Через четверть часа Мей вернулась, держа в левой руке недоеденный бутерброд с черной икрой, а в правой предмет, напоминающий спицу для вязания.
- Хозяин не рассердится на маленькую Мей за то, что она без разрешения открыла консервы? - а затем уже утвердительно добавила - Не рассердится, я знаю. Спасибо, господин, эти рыбьи яйца такие вкусные. Затем она села на кровать, и мой бок ощутил прикосновение горячего женского тела. Едва успокоившийся нефритовый жезл вновь начал увеличиваться в размерах, а девушка, доев бутерброд, по-хозяйски уселась мне на грудь.
- Господин, мои яшмовые ворота снова к вашим услугам. Любуйтесь ими.
Они и в самом деле показались мне прекрасными. Особенно учитывая состояние моего жезла. Однако мне хотелось вовсе не любоваться. Я замычал, пытаясь выразить свое неудовольствие, но Мей продолжала любовную игру: - А сейчас я исполню желание господина, и начну учить его контролировать его могучую ян, - китаянка чуть откинулась на спину и ее правая рука оказалась у основания моего возбужденного члена. Я застонал от смеси боли и наслаждения, а Мей, словно издеваясь, встала, вновь устроилась в кресле и с откровенной издевкой начала рассматривать меня.
- Вот тебе и маленькая скромная китаянка! Нет, пора прекращать эту слишком далеко зашедшую игру. Но вот только как это сделать?
Я попытался изобразить недовольное выражение лица, но ни мое мычание, ни мимика не произвели на девушку никакого впечатления. Более того, как только она увидела, что эрекция начинает спадать, она снова переместилась ко мне на кровать.
- Нет!!! - изо всех сил промычал я.
Однако моя мучительница расценила (или только сделала вид) мое мычание по-своему: - Я знала, что господину понравились скромные умения его преданной служанки. И, поверьте, для меня нет лучшей награды. А еще я вижу, что господину нравится, как я управляю его жезлом, - горячая попка девушки оказалась у меня на животе, и дотронувшиеся до кожи жесткие волосы влагалища заставили мой член вновь принять максимальные размеры. Затем она снова начала ласкать мою грудь, но только не рукой, а подошвами источающих легкий запах пота миниатюрных ступней.
Член, в смысле жезл, казалось, старался достать потолка, а яйца, ну эти, какие-то там шары, начали наливаться нестерпимой болью. В попытке хоть как-то уменьшить ее я попытался изменить положение тела, но наручники и сидящая на мне девушка не позволили мне сделать это. Возмущенные нотки в моем мычании стали сменяться жалобными, но Мей ни на что не обращала внимания.
- Нас с детства учат, что служение мужчине - призвание женщины, и я рада, что сумела доставить вам удовольствие, господин. Если маленькая Мей вам не противна, и вы не прогоните ее, она будет дарить вам радость снова и снова, - китайская стерва убрала ноги с моей груди, и сжела ступнями мои щеки. - Вот так, или так, - и миниатюрные ступни накрыли мое лицо.
Теперь запах пота чувствовался гораздо сильнее, но, странно, вместо отвращения я вдруг почувствовал внезапное желание поцеловать ноги не пытающейся скрыть, что издевается надо мной женщины. - Боже, что же они там у себя на Востоке знают о сексе? Неужели предложенная Мей игра заводит меня? Неужели мне нравится быть в ее власти?
- Если у господина возникло желание поцеловать ноги его маленькой Мей, то я буду рада услужить ему, - девушка как будто прочла мои мысли и ее пальчики дотронулись до ленты, сковывающей мои губы.
Я попытался положить голову на бок, чтобы не встретиться с наполненным чувством собственного превосходства взглядом китаянки. И дело здесь было не столько в унижении: зрелище возвышающейся надо мной обнаженной Мей и невозможность немедленно удовлетворить свои желания наливали мой жезл нарастающей болью.
- О, чем недостойная Мей прогневила своего господина? Почему он отводит от нее глаза? Неужели ее тело не возбуждает, неужели я где-то ошиблась и ему не нравится мои старания?
- Сколько же еще будет продолжаться эта пытка? И не лучше ли опять провалиться в сон? - Я закрыл глаза и попытался осуществить задуманное, но, видимо, , так многообещающе начавшийся день, был не мой - резкая боль от укола металлического жала пронзила правый сосок груди., а затем волнами начала растекаться по всему телу.
