Он повернулся ко мне и ответил:

– А я не сказал разве? Если хотите, можете у меня пожить.

В доме рыбака было очень уютно. Он указал мне на комнату, а сам пошел на улицу. Комната была просто обставлена: кровать, пару стульев и тумбочка. На одном из стульев лежало аккуратно сложенное постельное белье, а на тумбочке стояла ваза со свежими ромашками. «Рука женщины присутствует» подумала я. Я поставила чемодан и тоже вышла из дома. Рыбак распутывал сети.

– Я так и не узнала, кому обязана таким гостеприимством – начала я беседу – как можно к вам обращаться?

– Михаил Андреевич – был краткий ответ.

– У вас очень уютно в доме, ваша жена наверно отсутствует, я бы хотела…

– Нет у меня жены! – крикнул он, схватил сети и быстрым шагом направился к пирсу. Я побежала за ним. Он сел в лодку и стал распутывать сети там. Я подошла к пирсу.

– Извините, я всегда говорю лишнее, опять сказала какую-то глупость – сказала я.

– Это ты меня прости, уже на людей бросаюсь. Одиночество доводит.

Я села на пирс.

– Моя жена умерла три года назад – начал он рассказывать, теребя в руках кусок рыбной сети – и все пошло не так. Мы были счастливы, хоть и не было у нас золотых гор, дворцов, квартир. Маленький домик в маленьком поселке, в котором всегда пахло смолой и березовыми вениками, любимая жена, взрослая дочь, которая каждые выходные из города со своей семьей приезжала. Это был маленький, уютный мир, вдали от шумного города, среди бескрайних полей, лесов и озер. Когда Маша умерла, то все изменилось. Она простудилась, а так как иммунитет был слабый, то воспаление легких стало неудивительным результатом. Месяц в городской больнице пролежала. Я все там сидел днями и ночами, а она все меня прогоняла, мол, уезжай, не хочу, чтобы ты меня в таком состоянии видел. Я все потом вспоминал, как она была красива. Ей было 50 лет, когда она умерла, но даже тогда, она оставалась для меня самой красивой и стойкой женщиной. Ни разу она не сказала, что у нее что-то болит, но до последнего беспокоилась обо мне. Михаил Андреевич закрыл лицо руками и затрясся. Он глубоко вздыхал и всхлипывал носом. Я поняла, что он плакал. Я всегда знала, что если плачет мужчина, то ему по-настоящему тяжело. Я не знала, что сказать. Я сидела и слушала, как он плачет.

– Но не это самое страшное – продолжил он погодя – дочь ни разу не пришла в больницу, а на похоронах пробыла всего пол часа, положила цветы, сказала, что ей очень жаль и ушла. Она была у меня год назад. Но не потому, что меня увидеть хотела, чтобы внука на пару дней оставить. Некому было присмотреть. То белье на стуле – это для нее. Думал вдруг приедет когда-нибудь. Год прошел, а я все жду и жду. Наверно нет смысла.

– А почему вам не позвонить ей? – спросила я.

– Да на что я ей нужен? Умру, не заметит. Никто не заметит. Она красивая, статная. Директор компании строительной фирмы, а муж ее учредить этой компании. Меня она стесняется. Когда я ей звонил, она сказала, что не может говорить, сказала позвонить через пару дней, но потом трубку не взяла. Но ты не думай, я обиды на нее не держу…сил нет обижаться. Не думал я, что так у меня все сложится, под конец жизни то…остался один, совсем один.

– Я тоже одна…– призналась я – отца нет, матери все равно…у нее другая семья, пару звонков за полгода – и то хорошо. Единственный близкий человек, мой друг, уехал учиться за границу. Конечно, я поддержала его в этом, но внутри все сжималось, хотя кто он мне…просто друг, но друг, ставший единственным человек во всем мире, чье присутствие зарождало желание жить, а не проживать. А сейчас я считаю минуты, смотрю на часы, и жду, когда они пройдут. Жду следующего часа, жду вечера, жду утро, а потом опять жду вечера. Разве это жизнь?

– Не думаю…– ответил он.

