И еще одна важная черта. В нашем литературоведении появились некоторые чичиковы, которые пытаются сказать, что николаевская Россия была какой-то парадиз, что при Николае были замечательные писатели: и Пушкин, и Гоголь. Спектакль беспощадно говорит о николаевской России. Когда мы обращаемся к свидетельствам писателей тех лет, того же Гоголя, не говоря о Пушкине и Лермонтове, мы видим, что не случайно возникли народники и не случайно в России произошла революция. ‹…› Спектакль … показывает исторические причины, которые привели Россию к тому, что затем произошло. ‹…› …это сказано у Гоголя. Я думаю, что мы можем верить ему, а не современным ЧИЧИКОВЫМ. ‹…›

Мне понравилось очень многое. Кстати, понравился мне и весь «Нос», показывающий абсурдность чиновничье-бюрократического мира. Понравился мне и «Портрет». Конечно, замечателен Поприщин… «Записки сумасшедшего»…

Прекрасное место, когда Чичиков говорит: «У меня жена и дети»^[916]. Вдруг понимаешь, что этот человек не так уж худ. Ну, немножко мошенничает, что же делать…

Говоря о Гоголе, я бы не старался разбавлять этот спектакль каким-то сахарином. Здесь говорилось о каких-то светлых лирических местах. Назовите, какие это места. Из «Майской ночи» брать их или из «Вечеров на хуторе близ Диканьки»? Какие светлые места могли войти в этот коллаж, в это видение, которое представил Любимов? Это какая-то маниловщина с Вашей стороны: «Хорошо бы построить мост!» Не надо этого. Спектакль построен на том, за что Гоголь больше всего любил русскую классику…

Я взял с собой известное всем стихотворение Некрасова, написанное на кончину Гоголя и говорящее о том, как он понимал Гоголя, за что он его восхвалял: «Питая ненавистью грудь…»^[917] (цитирует стихотворение).

Это любовь сквозь ненависть или смех сквозь слезы. Все это в спектакле дано очень сильно.

Какие-то мелкие замечания я выскажу Юрию Петровичу. Но общее мое впечатление — что это очень сильный, замечательный спектакль.

М. П. Еремин. Мне хотелось бы сказать о современном звучании этого спектакля. ‹…›

Сидя на этом спектакле, испытываешь боль не ретроспективную, а боль, которую тебе причинили сейчас.

С тем, что говорили в позитивном плане Сергей Александрович [Макашин] и Юрий Валентинович [Трифонов], я согласен. А мне хотелось бы, кроме того, обратить внимание и на то, что это спектакль, конечно, Ирина Александровна [Вишневская], все-таки трагедийного звучания. В нем есть сквозная тема. Это не только творения Гоголя, смысл этих творений, судьба этих творений, истолкование этих творений, но тема спектакля — это еще и судьба самого творца, художника. ‹…›

Надо иметь в виду, что в спектакле дается действительно трагическая судьба художника, всю жизнь свою питавшего одну страсть: сделать добро для России. Неудобно об этом даже говорить, все об этом знают, но у Гоголя была такая задумка, чтобы, может быть, в роли министра юстиции все исправить, все наладить. Не через сто лет устроить (этим он не похож на Радищева), а чтобы все исправить сейчас же. Он, может быть, не дотягивал до того великолепного скепсиса, который был у Герцена, который сказал: мы не врачи, мы — боль. А он все время хотел быть врачом. Это усиливало его трагедию.

В спектакле это покоряет и потрясает. Почему? Потому что это ценность [не] из ретроспективных книжных переживаний — этот взгляд уже преодолен. Пушкин, Лермонтов, Гоголь — это не уроки литературы, не прошлое, а живая, современная действительность. ‹…›Нужно помнить, что Гоголь был во всех отношениях «неудобным» писателем для властей. Крупнейшие писатели русского освободительного движения это понимали. Те же «Выбранные места из переписки с друзьями» Чернышевский через 10 лет после Белинского оценил по-иному^[918]. Он увидел в этом субъективное желание Гоголя служить России. ‹…› Что же скрывать, что внешнее давление было, что имя Гоголя было запрещено, тем более в печати, и что за такое упоминание Тургенев отсидел на съезжей^[919].

