В последние годы жизни он все чаще задумывается над "вечными" загадками бытия: смерть и бессмертие, природа и познание, наука и нравственность, личность и общество, прошлое и будущее человечества. Но это не умозрительные домыслы, а мысли материалиста, отражающие многолетний личный опыт научных поисков.

К 1960 г. Борис Леонидович закончил в основном работу над своей общей теорией фигуры, динамики и эволюции Земли (соответствующие научные труды были изданы позже). Он не высказывал сомнений в правильности своей глобальной модели "механизма геосфер" (взаимодействующих атмо-, гидро- и литосфер, а также живого вещества). И все-таки в глубине души не ощущал полного удовлетворения от достигнутого. Его и прежде волновали вопросы приложения естественнонаучных знаний к проблемам общечеловеческим, к познанию сути человека и человечества на Земле и в космосе, роли разума в природе и в ее преобразовании. Теперь он решил изложить свои взгляды на эти вопросы. Статью он назвал "Прогресс человеческой жизни, будущее человечества и ноосфера".

Борис Леонидович не имел опыта создания подобных работ. У него, пожалуй, получилась и не статья, а небольшая по объему книга, частично научно-популярная, частично философская, частично публицистическая. Она совсем не похожа на другие — научные — сочинения Личкова. В ней он проявляется не только как ученый, но преимущественно как мыслитель, моралист.

Судьба этой рукописи такова. Она была передана Личковым автору этой книги во время встречи в конце 1965 г. Это — первый экземпляр, с правкой, сделанной рукой Бориса Леонидовича. Рукопись нуждалась в редакционной обработке из-за длиннот, повторов, стилистически сложных оборотов, фактических неточностей. Смерть ее автора не позволила согласовать с ним сделанные исправления и уточнения. Рукопись до сих пор не опубликована. О других ее машинописных экземплярах ничего не известно: упоминания о них нет в обширном перечне материалов Б. Л. Личкова, приобретенных Ленинградским отделением Архива АН СССР.

В своей рукописи Личков обращает внимание на удивительный и во многом загадочный феномен цефализации — увеличения размеров и сложности головного мозга животных в геологической истории. Наиболее ярко на первых этапах цефализация проявилась у головоногих моллюсков (цефалопод). Первые представители этого класса появились еще в кембрии, около полумиллиарда лет назад. Они достигли расцвета несколько позже, в конце ордовика, и затем существовали более или менее стабильно до новой крупной вспышки расцвета в конце юрского — начале мелового периода, после чего испытали значительный "упадок". В наше время стали процветать новые, более высокоразвитые отряды головойогих с внутренним скелетом и крупным мозгом (кальмары, каракатицы, осьминоги).

Личков совершенно верно отмечает две волны расцвета и две — массовых вымираний головоногих. "Поучительно,— пишет автор,— что цефализация произошла тотчас после большого вымирания"^[132] (мезозойского, в конце мелового периода).

Затем он переходит к позвоночным, в истории которых цефализация выявляется наиболее ярко и полно. Ступень за ступенью позвоночные "обзаводились" все более сложным, совершенным мозгом: рыбы — амфибии — рептилии — млекопитающие. А из млекопитающих рекордсменами цефализации стали человек, дельфин и обезьяна (если судить по формальному показателю — коэффициенту цефализации — отношению веса мозга в квадрате к весу тела).

Чем определялся и благодаря чему развивался мозг животных? Борис Леонидович отвечает так: "...прогресс органического мира вытекает из периодов изменения вращения и движения Земли в ходе ее истории" ^[133]. Такова посылка. Он обосновывает идею следующим образом: каждая ступень цефализации, начиная с расцвета панцирных рыб, затем — амфибий и т. д., совпадает с соответствующей "революционной" (диастрофической) эпохой горообразования, а массовые вымирания происходили перед этими эпохами. В свою очередь, горообразование, по Личкову, связано с замедленным вращением Земли и с вызванными этим изменениями формы геоида. "Таким образом,— заключает автор,— получается определенный и четкий вывод о связи между вращением планеты и развитием форм жизни на ней" ^[134]. И напоминает, что связь эта осуществляется посредством природных вод, обильных на материках в эпохи горообразования, когда высокая увлажненность благоприятствует почвообразованию.

