- Вас понял, - мрачно буркнул фон Ланцберг и отдал честь.

Я отвлекся от воспоминаний. Ко мне, кажется, уже второй раз обращался Штайнметц.

- Лучше всего огонь вести будет вам, господин полковник, - сказал он. - Я человек уже слишком пожилой для того, чтобы за пулеметные ручки держаться. Да и стволы менять быстро не смогу. Так что в качестве "второго номера" я в нашем расчете буду намного полезней. Уж с подачей ленты я как-нибудь справлюсь, хотя давненько не делал этого.

- Отлично, - кивнул я, садясь перед пулеметом.

Справа от меня стояли ящики с патронами, около которых уселся Штайнметц, вскрывая ближайший. Слева баки со сменными стволами к нашему пулемету. Они лежали в смазке, а рядом были уложены асбестовые рукавицы. Схватись я за перегретый ствол пулемета - и останусь без руки. А менять его придется достаточно часто, потому что лупить по наступающим демонам буду длинными очередями.

За тяжелый, крупнокалиберный пулемет я садиться не стал. Пусть из них ведут огонь более профессиональные стрелки, чем я. Я буду менее полезен за ним, нежели за рукоятками такого пулемета, какой я выбрал для себя.

Теперь оставалось ждать прихода демонов. А в это время вся наша тяжелая артиллерия, включая и недавно обороняемых нами "Единорогов", и авиация делали все, чтобы как можно сильней оттянуть этот момент. И, конечно же, максимально сократить число врагов. Тем же занимались и временно ставшие нашими союзниками альбионцы. Но демоны продолжали наступать.

И в том, что они придут, я не сомневался. Не для того, чтобы отходить они затеяли это наступление от самой северной точки до южной оконечности единственного громадного материка Пангеи. Не смотря на любые потери, они придут и сомнут нас. И только от нас, прикрывающих эвакуацию, сейчас зависит, сколько человек спасется, а сколько останется здесь вместе с нами.

С жизнью я попрощался в тот момент, когда прострелил ногу Елене.

В глазах все плыло. Руки дрожали, как он не сжимал пальцы на рукоятках штурвала. Староват он стал для таких авантюр. Восемь вылетов подряд. Без отдыха. За таковой нельзя считать те минуты, с каждым разом кажущиеся все короче и короче, пока заряжали аккумулятору электромоторов их самолета и заново начиняли его смертоносным грузом. Штернберг проклинал расторопность техников. И как только они не устают, постоянно таская тяжеленные бомбы? Бегать-то им приходится очень быстро, потому что стоит только взлететь альбионским самолетам, как на горизонте уже маячили бомбардировщики штернов.

- Это мой крайний полет на сегодня, - хрипло произнес Штернберг. - Я слишком стар для этого.

- Это вообще будет крайний полет, - сказал ему штурман. - Бомбы нашего калибра на складах вышли все. А грузить нас теми, что к пикировщикам цепляют, смысла нет. Слишком легкие они для наших высот.

- Значит, эвакуироваться будем, - вздохнул стрелок верхней турели, единственный из двух. Второй сейчас висел на ремнях, удерживающих его в кресле, прошитый пулями демонов. - И то дело. Сил уже почти нет. Руки от пулемета дрожат уже, как у пьяного.

Напряжение полета все снимали разговорами. Болтовней не о чем. Штернбергу хотелось выпить, но именно поэтому он всегда оставлял заветную фляжку с коньяком в командном пункте. Пить в полете - последнее дело. Тем более, когда впереди самое сложное - посадка.

Единственным, кто молчал, был первый пилот. Он крепко держал штурвал, затем медленно повел им вперед, самолет нырнул носом вниз, выровнялся и начал плавное снижение. Сделав круг над аэродромом, откуда альбионцы спешно вывозили самолеты, пилот запросил место для посадки и направил бомбардировщик туда. Не смотря на усталость, пилот четко посадил самолет, только после этого позволив себе расслабиться. Он уронил руки, повиснувшие бессильными плетьми, и как-то весь ссутулился, будто вдвое меньше стал. Штернберг понял, что его придется выносить из кабины. Да и самого генерал-лейтенанта, кажется, тоже.

