Молча слушая непонятный, как китайская грамота, диалог сумасшедших, я был поражён реакцией карлика на слова волевой и решительной матушки Вомб.

Карлик в ужасе отшатнулся от медсестры.

– Только не клубок, прошу тебя! – в отчаянии взвыл он.

Вомб Ютер, полностью одевшаяся и закончившая прихорашиваться, несколько секунд свысока смотрела на трёхфутового карлика, стеблеобразные руки которого растерянно хватались за окружающие предметы, ища среди них несуществующую спасительную соломинку.

– Не блажи, – наконец брезгливо проговорила она. – Никто не виноват, что ты потерял форму.

Карлик понуро молчал.

Безжалостно отчитав Лапца, Вомб обернулась ко мне:

– Вставай!

Я тяжело поднялся и замер, не зная куда девать руки, что сделало меня похожим на карлика.

– Сейчас я свожу тебя на экскурсию в выпускной накопитель, – сообщила Вомб. – Это будет очень поучительно.

Метнув в меня исполненный жгучей ненависти взгляд, подавленный Лапец пошлёпал на выход. Вомб жестом приказала мне следовать за ним.

Я машинально придержал дверь, без всякой задней мысли собираясь пропустить матушку Вомб вперёд, но она укоризненно покачала головой и подтолкнула меня к выходу.

– Вгонишь ты Лапца в гроб своей простотой да и меня заодно! – насмешливо сказала она, не понимая моего замешательства. – Иди, иди, дурашка! – И с материнскими интонациями добавила: – Бегунок ты мой, бегунок!

В коридоре Вомб вызвала лифт и, когда мы вошли в идеально чистую пассажирскую кабину, отправила её на один из нижних этажей.

Там, куда мы приехали, было суетно и многолюдно. Я впервые воочию увидел собратьев по несчастью – таких же, как и я, простофилей, позволивших затащить себя в этот странный мир. Узнать пленников не представляло особого труда: их выдавали сонные, апатичные лица, замедленная реакция и потухшие глаза. Надо полагать, сам я выглядел не лучше. Каждый пленник (или клиент, как их здесь величали) передвигался по коридору в окружении неизменного почётного эскорта, состоящего из карлика и патронажной медсестры. Одного усатого двухметрового парня сопровождали, кроме того, четыре вооружённых охранника.

Не занятый конвоированием персонал больницы, а скорее, сумасшедшего дома, почти не обращал на нас внимания. Типичная больничная суета создавала идеальные условия для побега, и прежний Ольгерт Васильев непременно воспользовался бы благоприятной ситуацией. Но нынешний на такие подвиги был не способен.

Остановившись в конце коридора у массивной двери с остатками пластилиновой пломбы, Вомб открыла её и пропустила нас с карликом внутрь помещения.

Мы очутились в большой палате, сверкавшей хромом и никелем неведомых приборов и аппаратов. За огромным, как космодромная плита, столом, заваленным бумагами и пухлыми закрытыми и раскрытыми папками, восседала с заметным геморройным дискомфортным напрягом неприветливая пожилая тётка в стандартном белом халате, копающаяся в растрёпанной, донельзя засаленной амбарной книге.

– Здравствуй, Хенда! – почтительно приветствовала тётку Вомб.

– Приветик! – кисло проквакал не оправившийся от репримандов Лапец, а я по хамской привычке предпочёл промолчать.

– Здравствуйте, коли не шутите! – оторвав взгляд от жирных страниц, сурово глянула на нас тётка. – Никак, очередной голубок к нам залетел? – равнодушно скользнув по мне взглядом постклимактерических глаз, неприязненно-риторически вопросила она.

Я опять промолчал, а карлик принялся отвечать на не требующий ответа вопрос.

– Залетел, Хенда, на мою седую голову, – сложив крест-накрест длиннющие руки и оглаживая нелепо вывернутыми ладонями лишённый растительности шишковатый череп, раздражённо подтвердил он и, раскрутив ручищи в обратную сторону, принялся яростно растирать узловатые морщинистые коленки. – Только не голубь, а дятел. Или чёрный ворон. У меня от него голова разболелась, а теперь вот и суставы… У тебя тут нет какой-нибудь растирки? – заискивающе обратился он к хмурой тётке. – А то дала бы мне тюбик термогенной мази, а?

