На душе стало пусто и гадко, захотелось снова погрузиться в Малдурум лишь бы уйти от этих раскаяний. Ему пришлось силой заставить себя свыкнуться с погибелью друга, истинную ценность которого он дурак раньше не хотел понимать, а сейчас было уже поздно. Замерший взглядом в одной точке, он продолжал сидеть, забившись в угол темной узкой камеры мягкого карцера для буйных, пока внутри его убивала совесть и раскаяние.

Он обратил внимание на следы ногтей, оставленные на мягком настенном покрытии кем-то из безумцев, что были здесь до него. Это место буквально хранило в себе безумные крики, истеричные мольбы о помощи, спасении сотен сходящих с ума в попытках снова стать артэонами после злодеяний Малдурума. "Нужно выбираться отсюда", - вдруг ожил Джейсон, ему было тошно здесь находиться. Переживания, сковавшие душу, вытесняли мысли о семье, друзьях, любимой, обо всем о том, что заставляет жить. Пройдя через ад, он заслужил несколько месяцев покоя и счастья нормальной жизни. Рурхан! Как он, что с ним, нужно было срочно, первым делом узнать о его судьбе. С трудом поднявшись на ноги, "Все мне полегчало. Выпустите меня!" - крикнул он, кулаком стуча по двери.

Ответа не поступало. Тайно наблюдающие за ним врачи смотрели, как он себя поведет. Ведь не сумевший окончательно избавиться от побочных эффектов пребывания в Малдуруме долго не получая ответа с той стороны он начал бы сходить с ума. Долбиться в дверь, кричать, рвать мягкое настенное покрытие камеры. Джейсон же спокойно просидел в своем углу еще несколько часов.

- Джейсон? - через громкоговоритель карцер огласил женский голос.

- Да, - не зная куда смотреть, ответил он.

- Как ваше настроение?

- Хорошо. Все нормально, - чтобы показать, что полностью стал собой, Джейсон добавил улыбку.

- Как ваше самочувствие?

- Чувствую себя так, будто мною только что испражнился огромный черный дракон. Как будто я все еще измазан в злых темных фекалиях, - Джейсон пытался как-то описать свое состояние. - Что я не прошел очередное испытание?! - крикнул он спустя пару минут тишины, но ответа так и не последовало. - Да я нормальный, пожалуйста, хватит уже! - он боялся снова остаться один в этом полумраке.

Спустя некоторое время дверь камеры отварилась. В свете загоревшейся на полную мощность лампы над входом внутрь вошел командир его батальона, майор Калегром. Облаченный в черный нательный комбинезон, он с улыбкой смотрел на еще одного из своих солдат наконец-то пришедшего в себя. Джейсон, от такой неожиданности позабыв обо всем, подскочил на своих трясущихся с непривычки ногах и замер по стойке смирно. - Нет не надо, успокойся, не напрягайся. Тебе сейчас нельзя. Так как дела боец? Как самочувствие? - легко и радостно улыбался командир, по-дружески пожав Джейсону руку.

- Отлично сэр.

- Куришь? - в готовности дать сигарету поинтересовался командир.

- Нет, сэр.

- Это правильно. Готов отправиться домой?

- Так точно, сэр.

- Идем отсюда, - командир пытался помочь ему, взяв за руку.

- Нет, не надо. Спасибо сэр, я сам, - отказался от его помощи Джейсон. - Много наших полегло? - после этого вопроса командир помрачнел и опустил глаза.

- Старайся пока об этом не думать. Думай о своей семье. Пойми радость момента, мы уже дома, - прежде всего он пытался успокоить Джейсона. - Полегло много ребят, - все же печально добавил он. - Но это уже моя забота...

Командир, придерживая Джейсона, повел его коридорам, лестницам какого-то мрачного лишенного окон здания. Не мудрено, что это был очередной бункер, артэоны любили закапывать в землю свои военные объекты. Судя по древним стенам и затхлому воздуху, свидетельствующему об отсутствии вентиляции, это точно ни гарнизоны Армидеи. Командир привел Джейсона в очередное белое больничное помещение, в центре которого в ярком свете лампы стояли два стула, на одном из которых сидела молодая артэонка в строгой военной форме, ее волосы собраны в жесткий хвост, в руках она держала ручку и блокнот. На ее строгом лице было не разобрать эмоций. По краям комнаты вне света лампы освещающей ее центр стояло множество железных шкафов, каталки для переноски раненных и хирургический стол для операций, вернее процедур восстановления как их тут называли. Это была восстановительная комната, подобие операционной, сейчас оборудованная для нужд работы психолога. Командир, заведя Джейсона внутрь, закрыл за ним дверь. Тяжело вздохнув, Джейсон уселся в кресло напротив этой очередной "мозгоправки", которая несколько часов теперь будет "компостировать" ему мозги, делая вид, что способна помочь. Но этого было не избежать, процедура общения с психологом была обязательной при выходе из Малдурума особенно для буйных.

