Экстаз. Непостижимый, необъяснимый, неземной экстаз овладел мной.
‒ Да, это ты. ‒ Жизнь все время была рядом, а я ее и не заметила. ‒ Это могла бы быть ты. Почему же ты не стала ею?
‒ Не знаю. Тогда не хотела. Потом было поздно.
‒ Нет, еще долго не было поздно. Почему ты отказалась от своей мечты?
‒ Сомневалась… боялась… была не уверена. Не знала, что именно мне нужно…
‒ Теперь действительно поздно, ‒ припечатала Жизнь.
‒ Большое спасибо! ‒ разозлилась я. ‒ Тогда зачем ты мне это показываешь?
‒ Чтоб ты знала, что это все могло быть в твоей жизни.
‒ Ага, и это было бы просто так? Такая вот малина, вся спелая и ни одной гнилой ягодки? Только сладость и никакой горечи?
Жизнь удовлетворенно кивнула.
‒ Я знала, что ты не глупая. Смотри дальше.
Театральный подъезд. Несколько шкафообразных охранников ведут меня к машине. Вокруг щелкают фотоаппараты. Я словно была рядом, и в то же время чувствовала то, что чувствует эта, другая. Я ‒ та, другая ‒ улыбалась, но улыбка была не настоящая. Мы «обе» сели в машину.
Экстаз, охвативший меня во время пения, прошел. Улыбка понемногу сползала с губ. Я знала, что еду домой, в прекрасный, шикарный, но такой пустой дом. Одинокий. Муж оказался донжуаном, и я не вынесла его измен. Мы расстались. Но на самом деле я всегда была замужем за театром. Театр отнимал все ‒ время, силы, эмоции. Он забирал все, но в то же время давал мне испытать немыслимое чувство эйфории, восторга и неистового счастья, когда тебе рукоплещет публика. За эти мгновенья я была готова отдать все ‒ и я все отдала. Артистка положила к ступеням театра жизнь, и он, не задумываясь, поглотил ее. Я жила в театре, там любила и чувствовала, страдала и радовалась, испытывала восторг, горечь разочарований и радость побед, там была настоящая моя жизнь, а больше… больше ничего не было.
Это продолжалось уже давно, я привыкла и была счастлива. Только ненавидела возвращаться поздно вечером в одиночество. Наверное, поэтому я далеко не каждую ночь проводила дома.
Все это вихрем пронеслось в голове, я посмотрела внимательнее на саму себя ‒ в мехах и шикарном наряде, и та, другая «я», тоже посмотрела на меня.
Я отпрянула назад… и вывалилась обратно в кафе.
‒ Это не счастье, ‒ сказала я.
‒ Нет, счастье. Ты счастлива там. Была бы счастлива.
‒ Но… дом, семья, дети… Разве есть что-либо прекраснее материнства? Шепот огня в камине, потрескивание поленьев, тихий семейный вечер… когда ты знаешь, что этот огонь ты поддерживаешь сама ‒ в этом счастье…
‒ А камина-то у тебя нет.
‒ Да я так, образно…
‒ Не в этом случае, ‒ отрицательно покачала головой Жизнь. ‒ Там у тебя на все это не было времени. Но в данном случае это и не было твоим предназначением ‒ ты служила театру, и главнее всего на свете для тебя был бы зритель, который, стоя, рукоплескал тебе после каждого спектакля. Это ‒ счастье. Поверь мне. Не многим дано такое испытать.
‒ Я бы так не хотела… наверное, поэтому у меня ничего и не вышло. Я бы не смогла…
‒ Смогла бы. Но это уже дело прошлого.
‒ Тогда я не понимаю смысла всего этого!
‒ Скоро поймешь.
Жизнь снова пристально посмотрела на меня, и калейдоскоп закрутился во второй раз.
Огромный город. Наверное, так выглядит мегаполис, который мне, прожившей всю жизнь в небольшом городке, сложно даже представить. Он обрушился на меня оглушающим гамом: бесконечные вереницы сигналящих машин; толпы спешащих людей; здания, сияющие яркой рекламой и уходящие высоко в небо. Большинство из них были именно как муравейник с его ходами ‒ с бесчисленными коридорами и офисами. Вот в одном из них мы и оказались.
Немыслимо ‒ но на этот раз я увидела себя, сидящую за компьютером в отдельном кабинете. Табличка на дверях гласила: «Главный редактор». Не может быть!
