— Эй, Псай, — сказала с легкой улыбкой Рампейдж. — Твоя очередь?
Простой вопрос заставил пегаску шипеть сквозь стиснутые зубы, прежде чем она посмотрела на Глори.
— Не делай вид, что ты сможешь когда-нибудь понять меня, индейка. — Сердитый взгляд Психошай сулил убийство, и Глори, сглотнув, немного отступила. Ухмыляясь, желтая пегаска залетела в вагон.
— Она такая милашка, правда? Пропустила меня через дробилку древесных отходов, когда я впервые присоединилась к Потрошителям, — сказала Рампейдж, подбегая к задней части грузового вагона.
— Она пропустила тебя через дробилку для древесины? — Скотч скептически вытаращилась на Рампейдж, потом посмотрела на меня для подтверждения. Я улыбнулась и пожала плечами.
— Угумс. Профсоюзная солидарность. — Она потерла подбородок, а затем взглянула на Скотч Тейп. — О, это было не так плохо. Просто взрыв боли, а затем возвращение воедино. Я думаю, что преобразование на дальней стороне сделало тот день самым бешеным в жизни бедной Психошай.
— Почему? — спросила Скотч в замешательстве.
— Потому что она сказала, что тоже пройдет через это, если я пойду первой, — решительно сказала Рампейдж с нездоровой улыбкой. — И я жду не дождусь увидеть, как она с этим справится.
Хорошо. Это открывает совершенно новые перспективы в безнадеге, которой была жизнь Потрошителя, и я действительно не хотела видеть еще больше из них. Я взглянула на П-21, но увидела, как он не обращает на нас внимания. Конкретно на меня. Мне нужно высказаться ему об этом. Найти какой-нибудь способ загладить свою вину. Мне нужно было… ой, смотри. Внутри прицепа были матрасы. Мне надо… просто… лечь… и поговорить… с П-21…
* * *
Я шла через желто-зеленый туман, легкие горели, глаза слезились, а крики и вопли эхом звучали сквозь металлические залы. Каждый вдох сгорал в моих легких, но, хотя пена и стекала вниз по моему подбородку, я не падала. Мои глаза слезились, с трудом открываясь. Чтобы увидеть, куда я иду. Я должна была остановить это. Крики и вопли отдавались эхом и нарастали, пока я продолжала двигаться к залам. Больше на ощупь, чем как-либо еще, я нашла путь через уровень безопасности.
Смотрительница стояла у окна, глядя на густеющий яд с самодовольной улыбкой на лице. Мой рог мелькнул один раз. Дважды. Трижды. Мир полз, как будто это происходило в З.П.С., когда ее череп взорвался. Черно-красная грива летела во все стороны, два горящих глаза превращались в светящуюся мягкую массу. Я изо всех сил трудилась над ее столом, мои копыта работали по контроллерам. Медленно, словно по волшебству, газ начал рассеиваться.
Офис Смотрительницы был на самом деле атриумом, и я была окружена десятками и десятками друзей, коллег и просто знакомых. Они смотрели на меня, топали в аплодисментах, улыбаясь. Усмехаясь. Хихикая. Окружая. Я спасла их! Я спасла их! Они упали на меня, кусая зубами. Раздирая. Разрывая.
Я посмотрела на круглое окно, глядя на Смотрительницу с ее черно-красной гривой, ее горящими глазами. Я видела холодное презрение на ее безжалостном лице, когда ее рог засветился. Газ начал медленно с шипением проникал в комнату.
Я смотрела, как желтый газ заполнял атриум ниже. Жеребята и кобылы толпились, кричали от боли, страха и растерянности. «Убийца» разнеслось по стойлу, никогда не убавляясь, никогда не прекращаясь. Газ становился все гуще и гуще. Дверь открылась и впустила пони-охранницу. Ее рог вспыхнул. Один раз. Дважды. Трижды. Мой череп взорвался.
Я шла через желтый туман…
* * *
— Ты мазохистка. Тебе это нравится? — тихо спросил Крупье, когда мы сидели вместе за одним из столов атриума, воздух прозрачный, а стойло пустовало. Тихо. По-прежнему. Ничего живого здесь не было, потому что я убила их всех.
— Ты мне скажи. Ты — мое сумасшествие, — сказала я тихо, положив подбородок на мои скрещенные копыта. Крупье выглядел моложе и здоровее, бледный жеребец смотрел на меня зрелыми глазами. «Где я их видела раньше?»
