Шайри и Синэль в Элдарии обживаются, привыкают – медленно, постепенно, но неотвратимо.

Раз – Шайри прекращает вздрагивать, когда из-за поворота бесшумно появляется Хамон; два – хвосты Мико больше не кажутся чем-то странным; три – Невру можно шутливо щёлкнуть по носу, потому что к нему привыкли, и он дурачится.

Сёстры собирают травы (они бы с удовольствием посмотрели на то, что из них делается, но Эзарель очень ревностно оберегает свою территорию и свои секреты, поджимает губы, улыбается и говорит, мол, уходите пиками махать, там особого ума не надо. А здесь, – на этом моменте он обязательно щурится – работа тонкая, алхимическая).

«Это вам не пиками размахивать», передразнивает Синэль зло и весело – ровно настолько зло и весело, чтобы было понятно: он ей нравится. Она сама этого ещё не до конца понимает, но это уже чувствуется – от неё практически пахнет этой симпатией, острой, как красный перец, пряной, как паприка, и немножечко несправедливой – как то, что они здесь оказались.

Шайри то краснеет, то бледнеет, потому что у Валькиона потрясающе белозубая улыбка, а за его спиной хочется прятаться. Тут уже подтрунивает Синэль, они любят друг друга поддевать, как будто в этом есть что-то из ряда вон выходящее – тянуться к кому-то.

Тонкие змейки, украшающие левое предплечье – у Синэль зелёная, у Шайри красная – вообще-то, намекают, что да. Из ряда вон.

Тянуться к кому-то, кроме друг друга.

Но и это тоже помогает привыкнуть к Элдарии.

Если есть мир, где можно просто быть рядом и наслаждаться этим – почему бы его не полюбить?

***

Есть две вещи, которые никак нельзя объяснить девочкам из другого мира. Первая – это почему Эзарель такой козёл (вообще-то, это как раз объясняется легко и ни в коем случае их не волнует), а вторая – почему нельзя держать больше одного фамильяра.

Волшебные звери чувствуют это – и тянутся. За защитой, за компанией, за чем-нибудь ещё. Небольшой корко у Синэль вырастает до размеров хорошей такой скаковой лошади, приходится выделить ему – вообще ей, и её зовут Сэра – отдельное стойло. Впрочем, в стойло Сэра даже на ночь приходит не всегда.

И глаза у неё – изумрудные. И умные просто до невозможного.

Шайри – отдельная история. Все, кто бросит на неё взгляд с определённой долей грусти в нём, рискуют быть забранными, а потом накормленными, обогретыми – и в последствии любимыми. Морщатся все, мол, сколько можно, куда ты их девать будешь? – а она улыбается.

Каждый занимает себя тем, чем может, говорит она.

Иногда и не говорит.

Комната сестёр больше похожа на зоопарк. «И вы тут, кстати, не смотрительницы», – ехидно замечает Эзарель. Он подчёркнуто не любит каждого из фамильяров, кроме, конечно же, своего – но почему-то заходит в комнату всё чаще. То на пороге постоит, облокотившись на дверной косяк, то дверь распахнёт, когда кто-то переодевается.

То принесёт гусеницу, огненный фрукт, рыбу-стрекозу – любой корм – с удивительной точностью угадывая, какой же закончился именно сегодня.

Валькион, как глава одной из Гвардий, должен не одобрять. Мико на него шипит: прекрати так довольно лыбиться, ты подаёшь дурной пример! – а он не может. Зато треплет их по ярко-красным макушкам, иногда давя в себе гордое «это мои девочки» – хотя, в идеале, Обсидиан должен учить не этому.

Валькион любит своего фамильяра сильнее всего на свете, и это знает вся гвардия Эль – а может, и вся Элдария в принципе.

Шайри любит всех своих фамильяров одинаково сильно. Ей не нужно одобрение в этом деле, но если оно идёт приятным бонусом – почему бы и не расслабиться?

Почему бы и не зажмуриться, когда большая загорелая ладонь покровительственно и одобрительно ложится на макушку?

***

Синэль к фамильярам относится спокойнее. Вылечить – да, пожалуйста. Покормить – конечно, подождите пять секунд. Погладить – ладно, ладно, я сейчас.

Сделать своим собственным фамильяром – ммм, нет, спасибо, не сегодня.

Сэра, конечно, исключение. Среди корко она – изгой (размером с лошадь, они же к такому не приспособлены!). Синэль гладит её, Синэль смеётся, когда она тянет Эзареля за штанину, чтобы снискать одобрения хозяйки, но ещё сильнее смеётся, когда Невра рассказывает: мол, эльф-то её подкармливает. Хитрый эльф, проныра, бессовестный – вот что по-хорошему надо ему сказать, но Синэль просто наблюдает иногда, и всё.

Что он, без неё не знает, кто он? Тоже мне, нашлась фифа – девочка из другого мира, любящая раздавать эпитеты направо и налево.

Хитрый эльф, проныра, бессовестный – когда Синэль не видит, Сэра фыркает ему в ладонь; а когда видит – тянет за штанину.

Синэль хочется точно так же, разве что без штанины, конечно – но она слишком боится уколоться.

***

Есть осьминолап, оранжевый и скользкий. Её зовут Магни, она похожа на желе и батут одновременно, у неё восемь щупалец и блестящие глаза – и, в отличие от остальных осьминолапов (пульпат, поправляет Невра иногда и на автомате, п у л ь п а т), она неестественно быстро передвигается по суше.

Это Синэль уже во дворце гвардии Эль поняла, куда весёлая пульпата пришлёпала следом за будущей хозяйкой.

Что делать.

Пришлось любить, кормить и никому не отдавать, конечно же.

***

Драфлаэль запуталась у неё в волосах, маленькая, костяная и жутко крикливая. Волосы у Синэль длинные, до пят (как ты в них вообще не путаешься, этот вопрос разве что ленивый ей не задал, а она только плечами пожимает – ну а что тут ответишь? Как-то?), так что выпутывали малышку долго. Она помещалась в ладони, сожми кулак – и можно раздавить.

И глазки-бусинки.

Тоже пришлось оставить.

Из-за голоса драфлаэль получила имя «Лорелей».

***