Эту уверенность дал ей Смерть. Только ее. Не любовь.

Любовь, которую она испытывала к музыке, полетам, родителям, бабушке и больше всего к Генри? Она была настоящей и шла из глубины души, неизвестно откуда взявшись.

Игра или нет, однажды она умрет, как и все живое. Но ничего трагичного в этом нет. Как и в том, чтобы быть пешкой. Все души, если не считать души бессмертных, являются пленниками тел. Игра, какую бы форму она не приняла, длится только пока живо тело. А настоящая трагедия – это выбор чего-то иного, а не любви.

Флора вела себя так всю свою жизнь, и теперь слишком поздно что-то менять.

Она выбежала из ангара и, тяжело дыша под черным небом, почувствовала, что слова написанной Генри песни рвутся из груди. Без аккомпанемента, без слушателей, не думая ни о чем, кроме смысла этих слов, она запела в пустоту, наполняя мрак всем, в чем себе отказывала, и направляя свою потерянную любовь во внешний мир, зная, что ничто не причинит ей большей боли, чем она уже причинила себе сама.  

Даже с музыкой Флора чувствовала себя безмерно одинокой, и одиночество казалось таким глубоким, что в нем можно было утонуть.

Генри никогда не захочет ее вернуть после всего, что она наговорила. Она все разрушила. Нужно положить записки назад в карман, притвориться, что она их не видела, и днем, после полета с Хелен, вернуть ему пиджак. Или, что еще лучше, попросить Хелен передать его Генри. Смерть может прийти за ней сейчас или позже. Флора будет рада его приходу. Вряд ли тогда будет хуже, чем сейчас.

Четверг, 8 июля 1937 года

На то, чтобы дойти домой, у Генри ушли часы. Но даже после долгой прогулки он не мог уснуть. Он сворачивал белье, когда в дверь кто-то постучал. На секунду Генри понадеялся, что это Флора. Она передумала. Уговорила миссис Косински ее впустить, хотя часы приема гостей давно закончились. Генри отбросил волосы со лба и окинул взглядом комнату. Убрал стопку сложенной одежды. Все остальное вроде нормально. Кровать заправлена. Контрабас у окна. На столе порядок.

Генри открыл дверь.

На пороге стояла Хелен в черном пальто, туфлях на каблуке и идеально сидящем красном платье. Она вошла в комнату, сняла шляпку и перчатки и вместе с сумочкой положила их на кровать Генри.

— Мне нравится, как ты тут обжился, — похвалила она. — Очень уютно.

Генри не понимал, говорит ли она всерьез. Эта комната довольно далека от привычной ей обстановки.

— Хелен, — произнес он, гадая, как же она проникла в дом.

— Язык проглотил? — Она глянула на сумочку, и Генри понял, что сейчас она подойдет, откроет ее и достанет сигарету. Хелен именно так и поступила. В какой-то степени Генри был доволен, что так хорошо знает ее привычки.

— Нет, — ответил он, — просто уже поздно, и район не самый безопасный, да и…

— И что? — перебила Хелен, зажигая спичку и прикуривая. — Задуешь? — Огонь уже подбирался к ее длинным белым пальцам.

Генри наклонился и задул спичку. Взгляд Хелен казался странным, вдобавок она нервничала.

— С тобой все хорошо?

— Просто хотела повидаться. Скажи, что соскучился. Проводить время только с Аннабель весьма утомительно.

Генри оглядел комнату, жалея, что у него нет стула.

— Хочешь присесть? К сожалению, могу предложить только кровать.

Хелен вытянулась на его постели и сбросила туфли на пол. Сердце Генри забилось быстрее. Она посмотрела на пустое место рядом с собой и похлопала по нему свободной рукой.

— Пожалуй, найду что-то вроде пепельницы, — сказал Генри, притворяясь, что не заметил приглашения.

— Генри, — промурлыкала Хелен и выпустила дым из алых губ. Генри невольно почувствовал, что в груди разгорается жар. Флора его не хотела. Не так, как он хотел ее. И вот здесь Хелен, девушка, которую прочили ему в суженые, и она открыто ему себя предлагает. Даже ради него помогла Флоре. Возможно, в конце концов разумно будет остановить выбор на ней.

