— Не думаю, что стоит говорить о чувствах Богини по отношению к тебе, — пробормотала Лакуна.

Я почувствовала нечто странное в мозгу, будто бы туго натянутый провод вот-вот должен был порваться. Я пыталась поступать лучше! Правда! Не было моей вины в том, что я наживаю врагов так же легко, как чихаю.

— Ладно! Ваша взяла! Я пойду туда, скажу привет и, скорее всего, запишу во враги очередную группу пони! — возмущенно фыркнула я, опустила голову и проворчала про себя. — Хорошо?

— Как по мне — сойдет, — произнесла Рампейдж, подбежав ко мне и ухмыльнувшись на выражения лиц моих друзей.

— Чего? Я не против, что в неё стреляют. Гораздо веселее всей этой дипломатической ерунды.

Вдвоем мы направились к палаткам, Рампейдж тихо спросила:

— Как Скотч, держится?

— Я… не знаю? — спросила я, глянув на неё. — Она, вроде, неплохо держалась в Тенпони.

— Как раз в Тенпони с ней было совсем плохо. Когда ты умерла… мне пришлось уйти оттуда и ввязаться в драку с аликорнами и местными доморощенными рейдерами, лишь бы держаться подальше от неё, — произнесла Рампейдж с беспокойным выражением на лице. — Она пытается выглядеть храбро теперь, когда ты вернулась, но, думаю, что она продолжает винить себя. А еще, к тому же, она стала до смерти бояться жеребцов.

— Что? — нахмурилась я. — Они не тронули её… — Меня как громом поразило. — Ведь так?

Неужели я пропустила одного и не услышала это?

Рампейдж фыркнула.

— Блекджек, её не насиловали. Они занимались тобой почти час, а она слышала все это. Думаю, что единственный жеребец, с которым она может находится рядом — П-21.

Рампейдж оглянулась в сторону, где Скотч, Глори и Лакуна чинили фургон.

— Уверена, что она мочится в постель.

Я вздохнула, ушки опали.

— Отлично. Еще одна каша, которую мне расхлебывать.

— Или ты можешь сказать П-21 поговорить с ней об этом. Я бы и сама это сделала. Меня насиловали довольно часто. Но если она начнет реветь… — Полосатая кобылка выдала маниакальную улыбку, затем пожала плечами.

— Тебя насиловали? — моргнула я, чем заслужила еще один «опять ведешь себя как дура, Блекджек» взгляд. Имела ли она в виду случившееся с Твист или… нечто другое? Я представить не могла, кто в здравом уме будет насиловать Рампейдж.

— Я уже говорила тебе об этом, — отозвалась она, я была готова запинать себя от того, что забыла. Как вообще можно забыть такое? Она фыркнула, покачав головой из-за моей оплошности.

— Множество пони по всей Пустоши были изнасилованы. В основном кобылки, но и жеребцы тоже. Вспышки промышляли этим. — Она вздохнула и глянула по направлению воздушной станции. — Когда я выбралась из под обломков Мирамэйр, я была никем. А еще у меня была дырка. Гули, что держали меня, продавали мою задницу каждому жеребцу, у которого чесались яйца. Селестия знает, почему я не залетела. Возможно так и случилось, и я попросту убила жеребенка… как Хоуп, — произнесла она страшным, срывающимся голосом.

— Однажды тем двум гулям надоело, и они продали меня тем, кто основал Парадайз. Спустя какое-то время я выяснила, что взрывающиеся ошейники не особо страшны, если ты можешь отрастить голову заново. Я сбежала и снова была сама по себе. Бонсоу и Скальпель были достаточно добры, чтобы привлечь моё внимание, первые, кто не пытался осеменить меня за крышечки.

— А как ты осталась нормальной? То есть… — промямлила я, когда она снова посмотрела на меня, как на идиотку… что, если честно…

— Нормальной? Что заставляет тебя думать, что я нормальная, Блекджек? У меня каждую ночь кошмары. Постоянно всплывающие старые воспоминания. Каждый раз, когда я прихожу в 69, я плачу кобылке, чтобы она позволила мне поплакаться ей в грудь часок-другой, попутно называя её мамочкой. Потом накидываю еще столько же, чтобы она не проболталась. Потрошитель-плакса звучит не слишком грозно, не находишь? — ухмыльнулась она, но глаза её говорили совсем о другом. — Иногда я прихожу куда-нибудь и ловлю на себе взгляды. «Я запросто тебя выебу, если захочу» взгляды. Я ношу шипованную стальную броню, сильна, как три пони, и все равно получаю эти взгляды. То, что я действительно хочу знать: как ты остаешься нормальной?