Да, вот уж чудо так чудо ‒ эта дама, словно сошедшая с обложки глянцевого журнала (редактором которого она ‒ я ‒ в данном случае являлась) была похожа на меня еще меньше, чем певица, которую я видела до этого. Но надо признать ‒ когда-то, давным-давно, меня посещала такая идея ‒ заняться журналом, правда, все это было смутно, неконкретно. Точно так же призрачно, как и желание стать певицей.
Здесь, у этой женщины, было двое детей, они учились в престижной школе. Правда, виделись они редко ‒ отвозил в школу и привозил их обратно шофер, а если вечерами дети были дома, то сидели по своим комнатам. Я ‒ она ‒ дома бывала редко даже вечерами: презентации и выставки, дружеские вечера и обязательные ужины ‒ все это отнимает уйму времени и сил, но я счастлива. Правда, муж ворчит и злится, что меня постоянно нет дома, но мне недосуг все это выслушивать. Я слишком занята, от меня так многое зависит, я такая важная персона! Как же мне нравится моя жизнь!
‒ Так жить сложно. Я бы так не смогла, ‒ сказала я Жизни, снова очутившись в кафе.
‒ Смогла бы. Ко всему привыкаешь.
‒ Но у меня нет специального образования, ‒ слабо сопротивлялась я.
‒ Конечно, сейчас нет. Но могло бы быть. Второе образование разве кто-то отменил?
‒ Ладно, ‒ вздохнула я. ‒ Это все?
‒ Ну, я просто обязана показать тебе еще кое-что.
На этот раз меня первым делом окутали запахи ‒ невероятная смесь пряного, сладкого, горького и свежего. Я была одета странно: на мне балахон, вышитый кричащим орнаментом, волосы перехвачены ярким платком, на запястьях множество браслетов.
Курились благовония, где-то звенели колокольчики. А, это посетители зашли в магазин. Ах, это же я ‒ я хозяйка этого экзотического великолепия… Две милые девушки вежливо разговаривают с покупателями, а я просто смотрю вокруг и в очередной раз не верю, что моя мечта сбылась.
Милый небольшой магазинчик с этническими штучками, заморскими сувенирами и разнообразными безделушками, которые приносят в дом тепло и магию южных островов.
В этой жизни у меня было все по-другому ‒ путешествия в дальние страны, муж, разделяющий мое увлечение. Веселые и раскованные дети. Двое ‒ мальчик и девочка. У девочки вся голова в косичках, на запястьях браслеты. Много тонких браслетов. Мальчик серьезный очень, уехал по обмену учиться за границу. Все хорошо…
‒ А здесь, что здесь не так? ‒ поинтересовалась я.
‒ Да все так. Только вас собираются выселять, здание ‒ историческая ценность, его будут реставрировать-восстанавливать, так что тебе скоро придется сворачиваться и перебираться куда-нибудь, ты еще не знаешь ничего. В центре аренда стоит немыслимых денег, у тебя таких нет, а на окраину не хочется. В общем, надо будет крутиться.
‒ Этого я не умею.
‒ Умеешь, ‒ фыркнула Жизнь. ‒ Ты много чего умеешь. Просто не знаешь. Просто сама себе шанса не давала.
В чем-то она, несомненно, была права.
‒ Но к чему ты это все показываешь?
‒ Чтоб ты на саму себя посмотрела внимательно! ‒ Жизнь подалась вперед, заглянула мне в глаза… нет, прямо в душу. ‒ Вот смотри, смотри и слушай. Сегодня, сейчас у тебя последний шанс изменить все ‒ весь свой мир, всю свою жизнь! Мир, в котором ты живешь, можно изменить до неузнаваемости, зажить совсем новой жизнью. Ты слышишь? Ты что, спишь?
‒ А… нет… Так уже и последний, ‒ опомнилась я. Надо же, замечталась!
‒ Ну, последний хороший шанс, скажем так. Все может быть в жизни, ‒ погрустнела собеседница. ‒ Всякое может произойти, ты же знаешь. Но я не хочу рисовать мрачные перспективы, у тебя достаточно ума и опыта, чтобы избежать неприятностей и не свернуть с прямой дорожки. Не вляпаться в дерьмо, прямо говоря. Но вот это – то, что я предлагаю тебе сегодня, боюсь, что сама, без хорошего пинка, ты не примешь. Не поверишь. Побоишься. Не увидишь просто! А второго такого шанса у тебя не будет. Такой шанс ‒ гарантирую ‒ у тебя последний.
‒ Хоть кофе-то можно допить?
‒ Допивай, ‒ милостиво разрешила собеседница. ‒ И слушай. Сейчас ты выйдешь из кафе и встретишь его.
