— Лариса, Лариса, что случилось? Как вы себя чувствуете?

Одна из стоек медленно наклонилась и, падая все быстрей и быстрей, ощутимо приложила мне по плечу.

— Да откуда катастрофа?!

Не слушая и не обращая на меня внимания, Ларис Иванна без стеснения заголила подол, осматривала свое бедро. Нежное, белое, гладкое, без отвратительных складчатых наслоений, округлое необъятное бедро кустодиевской купальщицы. По-ойкивала. Горестно вздыхала и всхлипывала, касаясь подушечками пальцев вздувшихся покраснений. Так спокойно и покорно принимают вновь случившуюся одну и ту же неприятность. Мол, что уж, такая я невезучая, который раз на том же самом месте. Потом она заговорила. Ей просто хотелось выговориться, и так вышло, что подвернулся я.

— В Москве мы всегда останавливались в «Кемпински» или в «Паласе». Марик говорил, что купить квартиру может каждый, а иметь свой апартамент в самом дорогом отеле — единицы. Я ходила пить чашку шоколада в швейцарское кафе, там были самые свежие сливочные торты. Их ежедневно доставляют ранним рейсом из Лозанны. Какое там общество! Жены самых богатых людей Москвы, членов клуба «Двести тысяч», негласный клуб московских миллионеров. Очаровательные, воспитанные дети со своими боннами, все комильфо… Марик одевал меня, конечно, в Риме, в Париже, но мне так нравились эти новые московские бутики, на Тверской, на Кузнецком, на Петровке. Я имела вайтлс сто-семьдесят-сто, можете мне поверить, стандарт — «Богиня Лакшми». С Розочкой Гиршфельд мы скакали по утрам на ипподроме, муж подарил ей пару великолепных гунтеров. Потом Розочка неосторожно повела себя с одним конюхом, Ринат, татарин, такой красавец с длинными зелеными глазами. Был какой-то скандал… Отчего все так уперлись, что если новый богатый, то обязательно — бандит? Я вам скажу, кто это распространяет. Те, у кого самих за душой ничего нет, кроме «ограбить», «отнять», «обмануть», «слямзить», «наколоть», «поделить». Люмпены, паразиты, совки. Они ничего другого не умеют. Вы знаете, сколько среди новых банкиров, промышленников бывших математиков из Академии наук? Талантливейшие люди… Марик вел дела с самим Бенукидзе. Статный блондин, золотые очки, рубашка за двести долларов от Азара. Хозяин Челябинского комбината и половины региона. Дважды на уик-энд приглашал нас в свою ложу в Большом, и потом мы ужинали в «Метрополе». Марик приготовил для его подруги прелестные сережки с изумрудами, в цвет глаз, но у него была другая, конечно, тоже топ-модель, но блондиночка и глаза голубые, получился крохотный конфуз, мы все смеялись. Мне Марик преподнес на нашу годовщину квадратные камни, копии тех, что владела вдовствующая императрица Мария Федоровна. Наши изумруды ценятся даже выше цейлонских, светлых, с внутренним сиянием. Консорциум Марика вел торговлю этим самоцветом… Я заболела, и все кончилось. Это ведь как болезнь, да? Что со мной происходит? Когда это случилось впервые, Марик едва успел поймать меня за руку, и я чуть было не утащила его с собой. Я все-таки думала, что болезнь. Правда, к обычным врачам тут не обратишься. К экстрасенсам, мануалам? К колдунам? Лонго, например, даже не захотел ничего объяснять. Может быть, он испугался? Но чего? Он же должен был с таким сталкиваться раньше. А Джуна не испугалась. Когда мы приехали к ней, Евгения Юмашевна нас очень мило приняла, посмотрела на меня, расспросила, внимательно просмотрела все кассеты с записями. Только тоже мало чего объяснила. Обещала связаться с нидерландскими, шведскими, болгарскими друзьями. С Кеном Хостеном. В России тоже была какая-то группа специалистов, они никогда себя не афишировали. Роман Петрович Ветров — очень мощный экстрасенс и парапсихолог. Но с ним случилось что-то… Марик отправил меня на Лазурный берег, под Империей он имеет недвижимость. Чудная вилла, чудный климат. Но там было слишком людно… Мне кажется, это жило во мне с детства. Мне сны, что я летаю, снились буквально каждую ночь. Иногда легко, как птица, иногда — будто плывешь в густом прозрачном сиропе, земля уже вот, метр, полметра, ладонь, вершок. Бывало, просто по улице шла и вдруг начинала чувствовать, что становлюсь легче, легче, сейчас унесет порывом ветра. Хваталась за что-нибудь, переживала. Голова кружилась. Но я никогда не думала, что это может быть на самом деле… Я вернулась, а у Марика неприятности. Он не мог мне уделить много внимания. К тому же я располнела, Я не в обиде, я понимаю. Но что же мне было делать, к кому еще обращаться, если сама Джуна… Кассеты с записями куда-то пропали. Некоторое время я жила на нашей даче, совсем одна, только экономка, шофер и горничная. Никого рядом. Два или три раза были травмы. Я не смела выйти под открытое небо. Марик сказал, что есть такая клиника, центр по изучению феноменальных явлений. Решай сама, он сказал, но там вроде могут помочь. Конечно, я не ожидала того, что оказалось со мной и вообще здесь… но постепенно я привыкла. Тут очень много странного, вы уже заметили? И на прежнем месте, и после переезда сюда мы как будто вообще отрезаны. На прежнем месте тоже был забор, проходная, охрана. Я понимаю. У нас на даче охрана тоже, сейчас времена такие… Но от Марика ни единой весточки. Неужели он меня совсем бросил?

