Ребольедо с Солдатами; потом Исабель.
Кpeспо
Предатели, трусливый род,
Свою добычу отпустите,
Из ваших рук ее исторгну,
Или я с жизнью здесь расстанусь.
Сержант
Напрасного желаешь ты.
Нас много.
Кpeспо
Но терзаний больше
В моей душе, и все вступают
В бой за меня...
(Падает.)
Я поскользнулся.
Шаг изменил.
Ребольедо
Убить его.
Сержант
Отнявши честь, лишить и жизни
Чрезмерно было бы, жестоко.
Его мы к дереву привяжем,
В глухом лесу не сможет он
Поднять тревогу.
Исабель (за сценой)
Господин мой.
Отец мой.
Кpeспо
Дочь моя.
Ребольедо
Тащите
Его подальше.
Кpeспо
Дочь родная,
Тебя лишь вздох мой провожает.
(Его увлекают.)
СЦЕНА 26-я
Исабель и Kpecno, за сценой; потом Хуан.
Исабель (за сценой)
О, я несчастная, увы.
Хуан (входя)
Печальный голос.
Кpeспо (за сценой)
О, несчастный.
Хуан
Какое смертное стенанье.
Мой конь споткнулся подо мною
При входе в лес, и я упал,
За ним слепой бегу по чаше,
И крик печальный слышу справа,
И слева горькое стенанье,
И так неявственны они,
Что я едва их различаю.
Здесь две беды ко мне взывают,
И помощи желают обе,
И голос здесь один мужской,
И женский также, вслед за ним я
Пойду, отцу так повинуюсь.
Он два мне правила преподал:
"Чтить женщину и биться там,
Где будет случай надлежащий".
И, следуя теперь призыву,
Честь женщины я защищаю,
И буду биться в должный миг.
ХОРНАДА ТРЕТЬЯ
Чаща леса.
СЦЕНА 1-я
Исабель, плачущая.
Исабель
О, никогда пусть не сияет
Моим глазам рассвет и утро,
Чтобы в тени не нужно было
Стыдиться мне самой себя.
Весна проворных звездных гроздий,
Не уступай заре дорогу,
Пусть по твоим полям лазурным
Она не рассылает смех,
А ежели придти уж нужно,
И надо мир твой потревожить,
Так пусть заря не смех роняет,
А с горьким плачем день ведет.
О, наибольшая планета,
Побудь в волне холодной дольше,
Дозволь, чтоб ночь продлила царство
Своих сомнительных темнот.
Дозволь, чтоб о тебе сказали,
Когда мою мольбу услышишь,
Что ты идешь не неизбежно,
А волю явствуешь свою.
Зачем ты восходить желаешь
И хочешь увидать с лазури
Мою печальнейшую повесть,
Рассказ чудовищной судьбы,
Насилий диких безымянность,
Что в посрамленье человекам
Свершилось, и по воле неба
Записан этот приговор?
Но горе мне, твое насилье,
Твою жестокость замечаю,
Тебя просила задержаться,
А ты встаешь над гранью гор.
О горе мне. За мною следом
Такие беды и несчастья,
Такое страшное бесчестье,
Такой судьбинный приговор,
И ты свой гнев стремишь мне с неба.
Что делать мне? Куда пойду я?
Когда дрожащие я ноги
Решусь направить в дом родной,
Найдет отец мой престарелый
Себе в том новое бесчестье,
Ведь он одну имел лишь радость,
Глядеться в светлую луну
Моей невозмущенной чести,
Которая узнала ныне
Такое лунное затменье.
Коль во внимание к нему
Не ворочусь домой, я этим
Возможность создаю для мысли,
Что соучастницей была я
Сама бесчестья моего.
И, будучи в том невиновной,
Неосмотрительно могу я
Злоречию дать основанье.
Как дурно поступила я,
Что я от брата ускользнула.
Не лучше ль было, чтобы гневный,
Весь распалясь, меня убил бы,
Мою судьбу он увидав?
