ним я дорожила более всего. Как не спрашивала и о тех, кто живет в долине, но Тенями не является.
Для поисков ответов на эти вопросы внутри меня жил тот самый наблюдатель, который фиксировал малейшие оговорки и пытался составить из них цельную картину. Пока не слишком успешно.
По правде говоря, более всего я была озабочена поиском выхода из долины. Если меня попытаются здесь запереть, не выпустить через тени, у меня должна быть возможность покинуть долину другим путем.
Хуже всего было то, что я слабо представляла себе, как этот путь искать. Долина была слишком велика, чтобы обследовать ее шаг за шагом.
Возможно, разумнее всего было бы проследить за мастером Листом. В течение зимы он дважды пропадал больше чем на неделю, но оба раза мне не удавалось заметить, когда и куда он уходил. Я даже не уверена была, что он покидал долину. А появление после его второго возвращения нового оборудования в лаборатории можно было объяснить как-то иначе: оно выглядело достаточно компактным, чтобы кто-то из Теней мог пронести его в долину.
А еще я подсматривала и подслушивала, нисколько не смущаясь этого занятия. Правда, здесь это было делать куда сложнее, чем во внешнем мире. Целитель, к примеру, мог засечь присутствие любого из учеников даже в теневой форме, равно как и Синий -- последний даже различал нас как-то, в отличие от Лисы, которая чувствовала нас, но определить, кто именно рядом с ней, могла не всегда, даже когда сама переходила в теневое состояние. Я и сама, экспериментируя, обнаружила, что узнаю в такой форме лишь немногих, остальные для меня остаются безликими Тенями.
Куда проще было провести мастера Силу, который вообще ничего и никого не замечал, если был чем-то увлечен. Но мастер Сила меня не интересовал. Больше всего мне хотелось держать под присмотром Главу, но именно к нему я подбираться не рисковала.
Кое-что я все-таки смогла выяснить: все взрослые трудоспособные Тени принимали участие в патрулировании долины. И если часть из них следила за порядком в населенной зоне, то небольшие группы время от времени исчезали из виду, и я по некоторым признакам определила, что они несут службу где-то на окраинах. И что там охранять, если не тот самый таинственный проход, ведущий во внешний мир? Увы, проследить за ними не было никакой возможности -- к месту службы патрульные группы отправлялись явно не пешим ходом, а тенями.
Между тем, близилась весна, и я начинала нервничать: по весне должны были начаться испытательные задания. Отправят меня, как и других, за пределы долины или найдут предлог задержать?
Из нашей небольшой компании первым уходил Дрозд. Накануне он загадочно улыбался и пребывал в радостном предвкушении. Через два дня исчез Лесовой -- мы даже попрощаться с ним не успели. Нитка считалась пока слишком юной для выхода во внешний мир, а мне Лиса сказала, что стоит немного подождать. И даже вполне убедительно объяснила, каких именно навыков мне пока не хватает. Я сделала вид, что поверила, и с искренним -- не показным -- рвением принялась за освоение недостающих навыков.
Парни вернулись одновременно -- спустя полторы недели. Дрозд показался мне растерянным, даже как будто пришибленным, хотя на не слишком внимательный взгляд парень вел себя как обычно. Непонятно было, то ли ему задание не по душе пришлось, то ли со старшим в паре что-то не сложилось. В то, что его сильно разочаровал внешний мир, я не верила, так как точно знала, что парень уже бывал за пределами долины с родителями. Впрочем, уже через несколько дней к Дрозду снова вернулось душевное равновесие. О том, что с ним произошло, он так и не рассказал.