— Пирату придется их открыть, чтобы убежать, и его страх будет таким сильным, что он, конечно же, не подумает закрыть их за собой.

— План мне кажется превосходным, — признал Гувер. — Но я все еще не понимаю, как мы сможем напугать пирата.

— Чего люди боятся больше всего?

— Быть раздавленными асфальтным катком? — предположил Гувер.

— Нет. Есть кое-что, чего они боятся больше.

— Моли? — подал идею плед.

— Нет.

— Темноты! — заявила лампа, уверенная в этом факте.

— Почти, — ответил тостер. — Привидений.

— Кто такие привидения? — осведомился Гувер.

— Это те, кто умерли, оставаясь, некоторым образом, живыми.

— Не глупите, — сказала лампа. — Они либо умерли, либо живы.

— Все верно, — добавил плед. — Это как «вкл.» и «выкл.». Если «вкл.», то нельзя быть одновременно «выкл.», и наоборот.

— Я знаю это, и вы знаете. А вот люди, кажется, нет. Они говорят, что привидений не существуют, но, тем не менее, очень боятся их.

— Никто не может бояться того, что не существует, — возразил Гувер.

— Не спрашивайте меня о причинах, — сказал тостер. — Подобные вещи у них называются парадоксом. Важно лишь то, что они боятся привидений, и мы изобразим одно из них.

— Как? — спросил Гувер скептично.

— Давайте я покажу. Опуститесь пониже… еще. Обмотайте ваш шнур питания вокруг моего… хорошо… теперь поднимите меня…

После часовой репетиции они посчитали, что полностью готовы. Осторожно, чтобы не уронить приборы, старый Гувер подкатился к окну хибары. Тостеру, балансировавшему на конце поднятого шланга пылесоса, с трудом удалось заглянуть внутрь. На столе, между стопкой мисок и связкой ключей, стояло радио. И дальше, в полосатой и изрядно грязной пижаме, располагался человек, явно собравшийся ложиться спать.

— Готовы? — спросил тостер шепотом.

Плед, закутавший пылесос, чтобы придать ему призрачные очертания с неким капюшоном на вершине, из которого тостер и мог выглядывать наружу, поправил свои складки в последний раз.

— Готов, — ответил плед.

— Готовы? — снова спросил тостер.

Лампа, пристроившаяся на середине поднятого шланга пылесоса, на короткое мгновение зажглась и потухла. Ее новая лампочка, позаимствованная из-под плафона грузовичка, предназначалась для напряжения в два раза более высокого, чем то, которое она получала, и, следовательно, светилась она сейчас в два раза слабее… как раз так, чтобы плед был окружен туманным желтоватым ореолом.

— В таком случае, начинаем являться, — объявил тостер.

Это был сигнал Гуверу.

— Уууууууууууу! — завыл пылесос своим самым глубоким и устрашающим голосом. — Уууууу!

Пират поднял заметно обеспокоенный взгляд.

— Кто там? — спросил он.

— Ууууууу… уууууу! — продолжил Гувер.

— Кто бы вы ни были, лучше вам убраться!

— Ууу… уу… уууу!

С осторожностью пират приблизился к окну, из которого раздавались эти мрачные завывания.

Получив электрический импульс от тостера, пылесос мягко покатился вдоль стены хибары к тому месту, на котором его нельзя было увидеть из окна.

— Ууу… — тихонько подвывал пылесос. — Ууу… уууу… ууу…

— Кто там? — опять спросил пират.

Он прилип носом к стеклу и обшаривал взглядом тьму, царившую за окном.

— Лучше бы вам ответить. Вы меня слышите?

Гувер откликнулся сдавленным булькающим хрипом, который должен был испугать пирата, даже если бы тот знал, что его испустил пылесос. Теперь у человека, не имевшего ни малейшего представления о происхождении этих таинственных завываний, нервы уже должны были разыграться вовсю. Когда живешь один на лоне городской свалки, конечно же, не ожидаешь услышать сдавленные хрипы посреди ночи прямо под окнами. А если ты еще и слегка суеверен, как все пираты…

— Ладно… раз вы отказываетесь сказать, кто вы, я сейчас выйду и сам узнаю!

