Сказав это, предводитель тяньганов развернул коня и умчался обратно за горы, откуда появился, за ним последовали его люди, хватая за поводья каганских лошадей. Мы же направились к покойникам и принялись их обирать, то есть мародёрствовать в самом наглом виде. А что нам ещё оставалось делать? Я подобрал себе копьё, очень похожее на то, что было у меня раньше, и накинул один из просторных халатов, подбитый войлоком. В нём было не слишком жарко, но с другой стороны, он мог спасти от ударов по касательной и шальных стрел, не нацеленных именно на меня. Мне было искренне жаль воинов полководца У, по его приказу напяливших на себя доспехи, которые практически раскалились докрасна за несколько часов пребывания под палящим солнцем. Сам полководец влез в доспех предводителя каганов, даже нацепил шлем, блестевший на солнце так, что глазам было больно на него смотреть. Солдаты же из Боян-Обо отдали должное кожаным броням, к каким больше привыкли, а их предводитель — немолодой лучник Чин, вообще, отказался переодеваться, он сумел сохранить одежду в почти первозданном состоянии, правда не представляю каким образом.
Как только мы закончили с этим мародёрством, полководец У и Цинь-ин отошли в сторону и принялись обсуждать нашу дальнейшую судьбу. Я находился при Цине-ин, что совершенно не понравилось полководцу У, однако он смирился с этим фактом — знал, что я личный охранник наследника нашего предводителя. Он попытался прогнать лучника Чина, но тот настоял, сказав, что он может и не имеет никаких званий и титулов, однако и его люди — так всего лишь крестьяне из Боян-Обо, обученные владеть оружием, так что кому как не ему представлять их на этом совете.
— Зачем вообще вам знать, что мы решили? — раздражённо бросил полководец У.
— Мы такие же солдаты, — спокойно ответил Чин, посмотрев ему в глаза. Полководец отвёл взгляд и более подобных вопросов не задавал.
— Довольно, — произнёс Цинь-ин, — не стоит ссориться сейчас, когда мы едва избежали ссылки и гибели от рук тяньганов. — При этих словах полководец У злобно покосился на меня, я знал, что часть его семьи была вырезана во время восстания в Баотоу, за что ненавидел всех моих сородичей и меня, хоть я и не сделал ему лично ничего дурного. — Мы должны решить, что нам делать и куда направиться сейчас? — продолжал меж тем Цинь-ин.
— Я думаю нам надо возвращаться в Боян-Обо, — первым высказался Фань — опытный воин и наставник полководца У, приставленный к нему Цинем для того, чтобы смирять горячность молодого полководца. — Надо сообщить обо всём предводителю Циню.
— Это просто трусость, Фань! — выкрикнул и без того раздражённый полководец У. — У нас ничего не вышло в округе Синь-и, но надо продолжать поиски верных людей в других округах.
— И снова натыкаться на коллег чиновника Шиня, — заметил Чин. — Приказ императорского благополучия раскинул свои сети по всему Цинь-о-хаю, мы не можем знать кто ещё из чиновников, с которыми переписывался достопочтимый отец Циня-ин казнён или подвергнут пытке. И после этого мы должны совать голову в осиное гнездо снова, даже не зная, кто нас там встретит.
— Слова крестьянина ничего не понимающего в политике, — отмахнулся полководец У. — Как мы будем выглядеть в глазах предводителя Циня, когда вернёмся ни с чем?
— Мы будем выглядеть живыми, — сказал Цинь-ин, — хоть и не выполнившими задания. Просто в следующий раз надо будет лучше готовиться к такого рода миссиям.
— Для чего нужно было это совещание, если вы, Цинь-ин, всё и так решили и слушать меня не желаете.
У повернулся и отошёл от нас.
— Мы можем пожалеть о том, что взяли У, — заметил Чин, направляясь к своим солдатам. — Многие были против, но вашему досточтимому отцу виднее.
— Фань, — обратился к старому воину Цинь-ин, — прошу тебя, приказывать в таком деле не могу, поэтому именно прошу: приглядывай за полководцем У. Он может весьма сильно помешать нам.
Я же был более категоричен в своих суждениях.
— Его горячность может свести нас в могилу.
