В глазах напротив молодая женщина не могла прочитать ни единой эмоции. И вопреки совершенно не подчиняющемуся никаким командам телу пальцы левой руки заторможено коснулись центра мужского подбородка, словно пытаясь вспомнить что-то важное на основе тактильных ощущений. И получая лишь пустоту там, где должны были быть картинки.

- Надеюсь не узнать в «Вестнике» об убийствах в районе особняка, потому что у кого-то невовремя проснется голод, пока меня не будет, - резко отпустив старшую дочь рода Д’Эндарион и отойдя от нее на шаг, мужчина вновь стал похож на самого себя. И только в этот момент, избавившись от иррационального чувства паники, Наследница осознала, что на протяжении всего молчания совершенно не дышала.

- Я способна справиться со «зверем» без тебя.

Брошенная в спину фраза удостоилась лишь прощальной недоверчивой усмешки и звука захлопнувшейся двери.

Он всегда уходил так. Был единственным, кто в разговоре с ней оставлял за собой последнее слово, даже если со стороны казалось иначе. И заставлял вот так же, как и сейчас, еще некоторое время думать о себе. Пусть и в этих мыслях она многократно подвергала его всем существующим и только что родившимся в изобретательном мозгу пыткам, обязательно оставляя в живых. Потому что не наигралась. И потому что они были полезны друг другу. Потому что их связывало слишком многое, чтобы просто так все разрубить.

Когда вообще отношения перешли ту грань, где все еще понятно, как их назвать? Когда маски, что они старательно подбирали, приросли к лицу? И теперь, разбиваясь, обнажали лишь новую фальшивку. И даже если бы, наконец, в своей попытке дойти до настоящей сущности, они бы и преуспели, вряд ли бы хоть один из них в это поверил. Слишком заврались. Оба.

Обычные отношения, строившиеся на взаимной выгоде, подразумевающей моральное и физическое уничтожение неугодных другой стороне лиц, когда-то уже пытались стать чем-то большим. Соглашение о сотрудничестве до тех пор, пока не появится веской причины для его разрыва, могло на миг привидеться ненужным. Но кто в юном возрасте не творит глупостей и не теряет голову, даже будучи приучен слушать разум? Самовнушение летело к Агнусовой бабушке, отчаяние заставляло поверить в то, что Пути и впрямь ошиблись, и отношения с Эр’Кростоном не имеют будущего. Потому что она не может одна их взращивать, когда с его стороны лишь полная неопределенность. Когда он не делает ни шага к ней навстречу, хотя она уже давно готова принадлежать только ему и вручить свою душу.

Вызвать ревность у вечного супруга с его братом по крови не казалось такой уж плохой идеей. В представлении восемнадцатилетней Кейры мужчина не смог бы делить свою женщину ни с кем, и если он все никак не был в силах признать свои чувства, такая ситуация могла бы послужить катализатором. Рисков не существовало: либо ей везло, и уже вечером они бы планировали обряд соединения, пока некромант залечивал ушибы (драки за прекрасную даму расписывались в каждом уважающем себя романе), либо она станет первой, пошедшей против цепи первородного брака.

Если она и правда существует.

Улыбаться так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, даже у самых близких людей, ее заставляли еще в детстве. Одним только взглядом выражать сразу несколько эмоций, даже диаметрально противоположных, она научилась в отрочестве. Уроки о том, как с невинным выражением лица манипулировать собеседником, длились всю жизнь, совершенствуя ее мастерство. И потому в этой сцене не было ни одного неверного жеста.

Ни в приглушенном смехе, ни в обращенном в сторону спутника взгляде, чуть смущенном, но заинтересованном, ни в опущенных ресницах в ответ на какой-то нескромный вопрос. Даже в тесном контакте, что подразумевался танцем, было ровно столько близости, чтобы дразнить стоящего в нескольких шагах от них Эр’Кростона, беседующего с отцом, но изредка все же поворачивающего голову в ее сторону. И столько же холода, чтобы напомнить Дэю: все это лишь потрясающе воспроизводимый спектакль. Хотя тому не требовалось повторений – все чувства девушки для него были открыты. И направленность каждого вздоха не давала повода для сомнений: она испытывает Уалтара.

