— Его ключи у тебя?
Ричер ответил:
— Вот они, у меня в руке.
— Открой сейфы.
Что он и сделал, начав от пустой оружейной комнаты и двигаясь от окна, пока все сейфы не были открыты. Все они были полны гладких упакованных в пластик кирпичей, некоторые коричневого или зеленого цвета, но большинство белых и желтых.
Она сказала:
— Можешь положить ключи обратно ему в карман?
Он сделал это и спросил:
— Что дальше?
— Работает ли его телефон?
Он проверил и сказал:
— Да.
Она дала ему номер, пояснив:
— Это наша внутренняя горячая линия.
Он позвонил и сообщил точный адрес, не называя своего имени. Когда разговор закончился, она сказала:
— Время их реагирования будет от пяти до десяти минут.
Она положила свой пластиковый кассетный магнитофон на полу у ног Кроселли и сказала:
— Нам нужно идти, мой автомобиль не близко.
Ричер спросил:
— Этого будет достаточно?
Она ответила:
— Более, чем. Медельин — это отрава, и доказательства здесь. Это как фотография, Ричер. Как фотообвинение. И не имеет значения, кого он подкупил. Никто не скажет слова против этого. Это, как бороться с приливом.
— И напоследок, — сказал Ричер, повернувшись к Кроселли. — Бить по лицу женщину недопустимо. Ты — мужчина, а не котёнок.
Кроселли ничего не сказал.
Ричер занёс руку:
— Как тебе это понравится?
Кроселли ответил:
— Ты не ударишь человек, привязанного к стулу.
Ричер сказал:
— Посмотрим, — и сильно ударил парня в лицо, это была реальная затрещина, влажно было или нет, кресло поднялось на своих боковых колёсиках, балансировало и шаталось, но, в конце концов, упало набок, колёсики продолжали вращаться, а голова Кроселли подпрыгивала, как шарик для пинбола.
Затем они разбросали кирпичи, предсказание Хемингуэй насчет пяти-десяти минут сбылось, и они увидели спешащие машины примерно шесть минут спустя, а потом еще пару тяжелых грузовиков. Крупные силы поддержки. А почему бы и нет, если угроза реальна?
* * *
Автомобиль Хемингуэй находился в четырех кварталах отсюда, на Салливан Стрит. Это был бледно-голубой «Форд Гранада», который Ричер видел раньше, с виниловой крышей и зубастой передней решеткой. Он спросил:
— Вы уверены, что это снимет вас с крючка?
Она ответила:
— Я на это рассчитываю, малыш. Оказаться правой сразу после всего этого — просто замечательно.
— Тогда вывезите меня из города.
— Я должна остаться.
— Дайте им время прийти в себя. Дайте им время придумать, что это на самом деле их собственная идея. Я сталкивался с таким дерьмом раньше, все организации одинаковы. Вам нужно залечь на дно на день и не привлекать внимания.
— Вест Пойнт?
— Поедем по магистрали через мост Тапан Зи.
— Как долго мне скрываться?
— Они должны расстелить красную ковровую дорожку, Джилл. Дайте им время сначала найти её.
* * *
Они ехали очень долго в темноте, затем очутились в пригороде, где было электричество, со светофорами, уличными фонарями и кое-где освещенными окнами. Рекламные щиты были яркими, и привычный ночной фон из оранжевых алмазов на черном бархате окружал всё вокруг.
Хемингуэй сказала:
— Мне нужно остановиться и позвонить.
Ричер спросил:
— Позвонить кому?
— В офис.
— Зачем?
— Я должна знать, сработало ли это.
— Я уверен, что сработало.
— Я должна убедиться.
— Ну, так остановись. Выпьем по чашке кофе.
— Сейчас тридцать восемь градусов.
— Уже меньше тридцати двух.
— Всё равно слишком жарко для кофе, — она перестроилась на правую полосу, затем свернула на съезд к тому, что Ричеру показалось увеличенной версией стандартной типовой магистральной станции обслуживания, с несколькими туалетами и заправкой, достаточно большой для грузовиков, мотелем с комнатами для уставших водителей, и не просто закусочной, а рестораном, достаточно большим, чтобы накормить Сиракузы. И таксофоны. Целый длинный ряд, прямо перед огромными, ярко освещенными окнами ресторана. Хемингуэй воспользовалась одним, и повесила трубку, улыбаясь, со словами:
— Сработало. Кроселли арестован.
Ричер спросил:
— Как ваш кит?
Она ответила:
— Кит уплыл.
