Перевожу взгляд на их пальцы, замечая обручальные кольца, и чувствую, как внутри что-то обрывается. Поднимаю глаза на Апрельскую, в надежде, что она скажет, что это шутка. Но девушка лишь отводит взгляд, вновь закусывая губу.

— Ну, что ж, всего хорошего вам. Счастья, детишек и прочей семейной хуеты, — произношу я, криво усмехаясь. Голос свой не узнаю, словно безжизненныс стал, и из-за этого Мирослава резко переводит взгляд на меня. — Прощайте.

Выхожу из кафе, показав средний палец администратору, который кричал мне о возмещении ущерба. Пошли все нахуй. Внутри появилось чувство, с которым я не расставался после измены Дианы, и которое поселились во мне вновь. И оно называется болью. Ломающей все выстроенные барьеры болью, которая будет мучить меня ночами, и которая начнет съедать заживо днём.

***

А через несколько месяцев, встретив этого урода на парковке около ТЦ, я снова дал ему в морду, разбив головой этого мудака лобовуху его машины.

~~~

— Она так и не отвечает? — прерывая мои воспоминания, спрашивает Мельников. Отрицательно качаю головой, а Матвей вздыхает. — Ты изменился, Егор. Знаешь, сейчас я понял, что прежний засранец-Крид, который многих бесил своей самоуверенностью, нравится мне больше.

— Апрельская хотела, чтобы я изменился, — произношу, не отреагировав на шутку артиста. — В какой-то степени, она этого добилась. Ладно, я поеду. Устал сегодня.

— До завтра.

Сажусь в машину и, заведя мотор, выезжаю с парковки офиса, сворачивая на «кольцо». Каждый день, на протяжении пяти месяцев, пытаюсь дозвониться до Апрельской, но она не отвечает, умело игнорируя мои звонки. Сообщения все остаются непрочитанными, а попытки встретиться успехом не венчаются. Всё, что я знаю о жизни бывшей танцовщицы, это лишь её сорванная свадьба, на которую Мирослава так и не явилась.

Единожды я встретил её выходящей из кабинета Курьянова, когда жених заявил в полицию, сообщив об инциденте на парковке. С тех пор, кстати, и начался судебный процесс, который всё время переносили, потому что я улетал на концерты. Но Мирослава, быстро посмотрев на меня, стремительно направилась к выходу и, когда я выбежал следом, такси уже выезжало с парковки.

Не успеваю проехать на зелёный и торможу перед светофором, который отсчитывал секунды до нового разрешения ехать. Откинув голову назад, закрываю глаза.

Блять, каким же я был придурком! Апрельская могла бы сейчас сидеть справа, болтать о какой-нибудь ерунде и держать мою руку, свободную от руля. Я бы чувствовал тепло её ладони, а салон пропах ароматом кофе, который она так любила.

Мне нравилось её тело, то, как она касалась моей кожи, когда мы оставались наедине, и кусала мои губы, не позволяя даже на секунду оторваться от поцелуя. Она умела быть дерзкой, опасной, как дикая хищница, и домашним котёнком, которому нужна была лишь ласка. Апрельская помогла мне отпустить Диану, а я не смог её удержать. Своим поведением показывал, что наплевать на неё, хотя внутри понимал, что если Мирослава уйдёт, то во мне что-то сломается. Понимал, но продолжал вести себя, как последний урод.

Позади раздаётся громкий сигнал, и я, открыв глаза, замечаю в боковом зеркале отражение машины, водитель которой снова давит на сигнал. Торопливо жму на газ, а потом сворачиваю влево, поздно понимая, что еду в сторону дома Апрельской.

На подставке вибрирует сотовый, а дисплей высвечивает имя Полины. Отклоняю вызов, ставя мобильник на беззвучный, и сосредотачиваюсь на дороге. Глаза продолжают болеть, и иногда приходится закрывать их на пару мгновений, чтобы прекратить неприятную резь. Но всё же замечаю идущую по тротуару девушку, из-под капюшона которой выбивается сиреневая прядь волос. Торможу и, не закрыв дверцу, торопливым шагом догоняю девушку, хватая её за плечо.

— Мира!

Радость быстро сменяется разочарованием — это не она. На меня, вытаскивая наушники из ушей, смотрит абсолютно незнакомая девушка.

— Извините, вы что-то хотели?

— Обознался, — бормочу я, сглатывая ком в горле, мешающий разговаривать. — Простите.

