Олег снова сидел на полу и недоумевал. Он так хотел сейчас наброситься на ту старую сволочь, да только всё время, пока она была у него «в гостях», не мог даже пальцем пошевелить. Загипнотизировала она его, что ли?

– Завтра я тебе ещё еды принесу, – уже уходя, добавила старуха. – Ты же, если чего другого покушать захочешь, скажи. Я принесу. Тебе же только лучше от этого! Напоследок поешь, чего душа пожелает.

С последними словами старая направилась к ведущему ко входной двери коридорчику, и через несколько мгновений скрылась в нём. Вскоре и дверь захлопнулась за её спиной. Олег остался в жутком подвале, в котором ему только что была обещана страшная и уже скорая смерть, один.

* * *

Ночь, пришедшая на смену дню его «знакомства» с жуткой старухой, – следить за временем ему помогали наручные часы, которые бабка у него не отобрала, – успокоения не принесла. Так и оставшись сидеть на полу, первые часы он только и делал, что «грыз» себя мыслями о том, какой был дурак, отправившись вчера из «Пеликана» домой один. О том, что и бабку на перекрёстке он запросто мог бы обойти стороной. И вообще в тот вечер послушаться маму и никуда не пойти… При том, что понимал всю бесполезность и даже вредность таких мыслей. Но ничего не мог с собой поделать. Думы те снова и снова лезли в его голову, как ни старался Олег переключить их ход хоть на что-нибудь другое.

Ближе к полуночи от такого самобичевания его спасло элементарное чувство голода. Как ни делали самоедство, только что пережитый стресс, тревога из-за сгустившейся над головой огромной опасности его почти незаметным, в двенадцатом часу ночи это чувство заявило о себе уже настолько настойчиво, напоминая Олегу об оставленной зловещей старухой корзине, что противиться ему не оказалось никаких сил.

– Посмотреть, что ли, что она там принесла? – сдавшись, наконец, своему голоду, чуть слышно пробормотал Олег, потянувшись рукой к корзине.

Едва убрав накрывавшую что-то между бутылями, колбасой и хлебом белую тряпицу, Олег едва не захлебнулся собственной слюной. Под ней оказались пирожки, запечённая курица, конфеты… «Копнув» поглубже, парень увидел свои любимые охотничьи колбаски, котлеты, жаренную рыбу… Хорошая бабулька! Кормит, как родная. Если ещё не знать, зачем.

Впрочем, несмотря на последнее, есть всё равно хотелось. Едва сумев удержаться от соблазна сразу же навалиться на наполнявшую бабкину корзину вкуснятину, Олег дал себе зарок и сейчас поесть, и вообще кушать здесь, самую малость. Есть лишь для того, чтобы не окочуриться с голоду. И всё это чтобы не растолстеть, как ждала от него этого, судя по её же словам, жуткая старуха. А наоборот, похудеть.

Как трудно было следовать этому зароку, когда принесённая бабкой вкуснятина так и тянула за нос, а сзади «подталкивал» «сидевший» внутри него казавшийся уже таким огромным голод! Съев один пирожок да запив его несколькими глотками воды, ему даже пришлось подойти к решётке клетки и снова посмотреть на валявшиеся в углу комнаты отрубленные человеческие головы, принюхиваясь к доносившейся от них вони, к которой уже успел немного попривыкнуть. И у него получилось испортить себе аппетит. Есть почти сразу перехотелось.

Оставалось подумать над тем, как поспать. Впрочем, об этом ведь пленившая его старуха тоже позаботилась! Олег сразу вспомнил о лежавшем в углу клетки на полу потёртом и грязном ватном матрасе, на котором были аккуратно уложены замусоленные подушка и одеяло. Вспомнил и сразу направился к ним.

«Постель» была ужасно противной, однако, Олегу уже было не до того, чтобы хоть чем-то брезговать. Остаться бы живу.

– Интересно, а те бедняги, – пробормотал он, поправив подушку и одеяло и ненадолго скосив взгляд на валявшиеся возле окровавленного пня головы, – тоже здесь спали? Наверное, да…

Пристроив голову на отвратительную, лоснящуюся от грязи подушку, вскоре парень провалился в пучины крепкого, хотя, одновременно, и очень тревожного, сна.