- Здравствуйте Джейсон. Меня зовут доктор Эмма Ротстен. Узнаете мой голос? - пронаблюдав, как он сел в кресло, сразу сделав несколько записей, поинтересовалась она.

- Да вы тот голос из громкоговорителя в камере. Надеюсь, вы не психиатр? - с наигранной настороженностью спросил он. Пока она снова делала какие-то записи, в Джейсоне затрепетало нечто неконтролируемое, некая жажда, желание женского тепла. Как артэон он тут же заблокировал все эти неприемлемые в силу обстановки эмоциональные потоки и вернул над собой жесткий разумный контроль. Внешне он напряженно сжался, отведя взгляд в сторону. Она, изучив его взглядом обо всем догадавшись, улыбнулась.

- Что с вами? Вы как-то напряглись?!

- Я?! Нет что вы. Все нормально. Это, наверное, какие-то остатки Малдурума еще не выветрились, - прокашлявшись, спешно оправдывался он. Но легкая напряженность, зависшая в воздухе, ощущалась все сильнее.

- Тогда начнем!

- Давайте, но все же. Так, а вы еще психолог или уже психиатр? - зажато в ее присутствии, осторожно интересовался он.

- Сразу могу вас успокоить. Я психолог. Военный психолог. И сейчас мы будем помогать вам, снова вернуться в нормальный мир.

- Слава богу! - вздохнул Джейсон. - Я тут побуянил немножко. Боялся, что меня спишут в разряд конченых... дураков.

- Я проинформирована. Вы набросились на медиков со скальпелем... Собрались куда-то бежать, требовали дать вам бедному свободы! - иронизировала она.

- Да-а-а! - сейчас сам себе удивлялся он. - Я могу! Да могу такое, к сожалению, - ему стало стыдно, но она улыбкой переводила все в шутку. Они оба посмеялись.

- Расскажите мне как обычно, что у вас на душе. Я готова слушать, - без энтузиазма говорила она.

- А где доктор Росс? Она курировала меня, - поинтересовался Джейсон. Этот доктор, она прекрасна, как и все молодые артэонки. Блестящая гладкая, будто шелковая кожа, белоснежная улыбка и приятный аромат. Чуть старше Джейсона. В ее обществе ему было все больше дискомфортно, во всяком случае, изливать душу молодой девчонке, обнажать свое безумие перед почти ровесницей было неприятно. Мудрая доктор Росс, пожилая артэонка с белыми волосами, была заботлива как мать, с ней он мог говорить обо всем. А эта вчерашняя девчонка в его глазах была плохой заменой любимого доктора.

Доктор Росс. Военный психолог, что работала с ним, помогала ему избавиться от симптомов Малдурума. Он был очарован ею. Разумная, с чувством юмора, с годами как хорошее вино ставшая просто бесподобной. В реальности она никогда не одевалась в черное, скорее наоборот предпочитала светлые тона. Джейсон ведал ей детали своих злодеяний в Малдуруме, и от этого как от исповеди получал душевное облегчение. Его особое отношение, привязанность к доброму доктору перешло с ним в Малдурум. В ее облике воплотилось его безумие. Сначала в Малдуруме он просто творил жуткие вещи, думая о том, как будет ей о них рассказывать, как будет ее удивлять, когда вернется домой. И однажды она сама пришла к нему в больных малдурумных галлюцинациях и попросила чем-нибудь удивить.

- Это все из-за моего возраста? - поинтересовалась молодой доктор сейчас работающий с ним. - Простите. Я знаю, в моем нынешнем состоянии этически не красиво работать с пациентами, в основном являющимися солдатами, возвратившимися из долгой командировки. Представляю, какой дискомфорт я вам создаю. Но все же этой профессии, как и любой другой необходимы новые кадры. Поэтому появление подобных мне неизбежно. К тому же ехать к своим пациентам "к черту на рога" именитые профессионалы не хотят. Такую работу предоставляют молодым. Думаю лет через двадцать, когда я наберусь опыта и моя внешность, в виду возраста не будет превращать пациентов в похотливых животных только тогда я стану настоящим психологом. Пока прошу меня простить.