Только некромант слишком хорошо знал и того, с кем когда-то разделил свою кровь, имея возможность сейчас сканировать его ощущения: Наследница выбрала неверную тактику. Да, Эр’Кростон был влюблен, но заблудившаяся в сказках и любовных романах экра забыла об одном: ее вечный супруг не имел склонности к собственничеству. И он скорее пожелает возлюбленной счастья с другим, нежели заявит свои права. Пусть и имеет их в отличие от кого бы то ни было. Свой характер Уалтар проявит в иных вещах, но не в отношениях.

И сейчас ему это точно дорого обойдется. Но он не станет вмешиваться.

Пока в его руках этот ночной цветок, что еще никто не успел сорвать, совершенно точно знающий о своей привлекательности, идущей точно из Бездны. Пока еще одна игра в самом разгаре, и по итогам партии выиграет он. Пока на том длинном пути, что стелется перед ним, он может продвинуться еще на шаг, он продолжит касаться губами прохладной кожи шеи, ловя приглушенный стон, что – он точно знает – она пытается сдержать.

Права на потерю контроля у нее нет. Только необходимость позволять некроманту так дотрагиваться до нее. Целовать и лишать на мгновение всех точек опоры, но цепляться за реальность, пересекаясь взглядами с вечным супругом. Вновь падать, не видя в светлых глазах ничего, кроме усталости. И в следующий момент терять зрительный контакт. Потому, что он возвращает все внимание отцу и кому-то из гостей. Потому, что она захлебывается отчаянием восемнадцатилетней девчонки, желавшей иной любви. Заявляющей о себе на все межмирье. Поглощающей. Заставляющей задыхаться.

Как эти – Агнус бы их побрал! – поцелуи.

И впервые у Наследницы не находится ничего – ни желания, ни сил – на прекращение собственноручно начатого фарса. Впервые ей не хочется бороться с судьбой, дав самой себе возможность передышки в бесконечной войне. Даже если она означает падение в Бездну: с некромантом быть иначе не может. Он – последний, с кем она вообще способна себя представить, потому что знает, насколько он опасен. Именно поэтому держит его ближе к себе: чтобы в любой момент нанести не менее болезненный удар.

Она не наивна, как все те, кто теряют от него голову и оказываются уже через несколько часов будущими мертвыми куклами. Поэтому, незамеченной покидая зал, следуя за Дэем, уже ищет способ обратить все в свою пользу: так быстро он все равно ее не убьет. Она слишком хорошо знает о его умении подбирать идеальную маску, чтобы уловить искренность в «роль сыграна, зачем тебе продолжение?». Не в его принципах проявлять благородство и давать свободу выбора, лишив жертву разума. Не в ее принципах ему верить. Поэтому самостоятельно провоцируя, быть может, даже слишком откровенный поцелуй, мысленно усмехается этому, совершенно точно, заданному лишь для вида вопросу.

И ужасается самой себе. Потому что это не месть Уалтару за его излишнюю сдержанность и порой холодность. Это какая-то агнусова тяга к тому, кому невозможно верить. А без доверия, даже реши она пойти против цепи, отношения обречены. У одной страсти, сжигающей дотла и заставляющей возрождаться из этого пепла, будущего нет. По крайней мере, для нее.

Связь, возможность которой для обоих была на самом последнем из существующих мест, не более чем жест отчаяния для одной и новых ощущений для другого. Шаг, из которого оба в итоге извлекут выгоду. Позже. Оставив где-то позади этот краткий миг странного покоя и вычеркнув его из памяти. Начиная новое сражение на пепелище и чужих жизнях.

А с наступлением нового утра она согласна сделать еще одну попытку. Или не одну. Добиться обряда соединения с Уалтаром, подтверждения вечного брака. И выкорчевать все эти странные эмоции, которые наверняка принадлежат Высшим, пытающимся спутать нити ее судьбы. В наказание за тот ритуал шестилетней давности, где цепь между ней и Эр’Кростоном была разрушена. Но она – Д’Эндарион, и ее не учили сдаваться даже Богам.