Хенда скорчила брезгливую гримасу.

– Знаешь, сколько сейчас лекарства стоят? – спросила она, придерживаясь неизменного неприязненно-риторического стиля. – Не знаешь, так пойди поинтересуйся. Аптека на первом этаже.

Лапец яростно засопел, и мне подумалось, что сейчас он схватит увесистую амбарную книгу и тогда… тогда неприветливой тётке придётся протоптать незарастающую тропу на первый этаж.

Вомб состроила гримаску, но промолчала, а Хенда, выдержав паузу, командирским голосом поинтересовалась у карлика, уродливое лицо которого возвышалось над страницами раскрытого гроссбуха не более чем на пять сантиметров:

– Ты, я слышала, не справляешься со своим новым клиентом? Судя по всему, покатишься ты клубком, а раз так, то и растирка не нужна.

– Кто не справляется, кто не справляется?! – полез в бутылку Лапец, незаметно от женщин довольно чувствительно треснув меня по затылку немыслимо изогнутой рукой.

Вомб наморщила симпатичный носик.

– Не кипятись, Лапец! – Она повернулась к тётке. – Хенда, мы пришли показать нашему беспокойному клиенту кого-нибудь из выписываемых. Возможно, это заставит его изменить поведение.

– Или ещё больше упереться на своём, – скептически заметила Хенда, поигрывая плохо заточенным карандашом. – Я не дурочка, Вомб, и вижу, что ты не полностью его депрессировала. – И жёстко заключила: – Халтурить вы стали с Лапцом, как я погляжу!

Вомб нервно облизнула пухлые губки, явно не чурающиеся сумасшедшей французской любви.

– Сеанс прошел хорошо, – с обидой в голосе взразила она. – А сейчас он опять активизируется. В дверь меня первой пропускал – хотел запереться в палате и дать дёру.

Хенда понимающе покивала. Они с медсестрой чисто по-женски немного посмеялись над этим, с их точки зрения, знаменательным фактом. При этом Лапец сохранял обиженный вид, меланхолически копаясь в своих ослиных ушах, а я не переставал удивляться.

– Ну ладно, – загасив улыбку, напугавшую бы самое злобное привидение на кладбище, сказала Хенда. – С минуты на минуту должна появиться курьерша с документами на выпуск. Так и быть, покажу вам одного нагрешившего засранца.

Она ещё минуты две-три перебрасывалась репликами с матушкой Вомб, пока их малопонятную болтовню не прервала вошедшая в палату девица с папкой в руках.

Эта штучка была гораздо моложе Вомб и тем более Хенды. Соблазнительные стройные ножки переходили в крепкую попку, крутые бёдра подчеркивали гибкую тонкую талию, грудь была ядрёна и высока – словом, как выразился классик, девица была тонка, но усадиста. В другое время я не преминул бы «попрессовать» милашку в укромном уголке, если бы сам сейчас не находился под невидимым прессом.

– Документы на Пьянчужку, – доложила девица ангельским голоском, кося огромными фиолетовыми глазами в густой опушке небутафорских ресниц в мою сторону. Соски её грудей вот-вот должны были прорвать тонкую материю куцего белого халатика.

– Почитай немного, Элеонора, чтобы вот этот голубок понял что к чему, – скучным голосом попросила Хенда, не представив нас и не предложив никому присесть.

Вомб повернулась к молодухе-ловмидухе:

– Его зовут Ольгерт Васильев. У нас он проходит как Лохмач.

– Наслышаны, – метнув на меня быстрый взгляд, коротко ответила курьерша.

– Век бы о нём не слышать! – буркнул Лапец, продолжая массировать коленки. – И никогда больше не видеть!

Хенда смерила карлика хмурым взглядом и упреждающе постучала по столу карандашом.

– Читай, Элеонора! – нетерпеливо приказала она.

Так и не присев, Элеонора раскрыла папку и, держа её на весу, начала читать с потугами на выражение, однако же постоянно перевирая акценты и смысловые ударения.