― Я хороший боец, только и всего. Приговоренный к смерти всеми способами, вплоть до холодного железа. За мной бегает по пятам тайный сыск самого Давида! В нескольких штатах меня хочет упрятать в тюрячку человековое правосудие! И что я могу сказать, глядя на ваши мерзкие мёртвые хари?
Нобакон вдруг рассмеялся, и от этого газонокосилка чуть попятилась. Из раны, туда, где прошла пуля, посыпались маленькие искорки.
― И я так скажу: если бы я мог вернуть все, вообще все, назад, я бы сделал с каждым из вас тоже самое. Даже еще жестче. Я придумал бы сотню новых способов умертвить вас ― и сделать это как можно больнее! Со мной вы бы запомнили, что такое агония; как звучит, когда твои суставы медленно прогоняют через чеснокодавилку; как хлопает раздавленное глазное яблоко и что значит оставаться живым, пока твои внутренности кто-то ковыряет руками через вспоротое брюхо! Я сделал бы все это, повторил, а потом отмотал время назад и снова повторил! Я ― Нобакон! Я, китэйн племени красных шапок! Я, несломленный бунтарь, которого не сломает никогда, никто и ничто! Пока я дышу, я буду угрозой сытому для одних и голодному, кукишному для всех остальных порядку знати! Так что давайте, вперед, избавьте меня от головы! Но это вам не поможет. Потому что рано или поздно я вернусь. И тогда...
Он осекся, потому что его взгляд упал на Кесс. Та стояла, паря над землей, с вывернутыми в разные стороны руками и ногами, с заплаканными, большим глазами, а губы выпачканы кровью. Ее кровью...
― Ты убивал не только знать! Я всегда плевала на ваши с ними разборки. Я просто хотела мирно жить.
Она плюнула Нобакону под ноги.
― Но ты и твоя орава, этот Вольный батальон, вы вломились к нам в трод, хотя мы не могли отказать раненым в восстановлении. Вы обесчестили и убили меня, моего мужа, нашу дочь... Всех, чье сердце не сковала черная злоба, как у вас самих!
Сгусток прозрачной крови упал точно между пятками, и зашевелился, подобно студню.
― А, ты удивлена, Кесс? ― сказал Нобби. ― А я думал... Эта падаль всю войну не брала пленных. Эта падаль измывалась и унижала всех, кто посмел сохранить достоинство. Эта гнида приперлась, когда столетиями прежде бежала, поджав свои длинные хвосты. Когда устроила жестокую бойню, убив многих простецов только потому, что им приспичило спасти себя от банальности! А потом вдруг приперлась ― и сразу стала тут самой главной! Они, эти дворяне, оставались мразью и падалью. И вы могли, вы должны были их добить! Всех! А мерзкие бошки вывесить прямо у входа, чтоб следующая знатная падла, пробегающая мимо, подумала, прежде чем соваться к вам! Но вы нет! Нет! Да у каждого из этих ублюдков руки были по локоть в крови! В крови тех, кого они кончили. В крови шапок, нокеров, слуагов, паков, троллей, эшу... богганов. А ты им, значит, бодягой синячки подмазала, шелошовка?!
― Довольно речей! ― хряпнула газонокосилка. ― Тащите его сюда.
Ее корпус разъехался в стороны, и прямо под ним обнаружились те самые ножи... Они завертелись, быстро-быстро, так что движения и не различить.
Нобби закричал, проклиная всех и каждого тут. Его сперва поставили на колени, потом ― потащили прямо к вращающимся с большой скоростью лезвиям. Его волочили медленно, вспахивая острой мордой каждый дюйм к газонокосилке. Но все, что услышали призраки ― это что он вернется, о да, он обязательно вернется, и тогда... Им лучше бы остаться в Аркадии навечно, чем рисковать тут, в землях Осени...
Когда он ощутил ветер и кусочки травы, набившиеся в широко раскрытые глаза, он закричал, надеясь раньше вцепиться в ножи. Эта игра должна была стать игрой по его правилам...
Он проснулся во дворе.
― Уууу ать тою... ― протянул он, выплевывая кусок корпуса газонокосилки. Все верно. Полностью голый, с верными клинками в руках, с кожей, плотно стянутой корочкой застывшего алкоголя и сукровицей, которую тревожно щекотал ветер, он набил полный рот пластика. Следующим укусом он вцепился бы в бритвенно-острые ножи, переварить-то не вопрос, но вот по дороге... даже его рту пришлось бы несладко.
