— Отец был прав — лагерь огромный. — Итан заглушил мотор и вышел из машины. Приложив ладонь козырьком ко лбу, он окинул взглядом три с половиной гектара высохшей земли и нищеты. Воняло потом, мусором и горящим деревом. По железной дороге неподалеку прогрохотал поезд, изрыгая черный дым.
— Представляешь, каково пытаться заснуть в таком шуме? — спросил Генри.
— Уверен, они привыкли. — Итан сунул руку в сумку, достал чистый блокнот и карандаш и вручил Генри. Они шагали мимо хлипких деревянных домиков, мангалов и глазеющих на них людей. — Как думаешь, кто из них Джеймс Бут?
— Без понятия. — Кто-то вдалеке бренчал на расстроенной гитаре. Несколько мужчин играли в кости в пыли, время от времени снимая шляпы и утирая пот со лбов. Люди бросали свои занятия, чтобы посмотреть на Генри и Итана в их чистых, ладно скроенных костюмах. То и дело сквозь хруст гравия под ногами слышался свист. Вскоре Генри догадался, что таким образом кого-то предупреждали о визите чужаков.
— Добро пожаловать, новоприбывшие! — раздалось громкое приветствие. Генри и Итан развернулись.
К ним шагал светловолосый мужчина на вид не старше двадцати. На ходу он раскинул руки, словно распятый на кресте Иисус. Несмотря на молодость, было в нем нечто властное, неумолимо притягивающее взгляд. Голос его завораживал, хотя костюм видал лучшие времена. Генри смущенно посмотрел на ботинки незнакомца и заметил их странную чистоту.
— Я Джеймс Бут, — представился мужчина. — Мэр Гувервилля. Добро пожаловать в наше поселение, хотя по вашему виду понятно, что вы к нам не жилье искать пожаловали.
Джеймс Бут взял Итана за обе руки и энергично их пожал. Итан изменился в лице, а Генри почувствовал, что от головы к кончикам пальцев как будто устремились пузырьки.
— У вас есть имя? — поинтересовался мистер Бут.
— Итан, — запинаясь, выговорил Итан. — Итан Торн.
— А у вашего друга?
Чувствуя, что мистер Бут смотрит на него оценивающе, Генри выпрямился, когда Итан его представлял. Мистер Бут не предложил ему руку для пожатия, и под его пристальным взглядом Генри чувствовал себя бабочкой под лупой энтомолога.
— Мы из «Инкуайрера», — пояснил Итан. — Хотим написать статью о Гувервилле, если, конечно, вы не против, сэр.
— Я всеми руками за, — кивнул мистер Бут. — Но вы должны называть меня Джеймсом. Я настаиваю.
Генри огляделся, гадая, одному ли ему неуютно. Оставив гостей с мэром, жители Гувервилля вернулись к своим делам: подбрасывали дров в костры, играли в кости, чинили картонками подошвы ботинок.
— Мы с вами уединимся, — решил Джеймс, кладя усыпанную веснушками руку на плечо Итана. — А ваш друг пусть прогуляется, осмотрится здесь. У вас ведь так заведено?
Генри ожидал, что Итан возразит. Вряд ли получится достойно записать интервью, которого он не слышал. Но Итан кивнул и пошел с мистером Бутом в один из самых больших домов, что Генри видел в лагере. Дом был построен из ровных досок, крышу его покрывали рифленые металлические листы, а спереди даже имелось крыльцо.
Генри попытался успокоиться, когда Итан скрылся внутри. Ему уже приходилось делать вместе с другом репортажи, пусть и не такие важные или, как он сейчас понял, опасные. А вдруг мистер Торн прав и этот Джеймс Бут — бандит? До сегодняшнего дня самой опасной их вылазкой был парад масонов, где напуганная лама плюнула в Итана.
Совершенно растерявшись, Генри медленно повернулся и увидел, что к нему подошел мужчина лет сорока пяти в побитом молью костюме и низко надвинутой на лоб старой шляпе. Казалось, что его одежда не расползается только благодаря слою грязи.
— В этой вашей газете есть какие-нибудь места? — спросил мужчина, приподняв шляпу.
— Не знаю, — ответил Генри. — Я просто…
— Цифры, — перебил его собеседник. — Думайте, о чем пишете. Все, о чем писали раньше — чушь собачья. Мы хотим работы, а не благотворительности. — Замолчав, он отвел взгляд. — Мы не преступники. Ну, большинство точно нет. Я Уилл Барт.
