В зал вошла Хелен.

— Прочитала сегодняшнюю газету и пришла лично посмотреть, в какое безумие вы с Генри вляпались. Я так беспокоюсь. Как ты? С того инцидента с по…

— Нормально, — коротко ответила Флора. Она не рассказывала Гло про арест и не собиралась этого делать впредь. Это ее личное дело. — К сожалению, мы еще закрыты. — Она бухнула приборы на стол.

— Но я с радостью предложу вам меню, — сердечно сказала Гло. — Приходите вечером на ужин и концерт.

Хелен взяла меню, но не стала его читать.

— Неудачи следуют за тобой, как хвост за собакой. — Она кивнула на разбитое окно. — Какая жалость.

— Нехорошие люди, а не неудачи. Есть разница. — Флоре не требовалась жалость Хелен. — Могу ли я чем-то тебе помочь?

Хелен рассмеялась.

— Вообще-то, это я собиралась помочь тебе.

Флора сильно в этом сомневалась, но не хотела, чтобы Шерман, Гло и Док сочли ее грубой.

— И что ты задумала?

— Налей мне выпить, — сказала Хелен, — и я все расскажу.

Шерман подтолкнул Флору.

— Не заставляй леди ждать. Нам понадобятся все друзья, какие только возможно.

***

Генри, почти пританцовывая, вышел из здания «Инкуайрера». Да кому вообще нужна эта жалкая работа? Ну, вообще-то, ему. Но он и без нее справится. Генри снял пиджак, закатал рукава рубашки и сел на трамвай до рынка на Пайк-плейс, где собирался купить персик для себя и букет роз для Флоры.

На лотке фермера из Лягушачьей лощины легко отыскался персик размером с теннисный мяч, и Генри съел его прямо в проходе, впервые в жизни не боясь помешать кому-то пройти. Это был лучший персик в истории человечества, съеденный в день, когда Генри обрел власть над своей жизнью. Доев фрукт, он кинул косточку в урну и выбрал букет красных роз.

— Это «робингуды», — сказала цветочница. — Их все выбирают. — Она завернула букет во вчерашнюю газету. Генри покачал головой, увидев это. Столько пота, труда и крика, а на выходе лишь грязная недолговечная газетенка. Она должна была стать будущим для них с Итаном, но сама на следующий день неизбежно оказывалась в мусоре. Ни в коем случае нельзя тратить на нее жизнь.

Генри прижал к себе букет и пошел сначала на север, а потом на запад мимо лотков с овощами и торговцев рыбой. Выудил из кармана пятицентовик и сел на трамвай, едущий мимо Смит-тауэр. Впервые в жизни он ничего не почувствовал, проезжая отбрасываемую башней тень. «Мажестик» находился недалеко от остановки на улице Еслер. Когда Генри как раз сходил с трамвая, из клуба вышла Флора.

— Генри! — удивленно воскликнула она. — Что ты… Я думала, ты в газете.

— Я уволился! — поспешил сообщить он. — Чувствую себя другим человеком.

Флора помрачнела.

— Это тебе. — Он протянул ей цветы, гадая, что же ее опечалило. И тут она бросила взгляд на окна. Он заметил фанеру в одной из рам, и сердце сжалось. — Что случилось? С тобой все в порядке?

— Все хорошо, но я должна тебе кое-что сказать. — Она замолчала, словно пытаясь подобрать правильные слова.

Генри сглотнул.

— Я понимаю. Все из-за того письма. Доку оно не понравилось. Репутация «Мажестика» и все такое. — Он чувствовал себя дураком, все еще держа цветы. Что за глупая идея.

— То, что мы делаем, злит людей. В следующий раз все будет только хуже.

Во рту у Генри пересохло. Он знал, что должен сделать.

— Тогда я уйду. Не волнуйся. — Он пожалел, что дважды потратился на трамвай. Ему будет не хватать тех монеток.

Флора теребила платье.

— Сначала я тоже так решила. Подумала, что мы найдем тебе другую группу, даже с помощью профсоюза устроим тебя в какое-нибудь заведение в центре. Но музыка — не моя жизнь, а твоя. Ты ею дышишь, а я все еще хочу осуществить то, что пытается сделать Амелия Эрхарт.

— А деньги? — Они уже считали, во сколько обойдется полет. Целое состояние. Музыка была половиной дохода Флоры.

