Наложники все еще смотрят на замершего калифа с удивлением и в то же время с нескрываемой похотью. Им запрещено удовлетворять кого-либо, кроме своего господина. А господин не изъявлял желания появляться здесь почти восемь месяцев.
Амир придирчиво осматривает каждого, лелея свой план мести. Специально собираясь выбрать того, кто совсем будет не в его вкусе, не будет похож на Касима. И выбор его падает на одного из блондинов. Калиф манит его пальцем и, разворачиваясь так резко, что полы его шелковой мантии взметаются, уходит. Касим окидывает блондина изучающим взглядом, чтобы убедиться, что у него в руках нет опасных предметов. Конечно, наложники ни в коем случае не могут причинить вред своему калифу, но мало ли… Он уже кое-что слышал месяц назад и до сих пор держится настороже. Скоро может наконец созреть заговор… Как тогда, когда на калифа напали едва ли не прямо в его покоях. Если уже не созрел.
Вдвоем с блондином они следуют за калифом в его покои. Амир ни разу не оглядывается, чтобы посмотреть на остальных, и думает, что, если будет надо, он под каждого из этих самцов ляжет, пока не выбьет всю дурь вместе с привычкой дерзить из головы того единственного, что ему был нужен каждую минуту, как наркотик.
Касим же размышляет о другом, открыто разглядывая шагающего рядом мужчину. Халид. Томный красавчик, который, несмотря на крепкое телосложение и большой член, сам предпочитает раздвигать ноги для каждого. Его выкупили из борделя только за смазливое личико и подарили Амиру на день рождения три месяца назад. Но, похоже, зря. Калиф не знает: в его гареме правила нарушаются чуть ли не ежедневно. Можно подумать, все эти красавчики будут хранить целибат в ожидании того момента, когда их повелитель соизволит обратить на них свое сиятельное внимание, дабы воспользоваться их сомнительными умениями. Большинство здешних наложников даже и не были с мужчиной-то ни разу… Но разве Амира волновала сексуальная ориентация того раба, которого он покупал для удовлетворения своих собственных желаний в постели?
Оказавшись в своих покоях, Амир скидывает халат, не дойдя до кровати. Ложится на постель, знаком приказывая наложнику приблизиться.
— Сними с меня шаровары, — велит он.
И Халид безропотно подчиняется, неуверенно прикасаясь к телу своего повелителя. Касим замирает у дверей, спокойно, даже, пожалуй, равнодушно наблюдая за разворачивающейся на его глазах сценой. В агатовых глазах нет абсолютно никаких эмоций. Он уверен, что Халид не сможет удовлетворить аппетиты калифа, и в груди сам собой клокочет легкий смешок. Вежливый интерес — это все, что он испытывает в данный момент к происходящему. Да, пусть калиф накажет сам себя…
Халид очень старается, лаская тело калифа: покрывает поцелуями стройные длинные ноги, даже пятку облизывает, старательно посасывает каждый пальчик на изящной маленькой ступне… Касим видит, что Амиру уже откровенно скучно, но он поощряет старания своего наложника небрежными поглаживаниями по голове. Даже изредка слегка стонет. А когда Халид накрывает его тело своим, решив уделить внимание соскам калифа, начинает извиваться и постанывать громче. Переигрывает. И Касиму становится так смешно, что уголок губ невольно дергается в усмешке. Амир никогда не любил слишком долгих прелюдий и нежностей. Обычно он предпочитал быстро, страстно, жестко, почти на грани с болью.
Наконец, после долгой и тщательной подготовки, Халид решается войти в тело своего повелителя и начинает размеренно двигаться в нем. Амир едва ли не зевает, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за выражением лица другого своего наложника, стоящего у дверей. От медленных, осторожных толчков Халида в груди калифа поднимается волна раздражения. Не так! Все абсолютно не так! И член меньше!
Эти жалкие потуги ублажить калифа лишь вызывают в нем еще большую ярость и бешенство, что утихли было после похода в гарем. А ухмылка превосходства, таящаяся в уголке чувственных губ Касима? Амир рычит и сталкивает Халида с себя на пол.
— Пошел вон! — рявкает он, чувствуя неудовлетворение. Возбудить его этому идиоту удалось, а вот довести дело до конца… — Возвращайся обратно и стелись там под других!