Мужчина протянул руку, и Генри ее пожал, чувствуя, что на них смотрят все. Лагерь напоминал плавильный котел. Люди съезжались сюда со всего мира и со всех концов страны в поисках лучшей доли, но оказывались в Гувервилле, не имея ни другого места, куда пойти, ни семьи, ни Итана Торна в лучших друзьях.
— Мальчик из газеты, — сообщил всем Уилл. — Расскажет нашу историю. Может, тогда работодатели надумают нанять таких, как мы.
— Держи карман шире, — бросил работяга с ирландским акцентом.
— Да ладно тебе, Роуэн, — не сдался Уилл.
— Откель тебе знать, что он не легавый? — Роуэн прислонился к хлипкой стене хибары. — Вынюхивает тут, чтобы лагерь снесли к чертям собачьим.
— Он не легавый, — возразил Уилл. — Он просто ребенок. — Он внимательно посмотрел на Генри. — Верно я говорю?
Генри было не по себе: он помнил, чего хотел мистер Торн.
— Я не из полиции, — кивнул он. — Вот. — Он вынул из кармана бумажник, в котором лежали два доллара, оставшиеся после вчерашнего вечера в «Домино». Роуэн оглядел купюры и сунул в карман комбинезона.
Уилл покачал головой.
— Идем, Генри. Смотри под ноги: земля неровная, да и не все пользуются уборной.
По дороге в лабиринте домишек, выстроенном на изъеденной рытвинами бесплодной серой земле, Уилл поведал Генри свою историю. Он вырос в долине Скагит, где его семья владела тюльпановой фермой. Сражался во второй пехотной дивизии на войне и потерял свою ферму через пару лет после начала Депрессии. В поисках работы приехал в Сиэтл и очутился в Гувервилле.
Они остановились.
— В каждом из таких домиков по одному или по два жильца. Смелее, загляни, никто не будет против.
Генри заглянул в маленькую грязную хижину с крышей из просмоленной бумаги. Окон в ней не было, и по ночам внутри, вероятно, было темно как в пещере.
— Кровать вон там, — сказал Уилл, указывая на тюфяк, застеленный старой мешковиной и газетами. — А там стол и стулья. — Видимо, он имел в виду два перевернутых ящика из-под яблок. — Дом можно купить примерно за двенадцать долларов, а то и за четыре, если продавец пьян. — Уилл мрачно усмехнулся. — Никаких женщин и детей. Раньше было можно, но больше нет, хотя время от времени они появляются. Как-то раз нашел мальца в ящике, но отвел его в сиротский приют. Он бы здесь и пары недель не продержался рядом с некоторыми типами, которые у нас тут обитают.
Они подошли к центру бывшего пустыря, где теперь стояло самое большое здание Гувервилля.
— Это церковь, — пояснил Уилл. Ее строили из лучших материалов и с явным усердием. Спереди имелось крыльцо с широкими перилами. Крыша сходилась треугольником, в котором над декоративной решеткой прибили крест. — Но бог сюда редко захаживает, хотя наш новый мэр — точно дар божий, если можно так сказать.
Мужчины неподалеку спорили. Когда стало понятно, что спор рискует перерасти в драку, Уилл поднял руку и попросил минутку подождать, а сам зашагал к спорщикам, которые уже начали махать кулаками. Генри последовал за ним, намереваясь шмыгнуть обратно к церкви, как только поймет, из-за чего сыр-бор. Выглянув из-за грубо сколоченного домика, он увидел, что Уилл разнимает двух раскрасневшихся драчунов. В воздухе разливался резкий запах спирта. Поодаль стояло хитроумное устройство с трубками и баками: самогонный аппарат.
Генри вернулся к церкви и быстро записал, что видел и где. Если ему удастся доказать, что эти люди не платят налоги — а они их совершенно точно не платят, — у Итана будет нужный материал, хотя Генри молился, чтобы друг не захотел об этом писать.
Уилл вернулся и, заметив потрясенный вид Генри, объяснил:
— Сорок пять литров в день можно обменять на кучу хлеба и мяса. Полевые кухни? Там кормят только ужином, и то не шибко сытным. Без самогона все бы голодали. — Немного помолчав, он добавил: — Было бы лучше, если бы они меньше пили и больше продавали. Но я бы посмотрел на человека, который жил бы здесь и не хотел хоть иногда забыться, уйти от реальности. Мы хотим возможностей, а не благотворительности. Ты ведь не станешь об этом писать?