Я как-то не уловил ее перехода от риторических вопросов к прямому, обращенному ко мне. Нащупал позади себя какое-то сиденье, сел. Глаза сами поднялись к потолку. Толстые поролоновые квадраты пучились на нем. Совершенно так, чтобы, если вдруг по неведомой причине земное притяжение превращается в отталкивание, пролететь три метра от пола до потолка и не расшибиться. Совершенно так.

В самом начале я обещал рассказывать лишь о том, что видел и в чем участвовал сам, а если буду о других — строго придерживаться свидетельств очевидцев. Сейчас мне придется отступить от этого своего обещания. Из действующих лиц, которые появятся ниже, знакомых и новых, одно теперь недоступно мне, другому недоступен я. Еще с одним совершенная неразбериха: могу точно сказать, что однажды слышал, как он разговаривает в коридоре за стеной, и еще однажды стал свидетелем одной поразительной встречи, в которой он принимал участие. Этот случай я просто не знаю как считать. Еще одно лицо на данный момент прекратило свое существование. Но я знаю о них. Вслед за Перевозчиком могу сказать теперь: я — знаю.

Только надеюсь: все, что с некоторыми из них произошло, произошло не по моей вине.

Двое рыбаков терпеливо сидели на берегу подмосковной Рузы, окуная удочки в воду. Солнце давно перевалило за полдень, было жарко. В это время никто не ловит, потому что рыба сквозь просвеченную воду видит рыбака. Но эти двое не уходили, перебрасывая поплавки, которые сносило течением. Выше, метров за сто, сидело еще двое. По самому берегу в высокой траве шла дорожка вдоль забора из простого штакетника. Забор огораживал подступающий к самой воде дачный участок.

— Эй! — сказал один шепотом, толкая другого. По тропке теперь шел высокий мужчина, явно направляясь к задней калитке, выходящей на реку. Только что его не было. Рыбак мог поручиться, поскольку гораздо больше, чем на поплавок, посматривал именно туда, на узенькую тропу, которая миг назад была совершенно пуста. С другой стороны сюда на пустую тропу смотрел рыбак из второй пары.

— Эй, погоди, погоди! Куда? — Рыбак был уже на ногах и говорил в полный голос. — Стой, сюда слущай!

От второй пары тоже подбегали. Рыбаки были крепкие высокие парни, но мужчина с выгоревшими светлыми волосами оказался все же повыше их. Одет — хлопчатобумажный легкий костюм охотничьего типа, в зелено-бурых разводах. Такая же майка, куртку держит через плечо. Жарко. На груди рыбак заметил массивную желтую цепь витиеватого плетения. В руках ничего, это хорошо.

Мужчина предъявил документ. И документ соответствующий, тоже хорошо. Мужчину пропустили. Вернулись на свои места. Вот только…

— Слушай, откуда же он? Я ж все время смотрел, не отрываясь.

— Не знаю, я не видел. А ты у Юрки спрашивал? Может, они пропустили?