Мы каждый день поливаем наши яблоньки и говорим: "Пусть подрастут до приезда папы!" На яблоньках теперь много листьев, хотя они и не цвели. А мак в нашем саду уже осыпался... Бот сколько времени прошло... Только наши башмаки все такие же - мы их бережем до приезда папы.
Каждый вечер, перед сном, мы смотрим на папин портрет. Оксана говорит ему:
- Приезжай же скорей, папа, приезжай!
- Наверно, нэпа очень далеко гнал врагов, вот и не может быстро вернуться. Да, Оксана?
Сестра отвечает:
- Да! - и засыпает.
"Пусть скорее наступает утро и возвращается папа!" - думаю я каждый вечер.
Мама вздыхает, глядя на нас с Оксаной.
ВО СНЕ И НАЯВУ
Наяву портреты но разговаривают. А во сне они и разговаривают, и смеются. Я сплю и вижу сон. Будто папин дортрет, который висит над кроватью, приблизился ко мне. Вот он сделал шаг, вот взмахнул рукой. Опущенные усы шевелятся, звенят на груди медали. Папа улыбается, и глаза его блестят. Совсем как живой, кажется даже, что он разговаривает. Я хочу раскрыть глаза, крикнуть, но лежу, как скованный. Вот ведь какой сон!
Наконец мне удается открыть глаза. Солнце ярко светит в окна. А портретов будто уже два: один ушел на свое место, а другой вдруг наклоняется, схватывает меня и прижимает к себе. Я сразу просыпаюсь. К кровати подбегает мама, что-то быстро и весело говорит, но я не слышу ее.
- Папа!.. - вскрикиваю я. - Почему ты так долго не возвращался, папа?..
Просыпается Оксана. Она удивленно смотрит на нас, поднимается. Папа подходит к ней и берет ее на руки:
- Вот и дочка моя проснулась. Узнаешь меня, доченька?
Оксана звонко смеется и целует папу. А я-то и забыл его поцеловать.
- Папа, - говорит Оксана, - а мы тебя ждали, ждали...
Держа нас обоих на руках, папа садится на сундук.
- Вот я и вернулся живым, здоровым, потому что вы меня очень ждали. Оказывается, вы счастливые, мои дети!
Я считаю медали: одна, две, три, четыре, пять... Только я еще не знал тогда, что означают две желтые и две красные полоски над карманом. Теперь-то знаю: это значит - папа был четыре раза ранен.
Мы долго сидели на сундуке. Потом стали приходить гости. Их было еще больше, чем тогда, когда приехала Оксана. Все здороваются с папой, жмут ему руку, некоторые даже двумя руками сразу. Соседки-старушки гладят папу по спине.
Пришел и дедушка Мансур.
- Огромное спасибо за святое дело, которое вы сделали: самую войну победили, - говорит он. - Что разрушено - восстановится, что износилось - обновится. Только сирот очень жалко.
Папа глубоко вздыхает. А дедушка Мансур ведет уже другой разговор:
- И нам было трудно. Однако мы работали изо всех сил. Вот сам увидишь...
Первыми пришли Марат с Фагимой. Они, как вошли, прислонились к двери и так все время стояли.
- Входите, входите! - приглашали мы.
Но они не двинулись с места. Я знаю - они стеснялись папы.
Позже всех пришел Заман, сразу подбежал к папе, обнял его за ноги. Мы все удивились, а папа взял Замана на руки и говорит:
- Вот, оказывается, кто больше всех соскучился!
- Если у тебя есть ружье, дядя, стрельни-ка, - попросил Заман.
- Здесь же нет врагов! - говорит ему папа.
- А ты стреляй в коршуна, он сегодня унес у нас цыпленка.
Все стали смеяться, а Заман как ни в чем не бывало просит:
- Покажи мне свою саблю.
- Я не привез саблю, милый. А когда поеду в город, куплю тебе маленькую саблю, ладно?
- Ладно, хоть и маленькую, - говорит Заман и сползает с папиных колен.
Мама угощает всех детей. Заман получает свой гостинец и сейчас же выбегает из дома. Марат и Фагима зовут нас играть, но разве мы можем отойти от папы!
Мама тоже не пошла на работу. Весь день она варила и пекла вкусные вещи. Мы все время была возле папы. Мама тоже подходила к нам, улыбалась, смотрела то на нас, то на папу. И говорила она так весело и звонко, как будто сыпались серебряные монеты. Все лицо ее светилось, глаза сияли, и мне казалось, что весь наш дом и вся наша улица стали светлее.