Естественно, ни о каком забытье теперь не могло быть и речи. Я открыл глаза, а когда спал туман от нахлынувших от боли слез, китаянка уже слизывала капельки крови с кончика 'спицы'. Вся миловидность слетела с лица внезапно повзрослевшей девушки, и теперь на меня глядела... Я плохо разбираюсь в восточной физиогномике, но Мей теперь смотрелась не на 18-20, а, как минимум, на 25 лет. Но, главное, куда-то исчезла скромная азиатская девчушка, мечтающая услужить всеми возможными способами работодателю. Ее сменила уверенная в себе властная женщина, привыкшая, что служат ей, а не она. Не вызывало сомнений и то, что на роль своего слуги она наметила меня. Вот только непонятно, какими средствами она будет удерживать меня в подчинении. Ведь когда-нибудь придется снять с меня наручники. И тогда...
Мей верно истолковала мой удивленный взгляд: - Господин не узнает свою горничную? Это я, ваша послушная Мей, всегда готовая удовлетворить любые ваши самые сокровенные желания. Я уже начала учить вас управлять могучей мужской ян. Как видим, тут нет ничего сложного. Надо только расслабиться и передать бразды правления в руки женщины. А сейчас мы начнем путешествие на вершины блаженства, - и второй мой сосок пронзила нестерпимая боль.
Мои губы едва не разорвали импровизированный кляп, но лента выдержала и единственным выходом моей физической и моральной боли явились вновь выступившие на глазах слезы.
- Господин плачет. Это очень хорошо. Наши мудрецы говорят, что со слезами выходит темная энергия, душа очищается и, значит, ничто не будет мешать мне вести моего господина к алмазным чертогам блаженства.
Если бы не боль, я бы рассмеялся. Ей богу. Настолько неуместными сейчас казались слова 'господин' и 'блаженство'. А китаянка продолжала то ли свою лекцию о китайской философии, то ли просто издеваться: - А дорога эта, лежит через боль. Только контраст между болью, - с этими словами Мей снова пронзила мой сосок, - и наслаждением, гордыней и полной покорностью способен подарить моему господину высшее наслаждение, - и китаянка уколола меня под мышку.
...К сожалению, я очнулся. К большому сожалению, поскольку наше путешествие в алмазные чертоги блаженства было незамедлительно продолжено.
Как долго оно продолжалось? Слово 'вечность' показалось бы явным преувеличением, по крайней мере, для тех, кто не побывал в 'заботливых' руках Мей. Но к тому времени, когда поздние летние сумерки проникли в спальню, я уже достиг... Но не вершин блаженства, а того состояния, когда все остальное не имеет никакого значения, а хочется лишь одного - чтобы девушка прекратила свои издевательства. Я перестал извиваться при очередном прикосновении металлического жала и встречал его лишь приглушенным стоном: - Мей, Мей, прекрати, я сделаю для тебя все, что ты только хочешь. Достигну алмазных чертогов, буду целовать твои потные ступни, любоваться яшмовыми воротами, все, все, только прекрати! - посылал я ей мысленный сигнал. И, о счастье, он был услышан.
Правда поначалу показалось, что мне предстоит новая разновидность мучений. Мей дотронулась спицей до ленты на моих губах и слегка надавила на нее, я сжался в ожидании неизбежного, но вместо укола девушка всего лишь задала вопрос: - Если я сниму ленту, господин не станет смущать его маленькую исполнительную служанку непристойной руганью и издавать громкие крики?
Я изо всех сил отрицательно покачал головой.
Девушка наклонилась и внимательно посмотрела мне в глаза, и этот, продолжавшийся всего лишь минуту осмотр, показался бесконечным: - Я верю вам, господин, и надеюсь на вашу выдержку и мудрость. Не разрушьте мои надежды, - и кончик спицы, словно намекая на возможные последствия, вновь коснулся моих губ. А уже через минуту мои освобожденные от ленты, пересохшие потрескавшиеся губы оказались во власти наполненных страстью влажных губ китаянки. И мне оставалось лишь признать, что лучшего проводника в алмазные чертоги блаженства, чем Мей не существует - без сомнения, это были самые лучшие поцелуи в моей жизни.
