Ю. П. Любимов. Почему я защищаю форму поминок? Лучшей формы не придумаешь? Помните, как говорила Додина^[950] (и на многое раскрыла глаза мне): «Я знаю Володю 25 лет. Больше всех… Больше всех…» И все о нем рассказала. ‹…› Саша Трофимов на поминках прочел стихи. Они открыли мне глаза на многое. У многих людей родилась потребность написать стихи в его память, лучшие мы повесим перед спектаклем в фойе. И еще до спектакля должен звучать его голос, песни, тексты. Конечно, не так, как в «10 днях», мы другую форму должны найти.

А. С. Демидова. Сегодня мы все под впечатлением этих тяжелых дней. Но мне кажется, работая над спектаклем, нам надо приподняться над этой трагедией. У Гейне, по-моему, есть замечательные слова: «Мир раскололся, и тризна^[951] прошла по сердцу поэта»^[952]. Его смерть завершила трагический этап нашего поколения. А ведь начинали мы так весело, карабкались весело по гладкой стене, надеясь дойти до вершины. Срывались одни, продолжали карабкаться другие, — перестали лучшие, кому Бог дал талант. Срывались на самой высокой ноте Шукшин^[953], Лариса Шепитько^[954], Володя. Завершен круг. Теперь я вообще не знаю, как жить… Может быть, еще найдем второе дыхание. Я не знаю. На последнем спектакле «Гамлета» было жарко, душно. ‹…› И уже после спектакля я сказала: «А слабо, ребята, сыграть еще раз заново?» И все засмеялись. А Володя… посмотрел своими пронзительными глазами и сказал: «А слабо…» (вяло, горько).

И. С. Бортник. У него после этого спектакля рубашка была мокрая, хоть отжимай. Я ему говорю: «А ты сними, надень белую». Но он так и не снял. Не надел саван. Он обычно в антракте менял свитер, у него после первого действия свитер насквозь мокрый был.

A. С. Демидова. Мне кажется, тут надо всем приподняться, как у Чухонцева:

Уходим — разно или розно.

Уйдем — и не на что пенять…

‹…›

B. Б. Смехов. Он был замечательный рассказчик. Надо собрать его истории, и они, может быть, тоже войдут в спектакль.

Ю. П. Любимов. Это прекрасно стыкуется с разговорами могильщиков — ведь они шуты и могут говорить абракадабру.‹…›

Когда я вставил его песню в «Дом на набережной»^[955], мне говорили: безвкусно. А сегодня, наверное, все уже по-другому воспримут.

Л. А. Филатов. Однажды мы заговорили о песнях с ним. И я откровенно сказал: «Мне, знаешь, твои серьезные песни не очень нравятся, … смешные песни тебе ближе». А вот теперь, после того как его не стало, я зашел в бар и услышал «Коней»^[956] и ощутил, как это важно. Переоценка произошла вкусовая.

Ю. П. Любимов. А мне «Кони» и раньше нравились. И «Охота», и «Банька»^[957] очень на меня действовали.

В. Б. Смехов. Надо бросить все и делать этот спектакль.

Ю. П. Любимов. Я хотел бы, чтоб осенью, к началу репетиций, все пришли с конкретными разговорами, с листами, на которых изложите свои соображения. Спектакль должен вариться, как в лучшие годы, сообща.

‹…›

Т. Н. Жукова. Кто из композиторов будет работать над спектаклем?

Ю. П. Любимов. Я думаю, ближе всех к нему был Шнитке, он и музыку прощальную помогал подбирать. И Денисов с радостью поможет. ‹…›

Спектакль как дитя. Никто не может знать, каким он получится. Я специально провоцирую вас на контрход, может быть, кто-то предложит другое решение спектакля, какой-то другой мощный ход.

Д. Л. Боровский. Помните, Юрий Петрович, было несколько репетиций, когда Вы с Володей хотели сделать его моноспектакль о войне?

Ю. П. Любимов. Помню, но это в спектакле восстановить невозможно. Я хотел предупредить всех вас, что со спектаклем будет не так просто, как некоторым кажется. За него придется бороться^[958].

В. С. Золотухин. Может быть, включить стихи, непосредственно написанные в его память? Ахмадулиной и др.?

Ю. П. Любимов. Это тоже походит на обряд поминок.