– Знаете, наверно я даже не представляю, что такое война, раз думаю об этом, но если бы пришлось выбирать, то я бы лучше жила в то время. Может быть тогда, в моей жизни был хотя бы какой-то смысл. Это глупо конечно, можете не говорить.

Мы еще долго так сидели, но какая нам разница, мы могли бы сидеть и вечность. Все равно бы никто не пришел, нам некого было ждать и время для нас не играло важной роли.

Там, в городских трущобах, люди бегут, спешат, торопятся куда-то. А здесь тихо, тишина. Почему люди, как природа, не могут выслушивать и молчать? Просто, как эта природа, выслушивать и молчать в ответ? Мы сидели и молчали, слушали, как ветер колышет листья, как поют птицы, как где-то вдали шумят бурлящие пороги, обрушиваясь небольшими волнами на препятствующие их потоку камни.

IV

Психиатрическая больница номер семь. В кабинете главного врача пахнет спиртным. Я сижу на стуле и держу свое направление. «Мария Александровна – главный врач» красуется имя на бэйдже.

– Ну и куда прикажете вас поместить? – спросила она, разглядывая мое направление.

– Я могу в любом отделении поработать – ответила я, пытаясь ей понравиться.

– Так ладно, идите в отдел кадров, отдайте там свое направление, потом пойдете в отделение психотического эпизода. Старшая медсестра вам все расскажет, покажет. Ступайте.

– Отделение психотического эпизода? Но я не планировала работать с больными шизофренией…я только….

– Какой из вас тогда будущий врач? – перебила она меня резко.

Я вышла из кабинета.

«Отделение психотического эпизода» – подумала я – «Только этого мне так не хватало».

Я зашла в отделение. Старшая медсестра дала мне халат и попросила подождать десять минут. В коридоре было пусто. Один человек сидел на скамье и смотрел в книгу, лежащую на коленях. Я села рядом с ним. Я знала, что с больными лучше всего не разговаривать на посторонние темы, но что-то заставило меня задать ему вопрос.

– Как вас зовут? – спросила я.

Человек не ответил и дальше смотрел в книгу.

– Меня Анной зовут – продолжала я – я буду здесь работать. Я хочу с вами познакомиться, раз нам предстоит сотрудничество.

Человек продолжал молчать.

– Вас тут хорошо кормят? Вам нравится? По-моему, здесь очень уютное местечко. А что вы такое читаете? Можно посмотреть? – я хотела взять книжку, но внезапно человек захлопнул книгу и закричал:

– Да вы что! Совсем что ли? Я вам больной что ли, чтобы так со мной разговаривать? «Хорошо ли вас кормят? Уютное местечко?». Это больница для психов! Я это прекрасно знаю, только не понимаю, почему я здесь. Нечего со мной так разговаривать. Это моя книга и нечего ее трогать!

Я оцепенела и не знала, что мне делать. На крик прибежала старшая медсестра и медбрат.

Медбрат взял больного под руки и повел в палату.

– Как с ребенком разговаривает, издевается надо мной! – не переставал кричать больной.

Старшая медсестра посмотрела на меня с укором.

– Первое правило, которое вы должны были уже давно уяснить – это не разговаривать с пациентом на посторонние темы. Теперь из-за вас куча проблем будет. Как вы собирались здесь практиковаться, если даже элементарным уровнем знаний не владеете?

– Извините, извините меня…я не знаю, что на меня нашло…– начала оправдываться я – Этого не повториться.

Но все же это повторилось. На следующий день, после оформления, мне дали указание подшивать документы в карты больных. На пункте регистратуры приемного отделения находилась я и медсестра. Некоторые больные прогуливались по коридору.

– Я отойду минут на пятнадцать, ладно? – спросила медсестра – мой муж заехал, хочет меня повидать. Я тут просто вторую смену уже…– начала она оправдываться.

– Мне не сложно, конечно – ответила я.

– Ой, спасибо. Главный врач сегодня не работает, так что бояться нечего. Я мигом – сказала медсестра и, бросив медицинский халат на стул, побежала к выходу.

Я продолжала подшивать документы.

– Тук, тук. Можно? – спросил чей-то уже знакомый голос.

Я подняла голову и увидела больного, с которым вчера пыталась завести беседу. Я не ответила и продолжала заниматься своим делом.