-- Вы с олигофренами, кажется, имели дело? -- перебил Глухов.
-- Учащийся контингент?
-- Они самые. Единственный способ привести эту публижу в чувство -- поголовная кастрация. Все остальное пустая трата времени.
-- У вас есть основания кого-то подозревать?
-- Два разбойных нападения, не считая мелочей. Это как? Основание?
-- Лично на вас?
-- Главным образом.
-- Значит, на других из вашего коллектива тоже нападали? В двух словах -- об обстоятельствах?
-- Какие там обстоятельства! Первый раз напали возле подъезда. Похоже, поджидали. Человека три или четыре, темно было. Лиц тем более не разглядел. Но просчитались ребятки. Им бы по куску арматуры взять, а они... В общем, не получилось. Я и сам люблю помахаться. Ей богу, даже удовольствие подучил.
-- Понятно, и когда это произошло?
-- Сейчас скажу. Сегодня восемнадцатое? В конце прошлого месяца дело было, двадцать третьего. Ровно неделю спустя -второй случай. Мы с Охорзиным возвращались.
"Эте который Киряй Киряич," -- вспомнил Алексей из показаний эспэтэушников.
-- Тоже ввечеру было. Идем не спеша, разговариваем. Вдруг мимо носа кирпич... вернее, половина. Это на улице Шмидта произошло, возле новостройки. Судя по траектории, кирпич саданули из окна. Сверху-вниз.
-- Квартиры проверили?
-- Да. Но Охорзин со мной не пошел. Даже у подъезда отказался стоять. Короче, олигофрены смылись, пока я из подъезда в подъезд по этажам бегал. Правда, лежбище нашел. В углу матрад, бутылки под ногами катаются. И табаком воняет... не выветрилось еще. Мочиться и срать ходили в соседнюю комнату.
-- По времени последовательность вроде просматривается. Но этого маловато, как вы думаете?
-- Чего маловато?
-- Маловато, если мы хотим увязать шантаж с этими двумя эпизодами, разнопорядковые вещи.
-- А миллион?! -- рявкнул Глухов.-- Дурацкая цифра! Предел мечтаний подрастающего идиота. Насмотрятся телерадиобредятины, и с ножом на большую дорогу.
-- Убедительно, но, увы, не факт.
-- Голова смущает? Изуродовали?
-- Голова тоже. Смущает способ доставки ее на дом.
-- Ерунда,-- отмахнулся Глухов.-- Если ключ изготовять, в два счета сообразят. У меня самого два ключа... вот они, а я почти все кабинетн в училище ими запираю. Универсальные. У олигофренов, кстати, отобрал.
-- И когда, вы полагаете, голову пронесли?
-- Позавчера. Меня сутки не было дома. Надеюсь, алиби не придется доказывать?
Алексей кивнул.
-- Когда утром позавчера уходил, головы не было.
-- А собака?
-- Собака у тещи пропадала. А вчера с утра и до полудня, до нашего прихода, караулила квартиру. Не выпускал.
-- Супруга с дочерью были, кажется, в отъезде?
-- Были.
-- Ну, хорошо.-- Алексей дал подписать протокол и захдопнул папку.-- В ближайшие день-два вы мне понадобитесь. Где вас удобнее найти?
-- По рабочему телефону. Если куда-то уйду, Зинаида доложит.
-- Иван Андреевич, если не возражаете, еще вопрос. Не для протокола. Вы, как я понял, года три не дослужили?
-- Верно. Три года. Теперь таким, как я, досрочникам, пенсию начисляют со дня увольнения в запас.
-- Сами подали?
-- Сам! Ввиду полной и окончательной победы! -- Глухов вдруг хохотнул и крепко ударял себя кулаком по колену.-Военно-промишленный комплекс, дорогой прокурор, наголову разгромил собственную страну. Ни одна чужая армия такого разору нанести не способна.
Он выбрался из машины.
-- Бывай, прокурор,-- и двинулся через поле в сторону тракта.
Глава 3.
Когда Алексей вошел в кабинет иачальника РОВД, подполковник Савиных и его заместитель, словно по команде, обратили в его сторону любопытные, прощупывающие взгляды. Он понял, что о возможном назначении его на должность прокурора района этим людям вполне известно, хотя решение с ними никто не согласовывал. В лучшем случае поставили в известность. Сейчас оба терялось в тревожых догадках, поскольку причины подобного назначения представлялись им абсолютно невразумительными.