Возвращаюсь к машине и занимаю место за рулём, со всей силы хлопнув дверцей, когда закрывал ее. Закрываю глаза, выравнивая дыхание, и унимаю тупую боль в области груди.

— Блять. Блять. Блять! — сопровождая каждое слово ударом по рулю, я сжимаю зубы, чувствуя внутри невыносимую злость на самого себя. — Какой же ты придурок, Егор… самый настоящий кретин.

Дисплей сотового снова загорается, но на этот раз в салоне продолжает висеть тишина. Номер Марвина. Игнорирую звонок парня, выезжая на проезжую часть и, наплевав на двойную сплошную, разворачиваю машину, едва не врезавшись в какую-то иномарку. По ушам режет противно-громкий звук сигнала, а водитель наверняка покрывает меня матом.

Дорогу к любимому бару могу найти даже с закрытыми глазами, поэтому, не приходит и двадцати минут, я въезжаю на платную стоянку и, захватив деньги, иду внутрь. Бармен быстро наливает виски, который я выпиваю залпом, и ставлю стопку на стойку, прося новой порции.

Прошло уже столько времени, а я никак не могу забыть её. Каждый день приносит такие страдания, какие, наверное, не испытывал и Прометей со своим вороном*. Просыпаться и знать, что где-то Апрельская тоже готовит завтрак или пьет утренний кофе, стало слишком больно. Мы в пределах одного города, но встретиться опять нам оказалось не суждено.

Выпиваю вторую стопку, за ней третью, четвертую… Не проходит и получаса, а я уже не могу стоять на ногах. Язык заплетается, из-за чего с трудом прошу налить еще. Но вот мысли в голове слишком активны, и поступают подло, подбрасывая мне воспоминания, связанные с Апрельской. Эта девчонка занозой сидит глубоко во мне, и вытащить её оттуда — нереальная задача.

Всё возвращается бумерангом.

Раньше я играл чувствами людей, плевал на их страдания и слёзы, а теперь сам сижу в баре, пьяный в стельку, и пытаюсь заглушить ноющую боль в области сердца. Как псу, хочется завыть, но лишь бы стало легче. Апрельская привязала меня к себе, а теперь, когда ее нет рядом, я бросаюсь из стороны в сторону, ища выход из лабиринта собственных чувств.

Словно Белый Бим жду своего хозяина, веря, что он придёт, но никто не возвращается забирать глупого пёсика, который, в конце концов, умер. Неужели и мне, чтобы избавиться от мучений, придётся умереть? Если это так, то я готов. Всё равно жить так сил больше нет.

Расплачиваюсь за всю выпивку и, еле стоя на ногах, иду к парковке. Уже забываю, где именно оставил свою машину, поэтому ищу её с помощью брелока с сигнализацией и блокировки дверок. Машина издает негромкий протяжный вой, и, пока направляюсь к ней, ради забавы продолжаю клацать на кнопку сигнализации. Выезжая, едва не задеваю две соседних тачки, но умудряюсь-таки задеть боковой стороной железные ворота. Услышав скрежет металла, негромко ругаюсь, но продолжаю ехать вперёд, из-за чего противный звук длится еще пару мгновений. На «бочине» остаётся, наверное, приличная царапина.

Дорога перед глазами очень скоро начинает двоиться, из-за чего сбавляю скорость, начиная ехать почти как черепаха. Машины позади вновь сигналят, недовольные этим фактом, но я открываю окно и, высунув руку, показываю «фак», продолжая ехать медленно. Включив музыку, сворачиваю на мост, а потом останавливаюсь и, сунув в карман мобильный, выхожу на улицу.

Внизу плещется река, отлеляемая от меня всего лишь несколькими метрами высоты. Перелезаю через перила, едва не упав в воду, но смеюсь этому и усаживаюсь на бетон, довольствуясь тем небольшим пространством, которое осталось перед ограждением. Мимо проходят люди, кто-то пытался поговорить со мной, но я слал матом, и вновь возвращался к разглядыванию воды внизу.

В голову пришла глупая идея позвонить Мирославе. Опять. И ведь знаю же, что не ответит, но продолжаю звонить. Только, видимо, сегодня день чудес, потому что девушка вдруг отвечает.

— Булаткин, что тебе надо? Прекрати названивать мне!

— При-ивет, М-Мирослава, — язык слушается очень плохо, и от этого фраза получается очень долгой.