Он еще подождал у окна, но поскольку ответа так и не последовало, пошел натянуть штаны и обуть свои ботинки.

— Я вас предупредил! — закричал он тоном, который все же невозможно было посчитать угрожающим.

По-прежнему, без ответа. Он взял связку ключей со стола рядом с радио и приблизился к двери. Открыл ее.

— Давайте, — приказал тостер пледу электрическим сигналом, переданным через шнур питания.

— Я не могу, — отозвался плед, содрогаясь. — Я чересчур боюсь.

— Вы должны это сделать.

— Нет, это противоречит закону.

— Мы уже обсуждали вопрос, и вы дали обещание. Теперь поторопитесь… пока пират не пришел сюда!

Трепещущий плед повиновался. В нем имелась дыра, проделанная ветвью в ту ночь, когда его ветром унесло на дерево. За ней пряталась лампа, и когда пират показался из-за угла хибары, плед замахал боковыми полами.

Человек встал как вкопанный, увидев перед собой силуэт, одетый в саван.

— Уууууууууууу! — завыл пылесос в последний раз.

По этому сигналу зажглась лампа. Ее мерцание сквозь дыру в пледе осветило лицо человека.

Последний, застыв от ужаса, смотрел на призрачную тень, преграждавшую ему путь. Он увидел то же, что видели до него маргаритка и белки… Он увидел свое собственное отражение в хромированном корпусе тостера. А поскольку пират был недобрым с детства, его лицо постепенно приобрело неизгладимые отталкивающие черты, свойственные только зловредным личностям. При виде этого странного существа под капюшоном пират поневоле предположил, что перед ним самый опасный из всех призраков — тот, что в точности знает, кто мы, кому ведомы все наши дурные поступки и который явился за них наказать. Даже закоренелые пираты бегут от таких призраков со всех ног, и наш проделал то же самое.

Как только он исчез, приборы бросились внутрь хижины и освободили обрадованное радио. Затем, пока человек не вернулся, взобрались в ландо, которое старый Гувер потащил подальше оттуда так быстро, как только позволяли его маленькие колесики.

* * *

Удача была с ними, и им не пришлось тратить очень много времени на дорогу. Ньютон Авеню, на которой жил их хозяин, находилась всего в километре от городской свалки. Они добрались до жилого дома рано утром, когда еще ни один молочный фургон не появлялся на улицах.

— Видите, — радостно сказал тостер, — в конце концов, все устроилось.

Увы, слова были преждевременными. Их испытания еще не закончились, а кое-что вообще не могло никогда устроиться, как им предстояло вскоре узнать.

Гувер, способный на подобные штуки, повернул круглую ручку входной двери, которая открылась, затем вызвал лифт. Когда, в свою очередь, распахнулась дверь кабины лифта, он втащил внутрь ландо и нажал на кнопку четырнадцатого этажа.

— Тут изменилось, — обратила внимание лампа, когда Гувер вытянул ландо из кабины и свернул в коридор. — Раньше здесь были обои с зелеными завитушками и белыми пятнами, а сейчас какие-то перекрещенные линии.

— Больше всего изменились мы сами, — грустно заметил плед.

— Тише, — строгим голосом одернул их пылесос. — Вы забываете закон!

Он придавил кнопку звонка рядом с дверью квартиры хозяина.

Все приборы застыли в абсолютной неподвижности.

Дверь не открывалась.

— Вероятно, он спит, — предположило радио.

— Он может и отсутствовать, — сказал Гувер. — Надо убедиться.

Он снова позвонил, но теперь уже совсем по-другому, так что только приборы, находящиеся в квартире, могли услышать.

Мгновение спустя дверь открыла швейная машинка Зингер.

— Да? — спросила швейная машинка с любезностью и любопытством. — Чем могу служить?

— О, простите, видимо, я ошибся.

Гувер посмотрел на номер квартиры, затем на имя, выгравированное на медной табличке, как раз над звонком. И номер, и имя были теми. Но… швейная машинка?

— Кто там? — спросил знакомый голос из глубины квартиры. — Ба, да это старина Гувер! Здравствуйте. Входите, входите же!

Пылесос втолкнул ландо в квартиру. Они прокатились по толстому паласу прямо до их старого друга телевизора.