Хочу позвать его, хочу я,
Чтоб, мщеньем яростным пылая,
Меня убил он, возвратившись,
Пусть эхо зов мой повторит...
СЦЕНА 2-я
Креспо, Исабелъ.
Кpeспо (за сценой)
Вернись меня убить скорее,
Убийцей будешь милосердным,
В том милосердья нет нисколько
Несчастному оставить жизнь.
Исабель
Что говорит там голос слабый,
Неявственный и плохо слышный,
Его признать не в состояньи.
Креспо (за сценой)
Убей из жалости меня.
Исабель
О, небо, небо, вот несчастье.
Еще другой взывает к смерти,
Еще меня он злополучней,
И против воли должен жить.
(Раздвигает ветки, предстает
Креспо, привязанный к дереву.)
Но что мои глаза здесь видят?
Креспо
Коль в том, кто здесь по лесу бродит,
Есть хоть на каплю милосердья,
Пусть подойдет меня убить...
Но что глаза мои здесь видят?
Исабель
Привязанный руками к дубу...
Кpeспо
Взывающую горько к небу...
Исабель
Здесь мой отец.
Кpeспо
Я вижу дочь.
Исабель
О, мой отец и повелитель!
Кpeспо
О, дочь, приди ко мне скорее
И развяжи мне эти путы.
Исабель
Не смею. Если развяжу
Тебя стесняющие узы,
Тогда, сеньор, я не посмею
Тебе сказать мои несчастья
И рассказать мою беду.
Чуть будешь с вольными руками,
Лишенный чести, ты немедля,
Проникнут гневом смертоносным,
Меня убьешь, и я хочу
Тебе сказать сначала повесть
Моих томительных несчастий.
Кpeспо
О, Исабель, постой, помедли,
Не продолжай. Несчастья есть,
Чтобы почувствовать их сердцем,
Нам говорить о них не нужно.
Исабель
Есть многое, о чем ты должен
Узнать, и, как о том скажу,
Твое все сердце возмутится,
И, прежде чем о том услышишь,
Мгновенного захочешь мщенья.
Я вечером вчера была
В тени твоих седин спокойна,
И юность сердцу обещалась,
Когда предатели, что были
До глаз закутаны в плащи,
(Они решили, что сумеет
Их дерзость побороться с честью)
Меня похитили: так точно
Ягненка похищает волк,
Когда сосет он грудь родную.
Тот Капитан, тот гость нечестный,
Что в первый день в наш дом низринул
Раскол предательства и ссор,
Всю смуту низкого коварства,
Меня схватил в толпе он первый,
А между тем другие с тылу
Его согласно, как один,
От нападенья защищали.
Вот этот лес, вот эта чаща
Ему прибежищем служили:
Когда же тирании гнет
Не укрывался в темной чаще?
Была здесь дважды без сознанья,
Когда и голос твой, за мною
Звучавший, оставлял меня.
Слабел он с отдаленьем в ветре
И еле-еле доносился,
И то, в чем раньше смысл был явный,
Не голос был, а только звук,
Рассеянный летучим ветром,
Не голос был, а только эхо,
Лишь слабый отзвук смутной вести.
Так тот, кто слушает рожок,
Когда уходит в отдаленье,
Уж звук растаял, долго слышит
Намек какой-то смутной вести.
И вот предатель, увидав,
Что больше нет за ним погони,
Что мне ни в ком уж нет защиты,
Затем что и луна, сокрывшись
Меж темных туч, заемный свет,
От солнца взятый, погасила,
Опять, и сколько раз, и снова,
Притворными словами начал
Оправдывать свою любовь.
Кто не нашел бы слишком странным,
Что кто-то хочет оскорбленье
Изобразить в словах как ласку?
Как дурно, дурно человек
Поступит, если пожелает
Приобрести насильем душу,
Не понимая, что победа,
Не понимая, что любовь
Есть чувство красоты, к которой
Испытываешь уваженье:
Любить же красоту в обиде,
И без души - лишь тень одна,
Любовь то к женщине красивой,
Но не живой. Каких молений,
Каких не говорила слов я,
То вся смиренье перед ним,