Весь экипаж буквально висел на руках техников, как и другие летчики, вернувшиеся из крайнего, как говорили они, полета. Не лучше выглядел и бригадир Гилмур. Он стоял, опираясь на руку своего адъютанта, однако явно ожидал возвращения Штернберга. Потому что, когда тот подошел, Гилмур сделал полшага вперед и отдал честь. Штернберг козырнул в ответ, что было сложновато, потому что его буквально подпирали два дюжих техника.

- Мы сделали все, что смогли, - произнес Гилмур. - Теперь пусть поработают пикировщики.

Стоявшие, как говорится, под парами пикирующие бомбардировщики уже гудели винтами, готовясь сорваться в небо. Их пилоты сидели по кабинам и только ждали приказа, пребывая в постоянном нервном напряжении. И теперь просто рвались в бой. Ведь что хуже может быть для пилота, чем сидеть на земле, пока его товарищи дерутся в небе.

Снова отдав честь друг другу, генерал-лейтенант Штернберг и бригадир Гилмур отправились к десантным кораблям, куда уже закатывали их самолеты.

Работа высотной авиации заканчивалась, теперь в дело вступали пикировщики. Первый эшелон их уже поднимался в воздух.

Я поливал наступающих демонов длинными очередями. Сколько времени прошло с тех пор, как я разглядел первых через линзы бинокля, уже не могу сказать. Стоило их цепям подойти достаточно близко, чтобы мы смогли открыть по ним огонь из пулеметов, как я тут же опустился на расстеленную прямо на снегу шинель и открыл огонь. И вот теперь у меня тряслись руки. Да так сильно, что ствол менять приходилось Штайнметцу. Я просто не мог попасть ладонью в асбестовую рукавицу. Так что майор откидывал ствольную коробку, вынимал раскаленный ствол и швырял его в бак со смазкой, выхватывая взамен холодный. Вот только темп стрельбы теперь был такой и стрелял я такими длинными очередями, что перегревались стволы быстрее, чем успевали охлаждаться. Даже при условии, что их было около десятка. Не проходило и двух минут, как из-под кожуха начинал валить дымок и воздух над ним принимался плясать, как в сильнейшую жару. И Штайнметц снова менял ствол.

Спасал нас, наверное, только трескучий мороз. Холодней, чем сегодня, я не мог припомнить дня за всю войну на Пангее. Будь чуть потеплее - и нам понадобилась, наверное, сотня стволов на каждый пулемет. Никак не меньше.

Пулемет трясся в моих руках, только усиливая тремор. Холод проникал в самые кости, потому что расстеленная на снегу шинель, давно уже не грела. Она отсырела, как и вся моя одежда. Пропиталась противной влагой. Надеюсь, что я не подхвачу воспаление легких. Хотя все равно демоны прикончат меня раньше.

Но повод для законной гордости у нас все-таки был. Не знаю, сколько атак демонов мы отбили, но раз за разом волны вражеских атак.

Сначала они попробовали применить старую тактику, швырнув в атаку тысячи тварей, а затем ринулись демоны легкой пехоты под прикрытием тяжелой. Но монстров всех перестреляли из орудий и крупнокалиберных пулеметов. Досталось и бегущим цепям демонов. Они и до бруствера-то не добрались. Тяжелые пули настолько проредили их цепи, что атаковать стало просто некому. Закованные в доспехи демоны были слишком медлительны, а броня их не спасала. И демоны были вынуждены отступить, не сделав ни единого выстрела.

Следующие атаки были куда лучше подготовлены. Их предваряли обстрелы теми же сгустками, которые, видимо, заменяли демонам артиллерийские снаряды. А затем уже на позиции со всей яростью обрушивались их солдаты. Кроме того, и цепи оживленных мертвецов.

Это сколько же народу положили альбионцы под Колдхарбором, что и после той чудовищной атаки на наши траншеи, у них осталось еще такое неимоверное количество мертвецов. Или они умели поднимать их несколько раз.

Техника намного превосходила те паукообразные машины, которые уже атаковали нас. Тут были и самоходные орудия невеликого калибра, напоминающие не то блох или не то черепашек серого цвета, что удивительно на гусеницах. Были орудия калибром побольше. На толстых ногах. Они останавливались, зарываясь ими в утоптанный снег, и давали залп. Эти били обычными снарядами. Ровно такими же фугасами, как наши. Паукообразных боевых машин было великое множество. Они неслись со скоростью бегущего легкого пехотинца, принимая на себя пулеметные очереди и снаряды легких орудий.