Внимание начальства было столь явннм, что остальные присутствующие тоже начали оборачиваться в его сторону. Сидящий у окна Крук, следователь облпрокуратуры по особо важным делам, со скрапом развернулся на стуле и уставился на вошедшего сонными, неподвижными глазами. Желая снять грозящую стать неловкой паузу, Алексей взглянул на часы.
-- Я опоздал?
-- Начнем, пожалуй,-- не отвечая прямо на вопрос, буркнул подполковник. Перевел взгляд на дверь.-- Кто там в коридоре? Пусть заходят.
Оперуполномоченный Ибрагимов бесшумно скользнул в коридор.
-- Итак, слово за вами, Евгений Генрихович. Прошу.
Крук шевельнулся, давая понять, что слышит, но продолжал пребывать в полудремотном состоянии. Наконец, когда все расселись, он заговорил, медленно роняя слова:
-- К великому моему сожалению, оба раза я не участвовал в осмотре места происшествия. Ни в случае убийства следователя прокуратуры Шуляка, полгода тому назад. Ни в случае убийства Вениамина Гавриловича Хлыбова, вашего районного прокурора. К великому моему сожалению, дело Шуляжа попало ко мне из третьих рук, что, сами понимаете, не способствует успеху расследования. Кроме того, у меня масса претензий по методам ведения следственной и оперативно-розыскной работы, как в том, так и в другом случае. Что я имею в виду? Прежде всего поражает непрофессионализм. Вопиющий.
-- Следователи ваши. Из областной прокуратуры,-- вставамп полковник Савиных, перебирая лежащие на столе бумаги.
-- Знакомясь с материалами дела, я понял так, что к приезду следственной группы место происшествия оцеплено не было. Болтались случайные люди. Не приняты необходимые меры по сохранению и фиксации следов преступления. Первоначальное положение трупов неизвестно. Найдено множество отпечатков, не имеющих отношения к делу. И так далее. В результате, картина получилась искаженной.
-- Беспрецедентный случай в нашей практике,-- развел дуками замначальника Шутов, грузный мужчина с хриплмм, надсаженным голосом.-- Естественно, паника. Самые крутые меры. Переборщили, словом.
-- В случае с Хлыбовым прецедент имелся. Однако все повторилось, до мелочей.
Крук помолчал и, не дождавшись возражений, продолжал разворачивать перед членами оперативно-следственной группы общую невеселую картину. Алексей слушал с возрастающим интересом, хотя все так называемые претензии знал наперед до последнего слова. По редким, настороженным взглядам вокруг он видел, что остальнае члены группы испытывают те же чувства, что и он. Доверия здесь никто ни к кому не питал, тем более к словам. То, что Крук называл "непрофессионализмом", на самом деле было сработано достаточно профессионально под непрофессионализм. Сейчас на его глазах в номенклатурно-бюрократических играх начинался новый этап. Начальство, пусть нехотя, сквозь зубы, но признает допущенные в ходе следствий "ошибки и просчеты". Следующим шагом будут намечены неотложные меры по их исправлению на основе "глубокого анализа". Все это протоколируется и будет подшито с единственном и абсолютно шкурной целью -- обезопасить себя на будущее, если, не приведи господи, когда-нибудь придется держать ответ.
Новый этап может означать одно: следствие по делу окончательно загнано в тупик. Все настолько безнадежно, что любые мероприятия при любой глубине анализа с привлечением следственных работников самой высокой квалификации ни к чему не приведут. Начальство в этом, кажется, уверилось, поэтому не исключено, что для следственной работы будет предоставлена необходимая свобода действий.
Особый интерес у Алексея вызвала фигура самого Крука, который лишь на днях принял к своему производству дело Хлыбова и, похоже, намеревался объединить оба дела в одно. По прежней своей работе в Первомайской районной прокуратуре ему не раз приходилось встречаться с Круком. Похоже, именно ему выпала роль следственного работника самой высокой квалификации, который, возглавляя группу, своими умными, по-немецки скрупулезными действиями при полной и всесторонней поддержке местных органов дознания блестяще докажет в конце концов полную безнадежность этих дел, ибо все возможное и даже невозможное будет сделано. В результате, "непрофессиональные" действия заинтересованных лиц на начальном этапе расследования окажутся полностью реабилитированы и, возможно, забыты.