― Говнище! ― сплюнул Нобби остатки пластмассы. Чертов сон. Проклятый сон.
Однако в нем был намек. Нобби выпрямился и побрел обратно в особняк. В сущности, охранник ни в чем не виноват. Он просто наемный работник, которому нужно кормить семью. И псина. Та проявила верность хозяину, руке, которая подавала ей корм все ее псино-годы. Наверное, не стоило с ней так жестко...
И да, он убил не только знатнецов. Многих, слишком многих. Нобби, отчаянно выискивая между зубов застрявший пластик и поминутно его сплевывая, поднялся в одну из спален второго этажа и повалился на нее. Спустя миг тревожные самообличительные мысли сменил пронзительный, королевский храпун.
Корт закрыл капот и выматерился под нос. Проклятье! Эшу считал Пикап чем-то вроде брата, прислушивался к мурлыканию его внутренностей, держал в отличном состоянии и всегда нежно крутил баранку. Потому такого вот предательства, тем более здесь, посреди бегущей лесом дороги, Корт совсем не ждал. Эшу поскрёб свой смуглый подбородок и уже хотел обратиться к странствиям ― добраться до ближайшего городка и вызвать эвакуатор. Не дело бросать старого друга, тем более когда тот в болезни...
В столице графства его доклада ждали люди Давида, которых крайне интересовала обстановка в округе: поговаривали, что шевелятся повстанцы. А еще один тролль, немногословный и грубый, прославлявший грядущую Дискордию. Этих интересовал некий Нобакон, шапка-сумасброд, бросающийся с яростным кличем на каждого встречного ши. Корт рассчитывал застать его в местной явке мятежников, но проклятый шапка так и не показал носу. Может, сдох по дороге? Было бы худо. Эшу надеялся еще набрать очки на его пузатой персоне. Корт уже знал, что скажет тем и этим, и что именно попросит взамен. О да, он попросит... Янтарные глаза эшу светились подлинно-неблагим пламенем...
Он уже собрался начертить в воздухе портал, когда услышал рев мотора. Должно быть, это из того особняка, который он мельком приметил по дороге. Гул стремительно приближался. Эшу выбежал на проезжую, размахивая руками... Его глаза расширились, когда он увидел, что за машина несется навстречу и кто за рулем.
Он почти успел завершить банк, гламур почти собрался в упругий пучок, который откинул бы его обратно на обочину. Страшное слово "почти"...
И ведь ржавая развалюха, которая просто не могла ездить. Кажется, ткни в нее пальцем, развалится. А куда там.
Сперва от столкновения онемел живот. Корта подбросило вверх, прямо на лобовой стеклопакет, прокатило по крыше, вжало в капот, и приземлился он в метре от багажника драндулетины.
Чертовы ноги не слушались. Боль пришла ровно в тот миг, когда Корт приземлился на асфальт. Она заполнили собой весь мир, едва не унеся эшу в Аркадию.
Скрип тормозов. Кто-то не спеша идет навстречу.
― Ну надо же, Кортик! Рад тебя видеть, приятель, как поживаешь? Кто ж это с тобой сделал, какой урод?
Острый носок сабатона перевернул эшу на спину. От этого Корт разразился настоящим воплем, но на выходе получился лишь слабый писк.
Над ним стоял проклятый шапка Нобакон. И между грязных зубов виднелись темно-оранжевые кусочки пластика. Этот псих, видать, сожрал что-то не то...
― Помочь тебе, что ли? Я бы помог. Но ты, говорят, вынюхивал сразу и для Давидушки, и для тенеебов? Не многовато ли ушей на такой маленький ротик?
На сцене появился, мать его дери, настоящий магнум. Разрываемый болью на части Корт видел блеск его ствола. "Ну же, добей, добей!" ― кричали янтарные камешки его глаз.
― Патроны нынче в цене... прости, ― словно прочитал его мысли шапка. Выпрямился, и теперь лязг доспеха раздался в стороне автомобиля. "Сейчас уедет... Я буду тут лежать... пока не сожрет койот... или какая химера... о черт..."
Нобакон вернулся в кабину.
― Еще один простец, у которого не нашлось времени на выбор? Ему просто велели ― и он сделал просимое? Ну да, конечно.