Когда Халид, подхватывая свои штаны, выметается из покоев калифа, Амир вскакивает с постели, пылая бешенством и неудовлетворенным желанием.
— И ты уходи! — кинув в ухмыляющегося Касима флакон с ароматным маслом, что попался под руку, орет он.
Он хотел наказать раба, а наказал сам себя… И осознание этого сильно уязвляет гордость калифа.
— Господин, — мягко произносит Касим, легко увернувшись от летевшего в него флакона. — Прости меня.
Амир сощуривает глаза, поджимая губы. Лучше бы Касим не просил прощения. Теперь он еще больше ощущает собственную неправоту.
Поэтому, отвернувшись от него, калиф садится на кровать, спиной к рабу, не собираясь ничего отвечать. Касим неслышно приближается к кровати и садится на постель. Он знает, что Амир сейчас больше бесится от собственного неудовлетворения, чем от уязвленной гордости. И он даже сожалеет о собственных словах, хотя иногда поставить самоуверенного, зарвавшегося мальчишку на место стоит. Если не он, то кто осмелится язвить калифу?
— Господин… я усвоил свой урок, — примирительно шепчет он ему на ушко, кладя руки на плечи. — Пожалуйста, прости меня.
Про себя же Касим думает, что обязательно найдет Халида в ближайшее время и свернет ему шею за то, что такая проститутка, как он, не справился со своими прямыми обязанностями, когда ему выпал один-единственный шанс.
Амир упрямо продолжает молчать, однако рук его не сбрасывает. Тогда Касим наклоняет голову и мягко целует обнаженное плечо калифа, позволив себе скользнуть губами вдоль изящной шеи и легко провести ладонью по твердым соскам.
Амир довольно прикрывает глаза. Вот руки, которые он любит чувствовать на своем теле. И эти горячие, нахальные губы на шее…
«Ох… ну продолжай, — думает он. — Ты же знаешь, как успокоить меня…»
Касим прижимает его к своей груди, и калиф покорно откидывает голову ему на плечо. Смуглая ладонь скользит вдоль его живота вниз, и Амир, чуть сползая вниз по шелковой простыне, раздвигает ноги и слегка выгибается, начиная тихонько уже искренне постанывать. Низ живота тут же становится приятно тяжелым от нарастающего возбуждения.
— Да… — выдыхает Амир, обвивая одной рукой шею своего раба, и, повернув голову, целует его в щеку. — Приласкай меня… Как я люблю, как умеешь только ты, мой верный Касим…
Продолжая выцеловывать шею калифа, едва касаясь ее языком, Касим обхватывает рукой напряженный горячий член своего юного любовника и начинает медленно скользить по нему ладонью, постепенно ускоряя темп.
Амир тихо стонет, вжимаясь ягодицами в его бедра как можно сильнее. Касиму жутко хочется прикусить нежную, словно фарфоровую, кожу, но он сдерживается. На коже калифа не должно быть никаких следов. Он просовывает другую руку меж их телами и скользит пальцами во впадинке между ягодицами юноши. Амир уже мелко дрожит и кусает губы, сдерживая рвущиеся наружу громкие стоны. Касим их еще не заслужил.
Касим проникает в него сначала двумя пальцами, затем добавляет третий и начинает двигать ими внутри него в том же темпе, что и рука на его члене. Вот теперь Амир доволен и наконец-то расслаблен. Все же ласки его любимого и единственного Касима заменить невозможно. Снова застонав, он начинает двигать бедрами, напрашиваясь на нечто большее, чем пальцы.
И Касим дает ему это, приподнимая и насаживая на свой член, но так и не развернув к себе лицом. Продолжая подводить его к оргазму рукой, двигающейся на его члене, он толкается в калифа снизу. Пара глубоких, сильных толчков, и Амир со стоном кончает ему в руку. Капли спермы на своих пальцах Касим тут же слизывает.
Калиф тяжело дышит, прижимаясь к нему, берет его руку и помогает вылизать ее от собственной спермы. Юркий, шаловливый язычок быстро скользит по смуглым длинным пальцам, собирая с них жемчужные капли семени. Касим мягко целует его в шею и укладывает на постель, накрывая сверху простыней.