Джасти больно ударилась о пол, но та боль привела её в чувства, вывела из оцепенения. Когда она поднялась, то увидела, как эльфийки помогают беременным и родившим переправиться в конец лазарета — подальше от входной двери. Им было больно, страшно, но они, в отличие от медсестры, держали себя в руках, не поддавались панике. А Джасти поддалась — её глаза нервно забегали в поисках выхода из этой ситуации; стоя далеко от окна, она всё равно видела, как орков становилось больше. Они, подобно муравьям, быстро заполонили улицы, и от страшных криков убийц и их жертв теперь не спасали ни окна, ни двери, ни стены.
— Джасти, быстро! — рявкнул Исенгрим, хватая её за плечо и отбрасывая к столпившимся у стены беременным. Кто-то её подхватил, поставил на ноги, а Железный Волк указывал куда-то пальцем остальным: — В кладовой на шкафах луки и стрелы! Берите их и обступите женщин!
Медсестра не сразу заметила, что стояла среди пациенток. Другие же целительницы быстро забегали по лазарету, но не в панике — они что-то искали. Непонятно откуда — Джасти даже не успевала сообразить — у них в руках появились луки, при этом женщины спешно надевали на себя колчаны со стрелами. Откуда у них они вообще?! Была одна мысль: неужели Исенгрим заранее предсказал такой исход событий и позаботился о том, чтобы было чем защищаться? Уже в следующую секунду все целители, включая малышку Мариэль, встали в ряд впереди пациенток, натянув тетиву и готовые выпустить стрелы в первого, кто посмеет войти в лазарет. Исенгрим и Зевинас стояли перед ними, но в руках держали клинки. За сколько они так успели сгруппироваться? Минута? Две? Джасти не следила за этим, она только слышала крики снаружи. Перед глазами ещё стояли обезглавленные эльфы и морды этих тварей. В окнах всё ещё были видны орочьи головы, сверкало лезвие их мечей и секир. Джасти затрясло от страха. И вот с этими тварями воюют эльфы? И на них пошёл её дорогой Леголас? От них должен был защищать Амарайл отряд Белок?
И именно к их приходу подготовились целители. Джасти перевела взгляд на своих учениц и увидела не прекрасных женщин, олицетворяющих собой заботу и сострадание, а грозных воительниц. Медсестра была уверена, что они боялись не меньше её самой, но не поддавались страху и были готовы встретить орков, если те посмеют сунуться в лазарет. Они были готовы к смерти, лишь бы защитить беззащитных женщин.
— Тише, мой маленький, — слезно прошептала одна из позади стоящих мамочек.
Джасти обернулась и не сразу услышала, что многие новорожденные, возмущенные столь резким пробуждением, стали кричать, а эльфийки, плача ни то от страха, ни то от неизвестности, укачивали своих чад, нашептывали ласковые слова на ушки, пытаясь их успокоить. Если бы было время на стыд, Джасти определённо его почувствовала. Даже малышка Мариэль — та, которую она считала хрупкой красавицей, сейчас стояла в боевой позе, готовая до последней капли крови защищать всех. А Джасти — полевая медсестра, прошедшая три года в битвах, в голоде, в страхе, сейчас тряслась, будто это она тут беременная и её надо защищать. Хотя, и её можно понять — девушка увидела орков в первый раз и именно в тот момент, когда они рубили эльфов, будто те были безжизненными кусками мяса. Надо взять себя в руки! Она выдержала три года войны, встречу с гигантскими пауками… Нельзя быть обузой для всех! Но… что она могла? Уроки стрельбы забросила сразу, как только уехал Леголас — не до них было. Сражаться на мечах или с кинжалами не умела. Был бы тут автомат, с которым ей пришлось научиться управляться, но и того не было.
Очень быстро крики стали заглушаться раскатами грома и бьющим по крыше дождём… В голове даже поселилась мысль, что им повезёт — орки пройдут мимо лазарета. Но судьба не любит, когда ей бросают вызов — стоило Джасти так подумать, как позади них сразу кто-то попытался проломить стену. Женщины закричали, поворачиваясь к стене лицами, но звуки сразу прекратились. Теперь уже и стены казались опасными… Они были заточены в своём же лазарете. Здание, даровавшее жизнь, теперь могло похоронить всех присутствующих.
