В зависимости от влажности воздуха за два три дня рыбные полоски готовы к употреблению, но здесь, в Красном море дует сухой ветер из пустыни и достаточно солнечного утра чтобы они полностью высохли.
Рыбаки закончили одну акулу и занялись другой, потом следующей. Работают по колено в воде и покрывающие их тряпки мокнут в красного цвета море.
Стайка олуш летает над лагуной концентрическими кругами приглядывая куски рыбы оставшиеся без присмотра, чтобы стащить. Но добыча оказывается слишком тяжёлой для маленькой и лёгкой птички и сделав несколько взмахов крыльями в попытке набрать высоту они вынуждены выпустить её в море.
«Baby, baby..!» кричит Фетини и все собираются вокруг.
Из только что распоротого брюха акулы выпали четыре ещё не рождённых акулёнка. Нож Фетини на этот раз входит без скрипа и умелым движением он извлекает печень у акулят, которую рыбаки тут же съедают сырой, как есть. Мне тоже предлагают. «Lah shukran.» — нет, спасибо. Совсем не тянет попробовать ещё и это, к счастью они не обижаются, только немного удивлены, как можно отказываться от такого лакомства и не теряя времени съедают мою часть.
Сразу после этого из живота ещё одной акулы появляется мешок с жёлтыми яйцами размером с вишню. Совсем как в детстве, когда в деревне я ходила к соседке крестьянке, которая сворачивала шеи курам и потом ощипывала и потрошила их. Я помню, что внутри у них иногда были такие же точно яйца: жёлтые шарики заключённые в прозрачную мембрану, пока ещё без белка и скорлупы.
Наконец всё почищено и приведено в порядок: плавники и хвосты положены сушиться на скалы повыше, солёное акулье мясо пониже, головы и внутренности сложены в дальнем углу пляжа а под бочкой с печенью разведён огонь. Когда всё закончено, Фетини направляется к хижине и жестами зовет нас последовать за ним.
— Sit, sit…Welcome.
Как только мы усаживаемся, он исчезает из нашего поля зрения вместе со своими друзьями.
— Куда они подевались?
— Они моются в море и стирают одежду. — Я вижу их через щели в хижине.
— Не показывай что смотришь. Они, должно быть, стесняются когда женщина видит их во время купания.
— Они меня не могут видеть из за веток, и потом, они так стыдливы, что моются одетыми.
Через некоторое время рыбаки помытые и переодетые идут молиться на площадке за хижиной. Площадка ограничена белыми раковинами и ориентирована на северо-восток. Это их мечеть. День закончился и они благодарят Аллаха за то, что они есть, за то, что он дал им жизнь и конечно же за хорошую добычу. Хорошая добыча для них это, в основном, акульи плавники и хвосты. По этой причине акулы варварски истребляются по всему Красному морю и большей части Индийского океана. Плавники стоят двадцать четыре доллара за дюжину. Через длинную цепочку посредников из этого затерянного в Красном море места они попадут в Сингапур, откуда, соответствующим образом обработанные и упакованные отправятся на столы, радовать китайцев и японцев.
На других островах, здесь, в Красном море, нам довелось бродить по пляжам на протяжении нескольких километров заваленным разлагающимися акульими тушами. И у них были отрезаны только плавники и хвосты, остальное брошено гнить под солнцем. Сами рыбаки жили среди этой гнили и смрада на открытых всем ветрам берегах. У них не было сил даже построить хижину. В промежутках между выходами в море они ночевали прямо на земле, под сшитыми мешком циновками, которые днём защищали их от солнца а ночью от холода.
Здесь, у Фетини, совсем иначе. Всё убрано и упорядочено, пляж чист от отбросов, которые сложены в дальнем углу на радость олушам и хищным птицам. В море тоже ничего не должно оставаться, могут прийти акулы. Акулье мясо не выбрасывается а сушится. Конечно, оно не принесёт того дохода что плавники и хвосты, но на рынке в Мока его купят эритрейские коммерсанты или сауды на корм скоту.
Через некоторое время монотонное бормотание молитвы закончилось. Готовое кануть в море солнце уже окрасило небо в красный цвет и воспламенило скалы из чёрной лавы.
Рыбаки зашли в хижину и усаживаются рядом с нами, расстилают на песке циновки и одеяла, чтобы нам было удобнее.