* * *

Дни тянулись томительно.

Вот когда Олег узнал, что такое по-настоящему мучительное ожидание! Хотя, сказать, что он чего-то ждал, было бы неверно. Разве можно ждать собственной смерти?! Ждать, когда тебя, наконец, сожрёт обезумевшая старуха, вообразившая себя бабой-Ягой?!

Обезумевшая старуха…

Что ж за уродка его пленила?! Правда сумасшедшая? Или на самом деле какая-нибудь ведьма? Во второе особенно верилось, когда Олег вспоминал о непонятных бабкиных способностях, благодаря которым она затащила его, молодого и крепкого парня, сюда. Благодаря которым она не боялась каждый день заходить к нему в клетку, чтобы оставить там очередную корзину с едой и вынести ведро с нечистотами, а он каждый раз при этом был не в силах даже пошевелиться. На эти же способности она, надо думать, рассчитывала, и когда собиралась его убить… Выходит, бабка и вправду была бабой-Ягой? Ну, или одной из тех, благодаря кому в фольклоре этот образ сформировался? Какой ужас! Ведь если так, то его уже и в самом деле очень скоро эта жуткая старуха должна была сожрать!

Думать об этом не хотелось.

Но как было не думать?!

А как было Олегу не изводить себя мыслями о том, что, в принципе, всё могло сложиться совершенно иначе?! Совершенно иначе, если б не эта старая сволочь!

Такие мысли всё лезли и лезли в голову, одна «краше» другой. Сердце же с каждым днём таких размышлений всё больше и больше сковывало страхом. И дело было не только в тех размышлениях. С каждым днём всё ближе и ближе становился обещанный ему старухой последний в его жизни кошмар.

Надежды на спасение не было. Вернее, почти не было. Сквозь тяжёлые тучи отчаяния и страха всё-таки пробивался её маленький лучик, давая Олегу силы сопротивляться. Как сопротивляться? Хотя бы так, что у него всё-таки получалось совершенно не набирать веса! И это несмотря на то, что бабка каждый день приносила ему полные корзины всякой вкуснятины. Не поддаваясь старухе, он ежедневно отвергал эти пиршества, абсолютно не обращая внимания на то, что всё время сидел полуголодным. Было очень мучительно, но не делать этого означало б лишить себя единственной надежды избежать обещанной ему злобной старушенцией кошмарной смерти.

Чтобы старая ничего не заподозрила, – а то ещё придумает, как кормить его насильно, – по ночам он скармливал принесённые ему вкусности крысам. Благо их водилось там не один десяток. Скармливал, отдавая им свою еду не сразу, а только порциями, каким бы он сам мог её съедать, делая это на случай, если бы старая ведьма вдруг надумала пожаловать к нему с проверкой.

Общение с крысами было ещё одним спасением от тяжёлых и гнетущих мыслей. Очень быстро они стали брать еду прямо из рук, а одна из них даже стала безбоязненно взбираться к Олегу на колени. Их же возня и попискивание в какой-то мере стали заменять ему голоса близких ему людей.

* * *

Минуло две недели. Каждый прожитый день Олег отмечал неглубокой царапиной на полу под матрасом, нанося её маленьким кусочком проволоки, которым оказалась пережата в месте скрутки оболочка одной из принесённых ему бабкой палок колбасы. Благодаря «диете», которую Олег усилием воли заставил себя соблюдать, по прошествии тех недель лишнего веса он не набрал ни грамма. Как он это видел? Да очень просто! Разве б стали спадать с него штаны, если бы он поправился? То-то и оно, что нет! Выходит, за время, проведённое в клетке, он даже немного похудел. Похудел, совершенно несмотря на старания злобной старухи, ежедневно приносившей ему по корзине разной вкуснятины, день ото дня всё разнообразнее и изысканнее.

Каждый день, приходя в подвал с пленником, бабка окидывала его взглядом:

– Ты гляди, всё ещё какой худой! – всякий раз качала она при этом головой. – Сколько харчей на тебя извела, и всё не впрок…

В тот день Олег с утра был в самом мрачном, какое у него только могло быть, расположении духа. Впрочем, такое настроение было у него теперь всегда, с тех самых пор, как он оказался заперт в клетку в той зловонной норе.