"Нуль-транспортировка, - думал Свирь, - неужели это нуль-транспортировка..."

Он услышал шорох, вздернул голову и вздрогнул. Перед ним стоял дьячок этой церкви Ивашка.

- Здорово живешь! - сказал Свирь, пытаясь улыбнуться вопреки недоброму взгляду Ивашки. - Давненько я что-то...

- Уходи, - угрюмо сказал Ивашка. - Что надо?

- Ивашка, - сказал Свирь, продолжая улыбаться, - то ведь я, Савка. Ты ж, поди, запамятовал. Савка я, Савка.

- Уходи, - повторил Ивашка и надвинулся на Свиря. - А не то Левку кликну.

- Уходи, - сказал Малыш.

- Я пойду, пойду... - забормотал Свирь, задом протискиваясь в дверь. - Что ты, что ты...

Он стоял на улице и пытался собраться с мыслями. Мысли разбегались. Хорошо в общем-то было только одно. Пока Свирь объяснялся с дьячком, Бакай, заглянувший в этот угол, решил, что горбун разгадал его замысел и, повернув обратно, сумел удрать. Разъяренный донельзя, Бакай ушел, и завтра это могло аукнуться Свирю. Но зато теперь можно было спокойно выяснять куда делся Сивый. Вот только как к этому подступиться, Свирь не знал.

- Малыш, - позвал он.

- Трудно сказать, - отозвался Малыш. - Мало информации. Спрячься пока на кладбище.

Кладбище недавно расширили. Старое отгородили от стены до стены глухим забором, а новое, под которое отняли двор попа, урезав в итоге остальной причт, отметили редкими надолбами. На нем Свирь и скрылся, сев сперва на чью-то свежую могилу, а потом и вытянувшись на земле между устремившимися ввысь крестами.

Солнце передвинулось теперь на запад, и Наугольная башня совсем не давала тени в эту сторону, но отсюда хорошо было видно заднюю дверь - и Свирь терпеливо лежал, парясь в жаркой и неудобной одежде, мучительно пытаясь представить, что же там, внутри, происходит.

"Думай, - сказал он себе. - Думай, пока не поздно. Надо только немного подумать..."

Но было плохо. Мир разрушался, распадался на цветные стеклышки, лопался мыльными пузырями тающего миража. Муторное предчувствие беды ознобом скользнуло по спине. Свирь закусил губу.

- Малыш, - попросил он. - Давай посмотрим завтра.

- Сивый идентифицируется только в одиннадцать двадцать две по единому, - сказал Малыш, давая картинку. - Входит в Неглиненские ворота. Видимо, он прошел к ним по берегу, а там камеры не берут. До этого есть опознание на Лубяном рынке, но вероятность невысока и, если это не он, придется бежать. Лучше всего - ждать на Красной.

Свирь увидел Сивого. Передаваемый друг другу многочисленными камерами, он обогнул по крутой дуге ряды и двинулся вдоль рва к реке.

- Он идет к Константиновско-Еленинским воротам, - сказал Малыш. - Там завтра выдача. Кто-то ему там нужен.

Камера с Покровского собора приблизила толпу у башни, где находилась тюрьма, и в глаза Свирю бросились вытащенные на рогожках и аккуратно разложенные рядком трупы. В толпе голосили. Дюжий стрелец, прохаживаясь вдоль жуткой выставки, отталкивал напиравших тупым концом бердыша. В эту толпу и затесался Сивый, пришедший на этот раз один.

- А где Обмылок? - спросил Свирь.

- Ну и вопрос! - восхитился Малыш. - Никто не знает. Он больше не прослеживается.

В это время что-то сдвинулось возле ворот, возник, разрастаясь, крик, и Малыш выхватил и еще больше приблизил искаженное яростью лицо Сивого, который ожесточенно сцепился с одним из воротников, тряся его за грудки. Потом Сивый резко оттолкнул воротника, рванулся в сторону и, прорвавшись через толпу, бросился бежать к Китаю, огибая собор с юга.

Следом за ним из толпы вынеслись два стрельца и с бердышами наперевес, широко раскрывая то ли в крике, то ли, чтоб легче дышать, рты, помчались за ним. Они ворвались на Зачатскую, чуть не разнеся лавки напротив Мытного двора, вихрем пронеслись мимо Николы Мокрого и, порядком поотстав, ввинтились в поворот, ведущий к заделанным лесом воротам, и далее, мимо Зачатья Святой Анны, к той самой церкви Николы Чудотворца, возле которой сидел сейчас Свирь.