Итак, Личков придерживается своих ранее высказанных идей с одним существенным дополнением: теперь он имеет в виду це просто волны жизни, но и ступени цефализации, усложнения нервной системы и Головного мозга животных. "Вымирание,—пишет он,—означало только невозможность идти по старому направлению, после чего следовало движение по направлению новому... каждому развитию новых форм предшествовало ослабление форм до этого преобладавших... Перевороты вымирания — это ' не противоположность эволюции, а этап ее" ^[135].

Вывод этот согласуется, например, с мнением известного ученого-эволюциониста Дж. Симпсона и подтверждается палеонтологическими фактами. Простейшая схема, согласно которой массовые вымирания вызывались расцветом конкурирующих форм, вытеснявших "менее совершенных", менее приспособленных, как показали палеонтологические материалы, может объяснить сравнительно немногие случаи крупных вымираний. Скажем, великое вымирание рептилий в конце мезозоя трудно объяснить расцветом млекопитающих, который наблюдался значительно позже, миллионы лет спустя.

Иное дело — предполагаемая Личковым последовательность глобальных процессов, ведущих в конечном счете к массовым вымираниям одних форм и к последующим расцветам других, новых форм. Даже если согласиться с подобной схемой, остается совершенно непонятным главное: почему эпохи расцвета жизни сопровождались появлением более цефализованных форм? Почему, например, не было расцвета менее цефализованных видов? По какому закону на относительно опустевшую "арену жизни" выходили новые, более "мозговитые" твари? Почему бы не ожидать совсем иного: бурного развития простейших одноклеточных животных и растений? Они неприхотливы и размножаются со скоростью вихря в отличие от более высокоорганизованных форм позвоночных. За примерами далеко ходить не надо: вновь созданные водохранилища — пустынные поначалу арены жизни — очень быстро захватываются синезелеными одноклеточными водорослями, очень древними и относительно примитивными созданиями.

Ответ на вопрос о движущих силах и неизбежности этапов цефализации очень и очень сложен. До сих пор на него нет однозначного и тем более общепринятого ответа. Заслуга Личкова прежде всего в том, что он четко и определенно поставил столь интересный и перспективный вопрос. А вот ответа на него не дал вовсе, хотя и предложил свою идею, показавшуюся ему ответом.

Можно вопрос конкретизировать и раскрыть более полно. Любое усложнение — событие маловероятное (если его рассматривать в ряду случайных альтернативных событий). Иначе говоря, в природе реализуются события с определенной вероятностью.

Еще больше сомнений возникает в том случае, если постараться проверить — с привлечением новых данных — возможность той причинно-следственной цепочки, которая тянется от гравитационных воздействий на Землю, ускоряющих или замедляющих ее вращение, до появления новых форм организмов. Сошлюсь на такие два факта.

Головоногие моллюски действительно широко распространились в конце ордовика, после так называемого саянского (по Личкову) этапа горообразования. К расцвету они пришли не сразу, достаточно медленно, приблизительно за 30 млн. лет. Затем (в согласии со схемой Личкова) они стали клониться к "упадку", который приходится на время, последовавшее за... каледонским горообразованием. Следующая "вспышка" тектонической активности вовсе не сказалась на головоногих. Только с начала юрского периода они вновь расцвели, но не быстро. Так же медленно они стали вымирать (это продолжалось около 50 млн. лет), достигли стабильного состояния и сохраняли его, несмотря на очередную тектоническую "диастрофу". Следовательно, из шести геологических циклов, выделенных Личковым, лишь два отвечают, да и то очень приблизительно, той последовательности событий, которая предполагается Личковым.