— Я нашла спонсора. Поэтому из группы ухожу я, а не ты.

Новость ошеломила Генри. Он попытался порадоваться:

— Могу ли я узнать, кто этот спонсор?

Флора удивленно округлила глаза, словно думала, что он в курсе.

— Странно, что она тебе не сказала. — Она обеспокоенно сжала губы. — Это Хелен. Она купила для меня самолет. Будет готов через неделю.

Пятница, 2 июля 1937 года

Смерти всегда нравилась Амелия Эрхарт, которая во многом напоминала ей Флору. Летчица с песочного цвета волосами не готова была легко отдать свое сердце. Ее муж шесть раз делал ей предложение и наконец добился согласия, но Амелия отправила ему письмо, в котором просила позволить ей уйти, если спустя год брака она будет несчастна.

В письме говорилось: «Вполне возможно, у меня будет некое убежище, куда я буду удаляться время от времени, потому что не могу гарантировать, что не устану от заключения даже в самой привлекательной клетке».

Флора могла бы написать Генри те же самые слова. О, как же она боялась привлекательной клетки любви. Небеса были ее убежищем, и Смерть могла сделать его еще более манящим. Она могла устранить соперницу Флоры.

Летчица и ее штурман весьма удивились, увидев Смерть на борту своего «Локхид Электра» десятой модели. Еще больше они удивились, когда отказала система радиосвязи. Смерть поглотила их души еще до того, как самолет рухнул в воду, и пока их жизни перетекали в нее, кровь пела о том, чего Смерть больше никогда не ожидала почувствовать. Люди и их тайны… Возможно, однажды они перестанут ее удивлять.

На следующий день она в личине черной кошки заглянула в окошко гостиной Флоры, подсматривая за тем, как хозяйка домика читает утреннюю газету. Реакция Флоры на новость еще больше удивила Смерть. Девушка не выглядела преисполненной надежды или задумавшейся, как обычно, когда открывается новая возможность.

Наоборот, она свернула газету, спрятала лицо в ладони и заплакала.

Воскресенье, 4 июля 1937 года

Прошло уже несколько дней с того вечера, когда Итан взял книгу, а он все еще не решил, что с ней делать. В кармане она казалась живой, дарила тепло, а время от времени вздрагивала, словно вдыхая. Итан часто к ней прикасался, не для того, чтобы удостовериться, что она не пропала, но потому, что ощущение от нее было таким странным, что ему хотелось проверить, а не живая ли она на самом деле. Пару раз он заглядывал внутрь, но пасовал перед изящным почерком.

За эти дни он ни разу не видел Генри и держался подальше от Джеймса. Отец вернул статью, размашисто написав на каждой странице «ОТКАЗАТЬ». Итан не возражал, опасаясь дать отцу повод задуматься, а не были ли их отношения с Джеймсом чем-то большим, нежели общение журналиста с источником.

Не находя себе места, он катался по городу, пока солнце не начало заходить за горизонт. Ему не хотелось ехать домой, где был отец и не было Генри, равно как не хотелось и вливаться в ожидающую праздничного салюта толпу у городского теннисного клуба. Пришла мысль остановиться и поесть, лишь бы отвлечься. Но аппетита не было, поэтому незадолго до заката он поехал домой и поставил машину под серебристым кленом у гаража. Достал из кармана книгу, твердо намереваясь наконец узнать, какие секреты она хранила. Текст по-прежнему представлял собой бессвязный набор букв.

Будь она бейсбольным мячом, он бы запустил ею в окно просто ради того, чтобы что-то разбить. Но Итан все же сунул ее обратно в карман и вошел в дом с черного хода, рискуя тем, что убирающая посуду после ужина Глэдис его увидит. Но даже если так, она просто кивнет и опустит глаза, как приучил ее мистер Торн. Пока Итан проходил по лакейской, его осенило: отец полагал, что все, что он не хотел видеть, должно оставаться в тени. Итан так давно мирился с собственной невидимостью, даже не сознавая, что скрывается.

В кухне, к счастью, никого не было. На столе стояла миска темно-красной, почти черной черешни. Итан взял горсть блестящих ягод, и тут кто-то прошептал его имя. Он вздрогнул и выронил черешню, которую уже нес ко рту. Из тени, которую он только что окинул взглядом и никого не увидел, вышла Хелен.