«Пожалуйста, пусть всё обойдётся! Пожалуйста, пусть всё обойдётся, — Джасти скрестила пальцы и приложила их к груди в молящем жесте, беззвучно повторяя мольбу: — Пусть орки уйдут. Пусть Йорвет с Киараном придут сюда только тогда, когда врагов уже не будет. Пусть они исчезнут. Всё что угодно, только бы никто не умер от лап этих тварей. Их слишком много для Белок. Они слишком сильные для присутствующих здесь. Пусть всё обойдётся. Пусть это будет сном!»
Джасти молилась, мысленно стараясь перекричать весь тот шум, что она слышала снаружи, перекричать гром; зажмурила глаза, дабы не видеть предвещающих нечто плохое вспышек молний. Но всё бесполезно…
Вдруг в дверь стали врываться. Сначала это были сильные толчки, а потом её пытались выбить ногой. Сам пол, казалось, от этих грохотов, стал ходить ходуном, Джасти даже здесь, на таком расстоянии от входа, чувствовала ударную волну. С пятого раза дверь удалось выбить так, что она вылетела с корнем, стол был с легкостью опрокинут, а в проёме показалась уродливая морда орка. Красавицы, не теряя времени, пустили свои стрелы, превращая морду врага в подушку для них. Какие-то не смогли пробить шлем, но две стрелы попали в глаза, и орк упал поверх двери. Но рано Джасти обрадовалась — за ним толпились ещё несколько уродцев. Они увидели в женщинах да в двух мужчинах слишком лёгкую добычу и сразу стали пытаться пробраться внутрь, но эльфийки не переставали обстреливать их — орки падали друг на друга, а Исенгрим и Зевинас ждали. Так враги, один за другим, пытались пробраться внутрь — впереди бегущие были подобием щитов для других, но стоило тем пасть, как сзади орки шли вперёд по трупам своих товарищей. Шаг за шагом уродцы приближались к своим добычам, пока половина лазарета не превратился в ковёр из мертвых тел и их черной тягучей крови.
Джасти напряглась — уж слишком их было много, а подмоги ждать неоткуда. Либо закончатся стрелы, либо те рано или поздно доберутся до своих жертв. Нет, всё-таки рано! Один орк таки прорвался к Исенгриму и Зевинасу, и мужчинам ничего не оставалось, кроме как атаковать, ловко прыгая в морду и моментально втыкая оружие в неё. Так, один за другим, эльфы убивали врагов и пытались оттеснить их обратно на улицу. А женщинам приходилось тяжелее — теперь, из-за страха попасть в своих бравых мужчин, они пускали стрелы реже, но меткость от того не страдала. Орки пытались разрубить двух эльфов, размахивая мечами, секирами, топорами, но Железный Волк ловко отпрыгивал от страшных лезвий, а Зевинас хитростью направлял оружие врага в рядом стоящих уродцев. Но оттеснить их не получалось, а орки стали пробивать себе новые входы с разных сторон лазарета. Очень быстро образовалась новая дыра — там, где как раз Амайра увидела ростки бойни. Зевинас метнулся туда, ведь окно находилось в опасной близости от женщин. Убив одного, он хотел броситься на второго… Но не увидел, а быть может, из-за неопытности, но он позволил орку схватить себя за голову. Юноша закричал, во врага полетели стрелы, но они не пробивали доспехи, а неприкрытая шлемом часть лица была повернута в другую сторону. Исенгрим не мог разорваться — он продолжал держать оборону на узком проходе. Орк закричал в лицо молодого эльфа, будто тем самым провозгласил о своей победе, и с силой ударил того лицом об стену. Эльф обмяк…
— Зевинас! — закричала Мариэль и хотела рвануть на помощь к своему возлюбленному, но Джасти успела заметить это и, схватив подругу за плечи, прижала к себе. — Отпусти меня!
Нет, нельзя! «Прости, Мариэль». Там орк — приблизиться к нему означало погибнуть. Эта тварь повернулась к женщинам, бросив свою уже неинтересную добычу на пол, стала идти на них. Ярость придала малышке дюжинной силы, и она, с лёгкостью отбросив от себя Джасти, пустила стрелу. Мщение произошло мгновенно.
Пока женщины не позволяли остальным оркам пробраться в окно, теперь уже Джасти метнулась к недвигающемуся Зевинасу. Нет, она ещё боялась, но в ней наконец-то проснулись те инстинкты, которые три года заставляли ползать по полю боя в поисках раненых, несмотря на мины и дождь из стрел. Она развернула Зевинаса к себе лицом и с облечением услышала его стон. Живой. Весь в крови, нос сломан и неестественно повёрнут в сторону, лоб разбит, но живой!