— Что?

— Я слышала от П-21 и Глори. Ты была, словно глазированный пончик по её мнению. Я чуяла запах крови и спермы. Скорее всего, на «Морском Коньке» все еще можно его ощутить. Так, почему ты не съеживаешься от ужаса в окружении жеребцов?

Я бесстрастно посмотрела на неё.

— Думаю, нам надо поспешить.

Но она прыгнула передо мной.

— Нет, правда. В чем твой секрет? Я имею в виду, что где-то четыре различных члена побывали у тебя в заднице и во рту.

— Слушай, у нас нет времени… — пробормотала я, краснея.

— Интересно, а ты давилась или достаточно быстро глотала?..

— Рампейдж. Не хочу я, блядь, говорить об этом. Это случилось. Это закончилось. Отъебись уже.

— То есть, тебя жестко оттрахали, а после этого ты прекрасно…

— Заткнись на хер, Рампейдж!

— Или тебе понравилось, ты малень…

Я с размаху ударила её в лицо.

— Заткнись!

Внезапно, я уже не могла остановиться. Я продолжала бить, и бить, и бить снова и снова. Её кровь покрывала меня с копыт до головы, пока дикая ярость вырывалась из моего мозга, словно кипящая ядовитая кровь. Я ненавидела её. Я ненавидела её за то, что она разбередила старую рану. Я ненавидела её за то, что она была жертвой гораздо дольше моего. Я думала, что смогу проигнорировать это. Что мне повезет, и я не зациклюсь на этом. Что каким-то образом заслужила тот кошмарный час на «Морском Коньке». Я хотела разодрать её на куски. Я хотела причинить ей столько боли, сколько сама получила.

Моим пальцам нашлось совершенно новое применение, когда они сомкнулись на её шее и сжались со всей возможной силой, что я могла приложить. Никогда больше она не сможет причинить мне боль. Никогда. Я оторву ей голову, если она снова попытается это сделать! Я сдавила еще сильнее, чувствуя как поддаются её хрящи и слушая, как они трещат…

Затем я глянула вниз на её разбитое лицо и сломанную шею и резко отдернула копыта. Розовое сияние окутало её быстро исцеляющиеся раны. Любой другой пони… Я представила Глори или П-21… Скотч… Я села, радуясь дождю. Сильно радуясь. Она глянула на меня снизу вверх, уверенно улыбаясь.

— Конечно… ты в полном порядке… кто бы сомневался? — прохрипела она с мягким сарказмом.

Меня изнасиловали. И от этого мне было отвратительно. Я была так зла, что убила бы любого. Меня очень пугало, что такое может повториться снова. А еще мне было стыдно. Какие бы оправдания я себе ни придумывала… как бы я ни пыталась заставить себя думать об этом, как о чем-то вполне объяснимом… факт оставался фактом — мне было очень больно. И боль эта… будет преследовать меня вечно. Я хотела дрожать, но внутри меня стоялое прежнее замогильное спокойствие, сопровождаемое болью.

Рампейдж застонала и перевернулась на живот.

— Ай… Терапия не должна вредить настолько сильно.

— Рампейдж… Я… — в ужасе запиналась я.

Она вздохнула, глянув на меня.

— Ты не сделала ничего сверх того, что сделал бы любой жеребец или кобылка, будучи прошедшей через то, что ты прошла.

Она медленно поднялась на копыта и встряхнулась.

— У тебя есть отвратительная склонность подавлять подобного рода переживания. Как у меня. Или П-21. Но тебе нужно помнить, что эти мины все еще там, потому что в противном случае кто-нибудь обязательно наступит на них, и последствия будут ужасны.

— Верно… — тихо пробормотала я. Жертва… Я привыкла думать о других пони в качестве жертв, им вредили, а я была той, кто разбирался с их проблемами. Жертвы были слабыми и беспомощными, вроде Дасти Трейлс, брошенной в дробилку. Пони, которых спасают пони больше, сильнее и лучше них, типа меня. Был ли мой показной героизм обычным оправданием для того, чтобы чувствовать собственное превосходство на другими?

Я не могла сказать наверняка… но эта мысль пробрала меня до самых моих синтетических конечностей.