«…так что расслабься. Внешняя среда в пределах нормы. И да, мы прибыли в расчетную зону, “лоно” сливать, или еще плещемся?»

Не дожидаясь подтверждения команды, вокруг тела забурлила тягучая жидкость.

Сквозь сонмища пузырей проступили границы прозрачного кокона, а за ним тесные черты единственного «просторного» помещения его корабля.

Смывая остатки «живой» жидкости, обеспечивающей легкость переноса перегрузок и переработкой отходов жизнедеятельности тела пилота, тело обдали прохладного струей дезинфектора. Подняв руку, пилот с любопытством осмотрел руку со стекающими каплями физраствора. Мутные капли белого киселя почти не отличались от кожи, на которой зияли черные провалы разъемов.

Все еще не привыкнув к последней системе имплантатов, воин сконцентрировался на внутренних ощущениях. Ответная волна отклика пришла с опозданием.

Тусклый блеск разъемов точно вымеренными каплями застывшего металла тянулся до локтя. Разъедая кожу стальными воронками для прямого подключения ручного оружия «немезисов», имплантат еще был чужим.

Последний контур вживили перед вылетом в самостоятельный рейд, и он еще ныл зудом, запоздало реагировал на тестовые команды и дергано вливался в сплетенное сознание. Вот и сейчас – по параллельной нервной системе побежали потоки импульсов подготовки к слиянию с бортовыми системами, а рука все еще оставалась немой.

Дождавшись, пока затихнет последний всплеск раствора, пилот коснулся колпака. Прозрачная стена кокона втянулась в пазы, и тело обдало холодом рубки управления, с царившей в ней минимально допустимой температурой, переносимой модифицированным организмом. Прямо под рукой открылся проем, и выступил баллон со спреем. Обдав себя облаком аэрозоля, человек дождался, когда стекающий гель застынет на теле тонким слоем и превратится в первый слой «живого белья». Оттягивая следующий этап, воин выдохнул облачко пара. Ему нравилось ощущать кожей малейшее колебание потока воздуха, то, чего не хватает в облаченном в броню состоянии, но регламент однозначен. Воин Ордена облачен в броню всегда.

Поверх первого слоя имплантатов надевается легкая прокладка, затем подключение к шейным позвонкам управляющих блоков «хамелеона», и лишь потом на тело опускается каркас из ажурных сплетений универсального комплекса, со множеством слотов подключений.

Это было одной из самых оберегаемых технологий Марсианской Цитадели. Она являлась средоточием и коммуникационным «слоем», к которому подключаются блоки управления, оружейные комплексы, модули защиты или какие-то дополнительные системы, необходимые для выполнения миссии Ордена. И за сохранностью своих тайн Марс следил очень серьезно.

Только замрет сердце воина, вся электронная начинка превратится в высокотемпературный шлак, и наковырять в нем можно только бесформенные куски сплавленного металла.

«Выведи карту пространства, – сформулировал мысленный приказ воин. И тут же уточнил у соседа по сознанию: – В пищевых резервуарах что-нибудь осталось?»

«Со жратвой туго, – с секундной заминкой возник ответ Шептуна, – последний раз приземлялись месяц назад. Выделенных денег хватило на заправку, пополнили расходники для воспроизводства боекомплекта и остаток ушел на низкокалорийную биомассу».

«Давай, – обреченно согласился воин, устраиваясь в пилотном кресле. Поерзав до глухих щелчков вставших в пазы шунтов “хамелеона”, дождался волны мелких судорог от оживших имплантатов и скомандовал: – Готовность ноль, первая ступень слияния…»

Каждый раз, проходя слияние с электронными системами, воин удивлялся и пытался найти ответ на вопрос о смысле помещения двух разумов в одно тело. Ведь как ни анализируй, как ни проводи обучение и тесты на психологическую совместимость, но он не понимал логику чужого разума. А самое странное: он не понимал, откуда в искусственном сгустке цифрового кода берутся эмоции, логические построения или образы, которые противоречат изученному в Скрижалях, несущих в себе вековые данные из истории Ордена. Да и сам «шептун» тоже не мог ответить на вопросы о своем происхождении. Говорил, что впервые осознал себя лишь с первыми импульсами поступившего в электронные цепи питания. Хотя иногда нет-нет да обновляется от Старших. Но на все попытки развить эту тему отправляет в дальнее путешествие в… службу «мозгокрутов». А встречаться лишний раз с братьями из «очистки» не хотелось ни разу.