У Гоголя было желание добра сейчас же. А ответа нет! Это очень звучит в спектакле и это очень нужно и вызывает боль.

У Ленина есть мысль о том, что Россия выстрадала революционную теорию.

Он указывает на таких предшественников марксизма, как Белинский, Чернышевский, Добролюбов. Конечно, это люди, которые понимали боль России, но их чувства по отношению к России, их любовь к России в значительной степени воспитаны именно творчеством Гоголя.

Я думаю, что этот спектакль в своем общем звучании имеет чрезвычайно, если хотите, воспитательное значение и этически очень ценен.

Что касается частных замечаний, то, очевидно, все сегодня сходятся на том, что Собакевич не получил должного воплощения. Я, пожалуй, согласен с Сергеем Александровичем [Макашиным], что убрать бы фразу о том, что не хороните до появления явных признаков тления. «Не ставьте надо мной памятника» — это другое дело.

«Земля наша велика и обильна» — это цитируется у Гоголя, но для той кумы, которая сумеет достать билет на спектакль, не нужно этого, черт с ней, пусть кума остается без пищи.

Насчет фаллического начала. Думаю, что этой темой можно пожертвовать.

Ю. П. Любимов. А как же быть с плодородием?

М. П. Еремин. Тогда нужно прибегнуть к приему античного театра^[920].

В заключение я хочу сказать, что мы сейчас рассуждаем о … некоем творении, имеющем уже и самостоятельную ценность. Очень хочется, чтобы это великолепное создание увидело как можно больше людей.

С. А. Макашин. Юрий Валентинович [Трифонов], я Вас очень прошу, откажитесь от мысли, что из лирических отступлений Гоголя вышла вся плохая русская литература.

3. А. Славина. Я хочу сказать о том, что, мне кажется, витает в воздухе, но не вылилось в словах. ‹…› …мы все время ищем положительного героя. Говорят: где в литературе положительный герой, где ответчик за Россию? — Покажите нам его.

По-моему, в этом спектакле положительный герой — сам Гоголь. ‹…› Ценой своей жизни, ценой своих переживаний он получает право осмеивать^[921].

Эпилог, последний монолог звучит трагично: что же ты сделал, чтобы не было этих парадоксальных явлений в нашей действительности? ‹…› Юрий Петрович, — не знаю, сознательно или бессознательно, — подчеркивает влияние на нас Гоголя.

Все говорят о двух Гоголях и пугаются этого. А для меня двух Гоголей нет, а есть одиозность в том, как его видят.

Лиризм, Сергей Александрович [Макашин], есть в последнем эпизоде, когда мы страдаем и плачем его болью, его ответственностью перед Россией. ‹…›

А. А. Смирнова. Мы столкнулись с очень сложным явлением — сценическим и литературным. Хочется еще раз оговорить субъективность моих впечатлений, чтобы они не воспринимались как основополагающее выступление. ‹…›

Мне лично очень близок этот жанр — парафраз, как очень точно и четко определил Сергей Александрович [Макашин], и … как определяю я, — литературный коллаж. Это близко к ритмам XX века … и, с другой стороны, к какому-то очень своеобразному интегрированию, как очень точно сказал Сергей Александрович,… мыслей, волновавших, в данном случае, Гоголя. Этот жанр имеет, с одной стороны, свои сильные стороны и, с другой стороны, — потери и убытки.

Такой синтез в спектакле о Пушкине был сделан более основательно, более продуманно, более объективно^[922]. И спектакль об Островском был того же жанра^[923]. Это [гоголевский спектакль] — метаморфоза, развитие того же жанра. ‹…›

…мне хочется сказать сначала о потерях, как они мне представляются… Неслучайно говорилось об известном недоиспользовании лирических отступлений Гоголя. Это говорилось правомерно. Ряд простейших звеньев его лирических отступлений о России (это отступления в главе 6-й, 7-й «Мертвых душ»; они рассеяны по всей поэме) выражают не только боль, отчаяние,… но и целый рой верований и упований Гоголя, веру в высокую духовность русского народа, его духовную мощь. ‹…›

Мне думается, что тут, несомненно, произошли потери, и я присоединяюсь к точке зрения, что … размышления Гоголя о судьбах России прозвучали в скорбной своей ноте, но не прозвучала нота его верований.