Теперь мы двигались в прямо противоположном направлении от места нашей ссылки, с удалением на север нам даже казалось, что солнце печёт немного слабее и идти как-то легче, когда вокруг не гарцуют каганы, многих покинула апатия, казалось навечно поселившаяся в душах некоторых, все пребывали в приподнятом настроении. Однако же были у нас и серьёзные проблемы. Даже если учитывать запасы воды каганов, нам её никак не хватало на дорогу по засушливой местности, при условии, что мы, как собирались, станем обходить все крупные деревни и города. Тем более, что мы не знали расположения колодцев, равно как и самой дороги, держа путь примерно на север, ожидая, что когда мы доберёмся до более знакомых земель, можно будет определить куда точно идти дальше. Смешно звучит, но тогда нам ничего не оставалось.
Цинь-ин ввёл жесткие нормы распределения воды, при которых больше получали те, кто стоил в дозорах или отправлялся в разведку и звания с титулами никакой роли не играли. Это бесило воинов полководца У и его самого, но пока что открыто возмущаться он не смел. Зная же его горячность, я понимал, что надолго его не хватит, и в скором времени дело может дойти до рукоприкладства, а там и оружие может пойти в ход.
— Плохо дело, — сказал на одном из ночных привалов Чин, тряся мех с водой. Удивительно, но после вечерней раздачи в нём ещё что-то булькало. — Этот мех почти пуст и ещё два осталось. При таком расходе воды, как сейчас этого хватит лишь дней на пять.
— Преувеличиваешь, Чин, — усмехнулся ему я. — Не стоит меня успокаивать. Два дня, не больше. Если, конечно, люди полководца У не взбунтуются. Оставшимся после этого понадобится гораздо меньше воды.
— Но всё равно, до более обжитых мест не хватит, — заметил таким же ровным, как и обычно, тоном Чин, пряча мех. — Но будем надеяться, что до этого не дойдёт. Безлюдье скоро закончится и нам придётся иметь дело с каганами и минцами. Тогда каждый воин и солдат будет на счету.
И ведь словно накаркал — предсказатель. А ведь так хорошо начинался день. Почти с самого утра мы натолкнулись на лагерь бродячих торговцев, нас привели к нему, фигурально выражаясь, наши носы. Едва проснувшись почти все почуяли запах жаренного мяса, кое-кто даже слышал его шкворчание на сковородах, поначалу решили, что это — голодные галлюцинации, но когда все сошлись во мнении, что жарят не что-нибудь, а говядину и скорее всего на углях, то тало ясно — действительно кто-то что-то неподалёку жарит. Все вместе с ума не сходят, по крайней мере, в таких количествах. Мы зашагали на запах и вскоре вышли к тому самому лагерю.
Торговцы раскинули лотки прямо посреди каменистой равнины, будто именно нас дожидались, однако когда мы подошли и начали расспрашивать их о ценах на еду и напитки, а заодно и отчего так странно выбрано место положения лагеря, нам ответили, что здесь сходятся несколько торговых путей и торговцы продают им ту самую еду, что готовилась сейчас на углях.
Истратив почти все отобранные у каганов деньги, мы наконец, впервые за последние несколько недель, наелись как следует и купили достаточно воды для дальнейшего путешествия. Также у них мы на остатки денег приобрели неплохую карту, которая, конечно, не указывала дороги до самой Боян-Обо, но всё лучше чем ничего. Для того, чтобы хватило денег на карту нам пришлось продать отличный шлем, принадлежавший теперь полководцу У, он долго сопротивлялся, однако когда торговец вынул из сундука великолепный да-дао — любимое оружие полководца; и предложил обменять его и карту на шлем и остатки денег, всё же согласился.
Мы уже собирались отбывать, когда в лагерь ворвались несколько десятков каганов в доспехах и при оружии. Они осадили коней, при этом пятеро постоянно держались при небольшом возке с заколоченными окнами. Эти пятеро не поспешили в лагерь, они лишь спешились и остались стоять вокруг возка, придерживая под уздцы своих лошадей. Остальные же подобно голодным волкам — детьми которых считали себя каганы, накинулись на еду. Их предводитель — седой воин с благородным лицом в одеждах из кожи, меха и стали, отлично заменявших доспех, хоть и не выглядевших таковым с первого взгляда, расплатился за всех с главой торговцев и сам сел есть. Он то и дело косился на нас — сразу заметил каганские доспехи; и наконец подозвал к себе одного из торговцев, что-то сказал на ухо и тот направился к нам.