Уж слишком много становится в памяти провалов. И почему-то всегда на первом месте самые яркие и самые первые.

В тот день, ничем не примечательный из ежедневной муштры, строй мальчиков-послушников прибыл в медицинский блок. И перед замершим построением громовой раскат сержанта-ветерана известил, что с сегодняшнего дня они переходят на новый этап обучения. Без того почтительно молчавшие мальчишки настороженно замерли. Все уже знали свое будущее по проникновенным разговорам с Учителями, но было тревожно и в то же время радостно. Сейчас они сделают первый шаг к смыслу жизни Воина Ордена.

За спиной здоровенной горы брони, с начищенными до блеска посеченных осколками имплантатов, блеснул лысиной невысокий человек. Выйдя на середину строя, щуплый брат с морщинами и татуировками четвертого ранга и выступающими из висков чувствительными сенсорами встроенного вирткомплекса, говорил едва слышным голосом. А судя по блуждающему взгляду, тяжелому запаху и множеству умных и непонятных слов, пообтертые вторым годом послушничества мальчишки определили в нем «мясника». Брата по Ордену, выбравшему служение в медицинской сфере. Того, кто работал со слабой биологической оболочкой и отвечал за здоровье тела.

И сегодня как раз ему выпала честь укрепить тела послушников первой волной изменений. Ровный голос и обволакивающая умиротворенность усыпили разум, и уже остальное помнилось как отстранённая картинка.

Вот их стали уводить из строя серые тени ассистентов. А они стояли и терпеливо ждали своей очереди под звучавший отовсюду торжественный Марш Воли.

Когда под руки ввели в небольшую комнатку с ярким освещением, ему стало не комфортно. Под действием неизвестности и смены обстановки оцепенение сменилось тревожностью.

Он покосился в сторону. Десяток причудливых манипуляторов в хищном ожидании замерли над железным столом с металлическими захватами.

Тихо гудели стены с выведенными проекциями медицинских систем. И как только он лег на хромированный хирургический стол, под ослепительные лучи сканеров, начавших обшаривать тело утробным урчанием, над ним склонились безликие тени братьев с масками в виде проекции из множества быстро меняющихся картинок. Острый укол в плечо, и наступила темнота, с которой начался отсчет тридцати суток. Семьсот двадцати часов боли. Сорока трех тысяч двухсот минут полного отчаяния.

Его разрезали и сшивали. Редко под общим наркозом. Чаще под местным. Но не более нижнего болевого порога нервной системы. Чуткой электронике важен отклик бодрствующего мозга. А то, что тело корчилось в припадках, это было вторично. Воин Ордена должен познать боль. И он познавал.

Познавал вместе с разобранным и собранным заново позвоночником. Познавал с вживленными первыми имплантатами, усиливающими шею, для того чтобы череп не мотало под увеличившимся весом.

Познавал под хирургическими манипуляторами в многоэтапных операциях, вживлявших в нервную систему последние контуры связи «шептуна».

Познавал в эпилептических припадках от сеансов приладки искусственного разума и сознания человека, от бесконечных тестов на устойчивость и калибровку реакций организма.

Было всё.

И разряды, выгибающие тело дугой, и отторжения неподходящих сплавов, и припадки эпилепсии.

Но спустя полгода обязательных для всех братьев Ордена процедур сплетение сознаний человека и искусственного разума проекта «Немезис» срослось в единое целое и стало взаимодействовать, как положено…

Аккуратно придерживая маску с эластичными шлангами, воин проглотил скользкую кишку подачи биораствора напрямую в желудок. Усмехнувшись словам Шептуна о том, что они могут есть всё, главное правильно выбрать рецепт приготовления, он щелчком вогнал в предплечья разъемы от медицинского реаниматора.