Фетини самый старый из группы и остальные, почти ещё мальчики, почитают его как старосту.
— Carlo! Fethini…akhul.. — восклицает наш друг.
— Лиззи. Поняла? Он приглашает нас на ужин. Постарайся выразить им признательность.
— Нет! Прошу тебя! Эту чёрную мерзость я не хочу…И кроме того, мы отнимем пищу у них, которые вкалывали весь день. Придумай что-нибудь, давай. — вот вся признательность, которую я могла выразить.
Но это совсем не просто. На слабые протесты Карло, Фетини отвечает смехом и жестами, словно отправляя пищу в рот щепотью. Он уже решил за нас. Кажется все рады, такое событие — двое гостей иностранцев, пусть даже порции будут меньше.
Довольны все кроме меня. При одной только мысли о бочке с печенью меня одолевает ужас. Я уже знаю, придётся попробовать по крайней мере пару кусочков, отказаться будет невозможно.
Парень, по виду самый младший, остался снаружи хижины готовить ужин. Выхожу составить ему компанию. Парнишка копается в песке, разгребает его немного и поднимет полузасыпанную доску. «Tandoor» — говорит он показывая на картон и куски мешковины покрывающие закопанную в песок бочку. Внизу, на дне, краснеют угли а сверху пекутся две хороших рыбины. Парень сует руку по локоть в бочку, переворачивает рыбу. Запах очень аппетитный. Прежде чем закрыть бочку, Али делает две лепёшки из теста, которое он держит в жестяном тазике, расплющивает их ладонями и прилепляет к вертикальным стенкам бочки, чтобы они пеклись подальше от углей. Потом накрывает всё и присыпает песком.
Я приятно удивлена. В нескольких метрах на другом костерке, разведённом прямо на песке и укрытом от ветра картонной загородкой, стоят кастрюли, одна с рисом, другая с красноватым бульоном в котором варятся куски рыбы.
— Akul? — Еда? Я спрашиваю с деланным безразличием, показывая на кастрюли.
— Aiua, akul — отвечает он блестя глазами и белозубой улыбкой.
— Точно? А печень? — я показываю на бочку стоящую на огне.
Наверное я его озадачила, потому что он, с озабоченным выражением лица бежит посмотреть внутрь.
— Сейчас его стошнит. — подумалось мне.
Но видимо тошнота его не берёт. «Lah akul…feluka» — Алим показывает на лодку и её киль.
— Что?…Ты хочешь сказать что… — и тут я вспоминаю сколько раз видела рыбаков, которые мазали лодки снаружи и изнутри какой то липкой, вонючей бурдой. Мы никак не могли понять, что это было. Много раз, садясь в пирогу или лодку побольше, я обнаруживала, что брюки безнадёжно испачканы чем то тёмным и липким. Вероятно это служит для защиты дерева. И каждый раз, когда мы спрашивали, что это такое, владельцы лодок изображали рыбу и показывали на живот. Мне это казалось очень странным и в подробности я предпочитала не вдаваться. А в следующий раз опять пачкала одежду и прилипала к очередной лодке.
Наконец я поняла, это что-то вроде защитной краски которую делают из печени акул (и, возможно, других рыб), кипятят её и оставляют тухнуть. Однако более приятным открытием было меню нашего ужина.
В хижину возвращаюсь бегом, обрадовать Карло. Там, в прохладной тени Фетини рассказывает о своей работе. Он и его ребята пришли из Мока, это на Йеменском берегу, отсюда пятьдесят пять миль на восток. Они приходят сюда на самбуке загрузив в неё бочки с водой и бензином, несколько мешков риса, муки, немного сахара, немного чая и табака.
Каждый день выходят в море, проверяют сети поставленные накануне, вытаскивают акул, чинят сети и сова их ставят. Потом возвращаются в свой лагерь, разделывают рыбу, молятся, кушают и ложатся спать. На рассвете следующего дня всё начинается сначала, и так на протяжении полутора — двух месяцев, пока не закончится вода и бензин. Тогда они загружают в самбуку пустые бочки, мешки с плавниками и сушёным акульим мясом и возвращаются в Мока. Там продают товар китайским и арабским торговцам, снова закупают провизию и горючее и побыв немного с семьёй, опять возвращаются на этот островок.
