IV. Численность народонаселения. После рассмотрения естественных условий страны должно следовать изучение характера ее населения, влияющего на развитие морской силы; и прежде всего следует рассмотреть численность населения по отношению к размерам территории. Относительно размеров страны уже указывалось, что на морскую силу влияет не только количество квадратных миль, но и протяжение и характер береговой линии; точно так же относительно населения важно знать не только полную численность его, но и то, какая часть его живет морем или, по крайней мере, с успехом может быть использована для службы на судах и для работ по созданию материальной части флота.
Например, в прежнее время и вплоть до конца великих войн, последовавших за Французской революцией, население Франции было значительно больше населения Англии; но по отношению к морской силе вообще – в мирной торговле, так же как и в военных возможностях – Франция стояла значительно ниже Англии. Что касается военных возможностей, то этот факт еще более замечателен потому, что по временам в смысле военной подготовки Франция имела перевес при объявлении войны, но не была в состоянии удержать его. Так, в 1778 г., когда была объявлена война, Франция, благодаря системе принудительного набора, сразу же смогла укомплектовать экипажи пятидесяти линейных кораблей. Англия, напротив, по причине рассеяния по всему земному шару того самого флота, на который ее морская сила так надежно опиралась, встретила огромные затруднения для укомплектования даже сорока кораблей в своих водах; но в 1782 г. она имела уже сто двадцать судов, вошедших в строй или готовых вступить в него, тогда как Франция никогда не была в состоянии поднять численность своего флота выше семидесяти одного корабля. Наконец, в 1840 г., когда обе нации были на краю войны в Леванте, в высшей степени образованный офицер того времени, прославляя высокое состояние французского флота и выдающиеся качества его адмирала, а также выражая уверенность в результатах столкновения с равным по силе неприятелем, в то же время говорит: «За эскадрой из двадцати одного линейного корабля, которую мы могли тогда снарядить, не было резерва, и ни один корабль не смог бы быть снаряжен ранее как через шесть месяцев». И это положение было следствием не только недостатка судов и надлежащего оборудования их, хотя и такой недостаток ощущался. «Кадры морского запаса, – продолжает он, – были так истощены тем, что мы уже сделали (снарядив двадцать один корабль), что постоянный набор, установленный во всех округах, не мог удовлетворить желания правительства сменить матросов, находившихся в плавании свыше трех лет».
Подобный контраст указывает на такое различие в так называемой запасной силе, или резерве, которое является даже большим, чем может показаться на первый взгляд, ибо крупный флот, наряду с экипажами, неизбежно дает занятие множеству людей, принадлежащих к профессиям, облегчающим изготовление и ремонт материальной части, и вообще так или иначе связанных с морем и всякого рода плавучими средствами. Указанные родственные профессии с самого начала прививают таким людям способность к несению морской службы.
Существует анекдот, характеризующий глубокое понимание этого дела одним из замечательных моряков Англии сэром Эдуардом Пеллью (Pellew). Когда в 1793 г. разразилась война, то почувствовался обычный недостаток в матросах. Стремясь выйти в море, но не имея надежды укомплектовать свои экипажи без привлечения неморяков, Пеллью приказал своим офицерам вербовать экипаж из корнваллийских рудокопов, полагая, – на основании лично известных ему условий и опасности их профессии, – что они легко приспособятся к требованиям морской жизни. Результат доказал его проницательность, ибо, избежав этим неотвратимой в ином случае задержки, он сумел захватить первый фрегат, взятый в этой войне в одиночном бою; и что особенно поучительно, так это то, что хотя он был в кампании всего три недели, а его противник – более года, потери, тяжелые с обеих сторон, были почти равны.
Может быть, скажут, что такая резервная сила почти потеряла теперь то значение, какое она имела раньше, потому что современные корабли и оружие требуют долгого времени для их изготовления, а современные государства стремятся к тому, чтобы с самого начала войны быть способными использовать всю мощь своих вооруженных сил с такой быстротой, чтобы нанести противнику решительный удар прежде, чем он сможет ввести в дело равную силу. Употребляя распространенное выражение, национальный организм в целом не сможет принять участия в игре; удар же падет на организованный военный флот, и если он уступит, то крепость остальной части организма не принесет никакой пользы. До некоторой степени это справедливо; но ведь это было справедливо также всегда, хотя прежде в меньшей степени, чем теперь. Допуская, что при встрече двух флотов, которые представляют практически всю наличную силу двух наций, один из них будет уничтожен, тогда как другой сохранит способность к дальнейшим действиям, – теперь будет гораздо меньше надежды, чем прежде, что побежденный сможет восстановить свой флот в течение войны; и гибельность результата будет прямо пропорциональна зависимости нации от ее морской силы. Трафальгар был бы гораздо более фатальным ударом для Англии, чем он был для Франции, если бы участвовавший в этом деле английский флот представлял, – как это имело место по отношению к союзному флоту, – ядро национальной мощи. Трафальгар в таком случае был бы для Англии тем же, чем Аустерлиц для Австрии и Иена для Пруссии; империя была бы повергнута во прах уничтожением или дезорганизацией ее военных сил, к чему, как говорят, особенно стремился Наполеон.
Но если такие исключительные катастрофы прошлого оправдывают низкую оценку резервной силы, основанной на числе жителей, способных к известному роду военной службы, то какую же катастрофу мы имеем в виду? Упомянутые сейчас удары были нанесены людьми исключительного гения, стоявшими во главе вооруженных отрядов, обладавших исключительной подготовкой, престижем и esprit-de-corps[8], и были кроме того направлены на противников, более или менее деморализованных сознанием своей сравнительной слабости и предшествовавшими поражениями. Аустерлицу непосредственно предшествовал Ульм, где тридцать тысяч австрийцев положили оружие без битвы, и история предшествовавших лет была длинным рядом поражений Австрии и успехов Франции. Трафальгар непосредственно последовал за почти совершенно неудачным крейсерством, справедливо названным морской кампанией; а несколько ранее, но все же сравнительно незадолго до того, произошли памятные для союзного флота битвы при С.-Винценте (о ней вспоминали испанцы) и при устье Нила (ее вспоминали французы). За исключением Иены, эти сокрушительные поражения были не только отдельными неудачами, но и окончательными ударами; а в Иенской кампании имелось неравенство в численности, в вооружении и в общей подготовке к войне, что делает ее опыт менее приложимым к обсуждению возможного результата отдельной победы.
Англия в настоящее время представляет самую сильную морскую нацию в мире; в век пара и железа она удержала превосходство, которым обладала в дни парусов и дерева. Франция и Англия – это две державы, имеющие самые большие военные флоты; и вопрос о том, который из двух сильнее, остается еще настолько открытым, что практически они могут рассматриваться как обладающие равной материальной частью для ведения морской войны.
Теперь спрашивается, может ли быть допущено такое различие в личном составе или в личной подготовке, которое сделало бы вероятным, что одно сражение или одна кампания даст решительный перевес какой-либо стороне. Если нет, то выступает на сцену резервная сила; сначала – организованный резерв, затем резерв из морского населения, резерв технической подготовки, резерв богатства. Нам кажется, что некоторые отчасти забывают о том, что первенство Англии в механических искусствах дает ей резерв механиков, которые легко могут ознакомиться с требованиями службы на современных броненосцах; и когда ее торговля и промышленность почувствуют бремя войны, избыток матросов и механиков перейдет на военные корабли.