Она задумалась на секунду, затем широкая улыбка появилась на её лице, и они обнялись, какое-то облегчение и радость чувствовались в её сильных объятиях. Ричер чувствовал её ребра и биение сердца. Оно билось часто.
Затем она перешла к следующему телефону и набрала другой номер, где сообщила свое имя и продиктовала длинный отчет о подтвержденном наблюдении Сына Сэма, сделанном по её словам тайным осведомителем, который имел, как она сказала, обширный военный опыт.
Потом она повесила трубку снова и сказала:
— Звучит странно, но я действительно хочу снять комнату только для того, чтобы принять душ.
Ричер сказал:
— По-моему, звучит не так уж и странно.
— Тебе очень важно, когда ты доберешься?
— Душ или даже два не сыграют роли.
— Так давай сделаем это.
— Оба?
— Выгода должна быть взаимной.
— Кто пойдет первым?
— Я.
— Хорошо, — сказал Ричер.
Она заплатила в офисе мотеля пухлую пачку банкнот, как Ричер прикинул, это была плата за всю ночь, и вернулась с ключом от комнаты 15, которая находилась в самом конце, последняя комната перед лесом. Ричер спросил:
— Вы хотите, чтобы я подождал в машине?
Хемингуэй ответила:
— Можешь подождать в комнате.
Они пошли вместе, обнаружив жаркое душное помещение, ничем не отличавшееся от подобных. Хемингуэй проверила ванную комнату, вышла со стопкой полотенец и сказала:
— Это твое, — затем вернулась и закрыла за собой дверь.
Ричер ждал на кровати, пока она не вышла снова, спустя немало времени, вся разгоряченная, розовая и обернутая в полотенца. Она сказала:
— Твоя очередь, — и пересекла комнату, не очень твёрдо держась на ногах, словно преодолевая слабость от жары или усталости.
Ричер спросил:
— Вы в порядке?
Она ответила:
— Со мной всё хорошо.
Он подождал мгновение, затем вошел в ванную комнату, которая была наполнена паром, как сауна, зеркало всё запотело, на нём были видны следы от предыдущей уборки. Он снял и повесил свою липкую одежду на крючок, включил душ и установил его на теплый режим, затем встал в ванну и закрыл занавеску. Он намылился и вымыл голову, потом вымылся сам и хорошо сполоснулся, постоял под теплым потоком еще минуту и вышел.
Вытираться насухо не имело смысла, учитывая температуру и влажность. Распределив влагу по всему телу полотенцем, он надел старую одежду обратно, сырую и рваную, затем расчесал волосы пальцами и вышел, сопровождаемый облаком влаги.
Джилл Хемингуэй лежала на спине на кровати. Сначала ему показалось, что она спит. Потом он увидел, что её глаза открыты, взял её за руку и пощупал пульс.
Пульса не было.
Он попробовал на шее.
То же самое.
Её глаза смотрели на него снизу вверх, пустые и незрячие.
Медицинские причины. Это было её сердце, подумал он. Без сомнения, следствие её тревоги. Он чувствовал это биение и трепетание, видел её слабость. Ричер пересек комнату и встал у окна. Всё еще глубокая ночь. Сквозь деревья он мог видеть огни автомобилей на шоссе, слышать их звук, слабый и постоянный. Он вернулся обратно к кровати и проверил еще раз запястья и шею — ничего.
Ричер вышел на улицу, закрыв за собой дверь, и прошёл к ряду таксофонов у ресторана. Выбрав один наугад, он набрал номер внутренней горячей линии, который она дала ему, и сообщил о её смерти, сказав, что это выглядело естественно, и сообщил место.
Он не назвал своё имя.
Джилл Хемингуэй. Покойся с миром. Она умерла молодой, но с улыбкой на лице.
Он шел через заправку, мимо колонок для легковых машин, мимо колонок для грузовиков, к выходу на дорогу. Выставив одну ногу на полосу движения, он поставил другую на бордюр и вытянул вперед руку с отставленным пальцем. Второй автомобиль, проезжавший мимо, подобрал его. Это был «Шевроле Шеветт», светло-голубой, но это была не Крисси. Это был совсем другой автомобиль, который вёл парень двадцати лет, направлявшийся в Олбани. Он высадил Ричера на ближайшем съезде, молочник в пикапе подбросил его, а затем он прошел милю до поворота, ведущего к Академии. Он поел в придорожной закусочной, и прошел еще милю, когда увидел огни Вест-Пойнта далеко впереди. Он подумал, что никто не будет с ним разговаривать до 6 утра, до чего было еще два часа, поэтому нашел автобусную лавку и лег спать.