Для пепла у Генри не было ничего, кроме полупустого стакана с водой. Он допил воду, вытер губы и предложил стакан Хелен. Когда она его приняла, их пальцы соприкоснулись, и вот Генри, дрожа, уже сидит на кровати рядом с ней. Хелен прислонилась к изголовью, и Генри смотрел прямо на нее, а его рука касалась шелка ее платья и бедра под ним. Генри, покраснев, опустил глаза.

— Генри. — Ее голос походил на шепот смерти, и Генри застыл. — Я могу замолвить за тебя словечко перед отцом Итана. Упросить его дать тебе второй шанс.

Второй шанс. Будет ли у него третий? Он знал, что предлагала Хелен и какова у этого цена. Бывают сделки и похуже. Он слегка наклонился к ней, надеясь, что она не заметит, как его трясет, и учуял аромат ее духов. Лилии. Он тут же вспомнил похороны отца и на нетвердых ногах встал. Хелен умоляюще смотрела на него снизу вверх.

— Генри, — повторила она и потянулась к нему, но он не взял ее за руку.

— В чем дело? — спросила она. — Почему ты меня не хочешь?

Генри стало ее жалко. В глазах Хелен читалось желание, почти голод, и он узнал в нем себя. Но он хотел не ее, и как бы ни желал прикосновения другой женщины, его сердце принадлежало только Флоре. Чем больше времени он проводил с Флорой, смотрел, как она поет, понимал ее любовь к полетам, тем меньше мог представить жизнь с кем-то другим. Если с Флорой ничего не получится, больше никто ему не нужен.

Долго он стоял у кровати, тяжело дыша и глядя на Хелен, которая закрыла глаза.

— Прости, — прошептал он.

— Не надо, — ответила Хелен. Ее тон резко изменился, но Генри не совсем понял, в какую сторону. В нем послышались капризные нотки, совсем как в начальной школе у детей, не выносящих проигрыши. — Это твоя потеря.

Она затушила сигарету о край стакана и бросила в него окурок. Поставила стакан на стол, расправила платье и надела туфли.

— Поможешь с пальто?

Радуясь, что может чем-то услужить, Генри помог ей вдеть руки в рукава. Хелен стояла близко, и он понимал, что если откажет ей сейчас, то никогда ее не получит. Она не станет путем воссоединения с прежней жизнью и краеугольным камнем богатого респектабельного будущего.

Но этот выбор он сделал не в спешке посреди ночи, а давным-давно. Он выбрал Флору. И будет выбирать ее всегда.

Даже если он ей не нужен, она должна жить. Он не позволит Смерти забрать ее без боя. Как только рассветет, он наведается к Джеймсу Буту, который, возможно, поможет. По меньшей мере раскроет личность Смерти. Эта мысль повергла Генри в ужас. Но какой у него выбор? Если Смерть не тот мужчина, с кем можно сразиться, может быть, он согласится взять жизнь Генри и оставить Флору в живых.

Хелен натянула перчатки и коснулась щеки Генри — не ласка, но и не пощечина.

— Увидимся, Генри.

— Позволь мне тебя проводить.

— Нет нужды. — Она смахнула стакан со стола, и он разбился на осколки, усеявшие весь пол. — Мне так жаль. — Хотя это прозвучало фальшиво.

Генри подошел к шкафу, в котором хранил веник и совок. Когда он вновь обернулся, Хелен уже ушла. Генри выглянул в темный коридор, удивленный ее исчезновением. На плачи навалилась усталость. Убрав осколки, он рухнул на кровать, от которой все еще пахло Хелен, и, несмотря на это, провалился в глубокий сон без сновидений, похожий на смерть.

***

Он очнулся утром и хотел сразу же отправиться в Гувервилль. Но, выглянув в окно, увидел на противоположной стороне улицы автомобиль мистера Торна. Час был ранний, и все же, как давно он там стоит?

Генри побледнел, руки отнялись. Это последнее, что ему нужно. Он не хотел выслушивать нотации, равно как не знал, почему Итан ушел добровольцем во флот. Даже возможность обсуждения этой темы ощущалась предательством.