Первые метры стрельцы потеряли еще в самом начале, когда решили, что Сивый побежит к Москворецким воротам. Желая срезать угол, они сделали крюк. Кроме того, Сивый еще и бегал быстрее них. В итоге стрельцы забежали за церковь, исчезнув таким образом из поля зрения камер больше чем через минуту после Сивого. А еще через одиннадцать минут появились снова, неся бердыши на плечах, и лица их выражали недоумение.

- Не нашли, - сказал Малыш. - И тоже не понимают, куда он мог провалиться.

- Брать надо на площади, - сказал Свирь. - Больше негде.

- Конечно, - согласился Малыш. - Больше негде.

- Давай еще раз посмотрим, как он идет, - предложил Свирь.

Сивый шел быстро, но не бежал. "Фокус" занимал буквально минуту, и увидеть и оценить реакцию Сивого было тоже секундным делом. Если привязаться к Сивому возле Земского приказа, то времени, чтобы принять решение, должно было хватить.

"Если он даст реакцию, - размышлял Свирь, - я должен буду его отвлечь. Тогда он дойдет до ворот чуть позже. За это время ситуация там успеет измениться, и погони не будет. Если не будет погони, я либо заговариваю с ним, либо начинаю его вести. С этим все ясно. Лишь бы он дал реакцию".

- Малыш, - спросил он, - ты согласен на изменение ситуации, если "Фокус" пройдет?

- Да, - коротко отозвался Малыш. - Тогда будет можно.

- А если реакции не будет, то я должен отпустить его только на основе одного теста?

- Подожди, - сказал Малыш. - Может, тебе повезет сегодня.

Но ему не повезло. Полчаса спустя из церкви вышел Ивашка и запер за собой дверь.

- Все, - сказал Малыш. - Можно больше не ждать.

Свирь не стал спрашивать, почему он так решил. Выводы Малыша всегда были безошибочны. Они строились на огромных массивах рассеянной, зачастую случайной информации, и Свирь однажды полчаса выслушивал перечисление всех возможных факторов, потом вероятностей изменений этих факторов, потом вероятностей изменений совокупностей факторов, вероятностей изменения изменений и изменения совокупностей совокупностей, и поскольку Малыш предсказал все правильно, Свирь с тех пор верил ему на слово.

- А если потрясти Ивашку? - предложил он, поднимаясь.

- Нельзя, - сказал Малыш. - Это флюктуирует.

С флюктуацией шутить не приходилось. Те воздействия на реальный ход событий, которые вызывали необратимые изменения в будущем, сразу ставились под абсолютный запрет. Это высчитывал Малыш, и если он не успевал предупредить Свиря, то мог просто парализовать его. В экстремальных ситуациях это было смертельно опасно. Так погиб, например, один из первых сантеров Эрик Смирнов. И несмотря на то что техника с тех пор, естественно, шагнула вперед, от такого поворота событий и поныне никто не был застрахован.

Уставший и одуревший от повторной неудачи Свирь снова дошел до Никольских ворот и остановился возле них, тупо рассматривая входящих и выходящих, словно надеясь увидеть тех, кто только что ускользнул от него.

"Неужели придется замыкать петлю? - думал он. - А ведь придется. Ты не можешь вернуться ни с чем. Ты пойдешь по второму кругу, а когда у тебя снова не выйдет, то и по третьему, и по четвертому. Дураки те, кто думает, что удача приходит сама по себе, выпадая только везучим. Фортуну надо бить, и тогда рано или поздно наступает минута, когда она начинает стаскивать платье, становясь твоею. Это ожесточает, но тебе уже нечего терять. Ты во что бы то ни стало должен их найти. Конечно, ты можешь погибнуть, и тогда твое место займет другой. Но сам ты с дистанции не сойдешь. Если и есть в тебе что-то хорошее, так это то, что сам ты не сойдешь..."

Он дошел до Рождественки, снова сделав крюк, потому что ему не хотелось идти домой, и, услышав вдруг женский крик, стал озираться по сторонам.

Здоровенный, утыканный прыщами мужик в пестрой рубахе топтал на мостовой, возле своей лавочки, молодую бабу. Правой рукой он придерживал ее за рукав сорочки. Лицо бабы было перемазано кровью, и грязные бревна вокруг густо усеяли алые, быстро буреющие пятна. Баба уже не кричала, а только хрипела, разодрав засыпанный пылью рот.