В. Б. Смехов. Можно попробовать прочитать его стихотворение, а потом он его поет в записи.

Л. А. Филатов. Это прием ради приема.

3. А. Славина. Когда Володя лежал дома, у него была марля на лице, белая маска. Может быть, сделать, чтобы это вошло в спектакль.

Ю. П. Любимов. С Володи сняли посмертную маску, как полагается, но в спектакль это включать не надо. Портрет был прекрасный на похоронах.

И. С. Бортник. А может быть, перенести в спектакль финал из «Пугачева»?

Ю. П. Любимов. У нас создан «Мастер и Маргарита» по другим спектаклям, повторять его не стоит. Маска и костюмы Володи будут в музее^[959]. А для спектакля мы должны запись его роли использовать.

Е. М. Кучер. Вспомнил ощущение из «Вишневого сада»^[960], когда он говорит: «Господи, ты дал нам необозримые просторы, и казалось бы, что здесь мы должны быть великанами…»

И в «Преступлении…» Свидригайлов^[961]: «Воздуху мало…». Он играл здесь не похоже на Гамлета, на другом высочайшем уровне.

Ю. П. Любимов. ‹…› Если есть запись — это прекрасно.

А. С. Демидова. «Вишневый сад» есть в Бахрушинском музее.

Л. А. Филатов. А может быть, пролог создать в спектакле — [в духе] финала «Гамлета», который он сыграл последний раз. По пустой сцене проехал занавес. Музыка. Уход Гамлета из жизни.

Ю. Н. Погребничко^[962]. Брезжит такая мысль. Вот сказали про Додину. Она ведь говорила про себя? Что, если все будут говорить про себя? И про него?

Ю. П. Любимов. Я про это и говорю. Тогда будет живое. Она говорит свои биографические вещи, и есть связь с ним. Ведь Трофимов прочел свое стихотворение, но возникло оно от Володи. Каждый говорит свои слова, читает свои стихи — и все это про Володю. На сцене стоят живые артисты. Нельзя, чтобы актер играл Высоцкого.

Б. А. Ахмадулина. Что бы мы ни решили, я предлагаю свое участие. В любой форме, которая вам может понадобиться. ‹…›

Ю. П. Любимов. Мы об этом и говорим.

В. П. Янклович. Нужно будет послушать все его записи. Последние песни. «Грусть моя, тоска»^[963], — мало, наверное, кто эту песню слышал^[964].

Ю. П. Любимов. Надо все о нем собрать в театре. Все пленки. В письмах он общался со многими людьми. То, что Антипов говорил…

А. С. Демидова. …Может быть, оставить одну сцену с Гертрудой? И призрак будет Пороховщиков^[965], а Гамлет — его голос.

Ю. П. Любимов. «Гамлет» — только предлог. Я хочу вольный монтаж сделать.

А. С. Демидова. Коли нам нужен кусочек маленький «Гамлета», мы его берем, а дальше идет импровизация открытым приемом, чтоб протянуть линию поколения. И Белла, и Чухонцев, и его приятели, Давид Боровский и Вы, Юрий Петрович.

Б. А. Ахмадулина. В смысле голоса его. Все должны играть, чтобы на его месте остался пробел. Его место безмолвно. Он отвечает шекспировским безмолвием. Текст могут сделать литераторы.

И. С. Бортник. Как Филатов писал: «Оглушительная тишина»^[966]. Из двух стихотворений Л. Филатова одно, особо распространившееся, порой, без подписи, или под инициалами, звучит так:

Он замолчал, теперь он ваш, потомки.

Ю. П. Любимов. Вы сказали, Белла, очень интересную мысль. Этим приемом можно довести до отчаяния.

А. С. Демидова. Это можно будет сыграть, если сначала будет его голос.

Б. А. Ахмадулина. Не надо голоса. Пусть будет пустота. Бейтесь в ней. Его нет.

Ю. П. Любимов. Это и есть «распалась связь времен». Мы ищем трещины. Пустота. Мы ищем, чтоб хоть чем-то заполнить.

3. А. Славина. Непонимание его при жизни.

Л. А. Филатов. Он был обречен. Ему уже не надо было прямого общения. ‹…›

Б. А. Ахмадулина, (читает стихи памяти Высоцкого).

Твой случай таков, что мужи этих мест и поместий

Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.

Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной,

Так — быть или как? Что решил ты в своем Эльсиноре?