Она теперь совсем не похожа на ту маму, которая в толстой белой шали, с мешком за плечами уезжала зимой в далекий город. Но все равно, это та же наша мама.
После полудня пришла бабушка из Тимертау. Увидев ее в окно, мы с Оксаной выбежали навстречу. Но на этот раз нам совсем не было интересно, что лежит в ее больших карманах.
- А-а-а! Мои быстроногие! - говорит бабушка, берет нас за руки и торопливо шагает к дому.
Дома она обнимает папу и тихонько плачет.
- Знаешь, Оксана, - шепчу я, - слезы бабушки - ото слезы радости, сладкие слезы.
- Откуда ты знаешь?
- Дедушка Мансур так сказал.
- Молодец, крепко держишься, мама! Может, ты сделана из железа, раз ты из Тимертау? - шутит папа.
[Чимертау - Железная гора.]
- И железо ржавеет, сынок! А в трудные годы надо быть крепче железа.
Я не могу удержаться от смеха.
- Чего ты смеешься? - спрашивает Оксана.
- Как может быть бабушка из железа? Она вся мягкая, и руки у нее вон какие мягонъкие.
Оксана хмурит брови. Ей кажется, что я смеюсь над бабушкой.
После чая папа надел пилотку.
- Мать, - сказал он, - я с детьми пройдусь по полям. На фронте дал я себе слово: если вернусь, то, не снимая походного мешка, обойду все наши поля и луга... Может, и ты с нами пойдешь?
- На этот раз идите без меня. Никак не управлюсь с работой, говорит мама, осматривая меня и Оксану. - А почему вы без башмаков?
Вот так так? Мы совсем забыли о наших башмаках. Я сейчас же достаю их из-под кровати:
- Вот, папа, желтые башмачки с красными кисточками, которые в майский праздник принесла нам бабушка.
- У меня один башмак уплыл по Серебряной, да Ямиль догнал и принес его, - рассказывает сестра.
- Не я один, а с дедушкой Якшиголом...
- Башмаки были причиной и радости и горя, - улыбаясь, говорит бабушка. - До твоего приезда дети не хотели надевать их, берегли. А папа приехал - про башмаки забыли. Ай, дети, дети...
Мы быстро обуваемся и уходим с папой. Идем на Полевую сторону. Папа идет посередине, я бегу с одной стороны, Оксана - с другой.
Папа срывает пахучие травы, растирает их в руках и нюхает, поднимает нагретые солнцем камешки и подносит их к щеке. Опережая нас, он сбегает на дно глубокого оврага; цепляясь за травы, быстро поднимается наверх, срывает колючие фиолетовые цветы татарника, потом влезает на какой-нибудь большой камень и долго-долго всматривается в даль.
Папа привел нас в дальнюю березовую рощу, к роднику. Ох, и холодна вода в том роднике! Папа вымыл этой водой лицо и руки и, зачерпнув ее руками, пил. Мы с Оксаной тоже пили. Потом мы сели у родника на траву.
- Этот родник выкопал мой отец, ваш дед Батырша, - сказал папа. - Я тогда был таким маленьким, как ты теперь. Этот родник так и называют родник Батыр-ши. Сколько людей пило здесь воду, умывалось... И птицы и звери приходят сюда пить воду. Смотрите, как привольно у родника растут красные цветы...
- Спасибо дедушке, - говорит Оксана. Папа обнимает ее и целует в голову.
- Умница, дочка моя!
- Папа, - говорю я, - давай и мы выкопаем три... нет, четыре родника: ты, мама, Оксана и я. И нам потом, может быть, скажут спасибо.
- Когда вырастете, - говорит папа, - вы будете рыть каналы, повернете течение рек, будете орошать землю, чтобы она вся цвела... Много сделаете полезного людям!
- Ладно, - соглашаюсь я.
Правда, я еще не могу выкопать и маленький родник, не то что большой канал. Но я научусь.
- Я тоже буду помогать. Ладно, папа? - говорит моя сестра.
Папа подает нам руки, и мы, смеясь, помогаем ему подняться с земли.
- Теперь пойдем к Дубовому озеру. Не устали? - спрашивает папа.
Нет, мы ничуточки не устали. Разве устанешь, если рядом папа!
Мы обходим аул наш с другого конца и до лугам, мимо речки Серебряной, выходим к озеру.