— Мне кажется, ты путаешь эгоистичность с необходимостью мучить себя, — спокойно сказал Крупье, раздав мне пять карт. Селестия. Луна. Твайлайт Спаркл. Голденблад. Я сама. — Ты думаешь, что, если можно просто умереть определенным соответствующим ужасным образом, особенно если заранее было много боли и страданий, то, так или иначе, ты спасешь Пустошь. — Слово «спасешь» он произнес со смутной улыбкой и взмахом копыта.
— Логично, — ответила я, отбрасывая Голденблада. — Охранница должна спасать пони, — твердо сказала я, и он улыбнулся, выдав мне Флаттершай. — Я думаю, у меня стрит. Или это флеш?
— Да, — ответил он, и я засмеялась. — Но побьет ли он мое? — Он показал рукой: П-21, Глори, Рампейдж, Лакуна, и Скотч Тейп. Затем он протянул копыто, взял карточку со мной, улыбаясь, как идиот, и добавил ее к пяти. — Я думаю, что это выигрышный набор.
Я неодобрительно посмотрела на них.
— Я не заслуживаю их.
— Я. Я… я… я… — Он глубоко вздохнул. — Ты, должно быть, самая эгоистичная пони во всей Пустоши, ты знаешь это? Не все крутится вокруг тебя, Блекджек. — Он поднял карту между копытами, картина менялась передо мной. Блекджек улыбалась, как дура. Блекджек плакала. Блекджек выглядела сломанной и опустошенной. Блекджек выглядела убийственной. — Почему ты всегда считаешь, что ты есть начало и конец всего, что имеет значение?
— Я не знаю. Я всегда была такой, — тихо сказала я, глядя на быстро вращающиеся карты. Блекджек — жеребенок, просящий заботы. Блекджек — кобылка, избитая ее подругой Дейзи за то, что сделала то, что посчитала правильным. Блекджек — кобыла охранница, нарушающая правила, чтобы помешать Смотрительнице. Блекджек — невидимая и ускользнувшая, вместо того чтобы признаться своим друзьям, что она хотела умереть.
— Ты действительно думаешь, что все в порядке, Блекджек? — спросил Крупье.
Я хлопнула копытом по столу.
— Я знаю, что это не нормально. Я прямо сейчас должна исправлять ошибки. Я должна извиниться перед П-21. Я должна узнать, действительно ли все в порядке с Рампейдж после того, как я съела ее сердце. Или с Лакуной. Мне нужно знать, что Скотч Тейп действительно думает о том, что я сделала!
— Я. Я, я, снова я, — тихо прохрипел Крупье, покачав головой. Он не сводил с меня глаз. — Разве я не сказал тебе? Это не о тебе. Не о твоих потребностях. Не о твоих желаниях.
Он поднял карту Глори.
— Что по поводу нее? В чем она нуждается? Чего она хочет?
Я открыла рот и снова его закрыла. До Девяносто Девятого я могла бы ответить. А теперь…
— Я не знаю…
— Ох… а я вот думал, что ты любила ее.
— Закрой рот! — закричала я, поднявшись на копыта, указывая на него. — Я… — И остальные мои возражения умерли в горле. Был ли он прав? Была ли я действительно такой эгоцентричной?
Он просто смотрел на меня, потом поднял П-21.
— А что по поводу него, хммм? Что он чувствует? Чего он хочет?
— Он очень сердит на меня. Он, наверное, хочет пристрелить мою задницу, — пробормотала я.
— Я… мне… меня… Это не о тебе, Блекджек, — сказал он тихо, собирая карты. — Это твоя добродетель? Эгоизм?
— Я не знаю, — сказала я, глядя на мои сложенные копыта. — Я больше ничего не знаю.
Все сломалось в Девяносто Девятом. Я сломалась. Раньше я думала, что моя жизнь была разделена на моменты «перед выходом из стойла» и «после него». Теперь я знала лучше. Она была разделена на «до убийства Девяносто Девятого» и «после него».
— Мой совет? Тебе лучше узнать, — сказал он тихо, когда газ начал шипеть. — В противном случае, ты будешь действительно хотеть остаться здесь. — Он развернулся, проходя сквозь кружившиеся в вихре пары яда, когда снова послышались крики.
— Подожди! — крикнула я ему вслед, когда клубы жгучего желтого газа заструились между нами. Я изо всех сил старалась пройти за ним, спотыкаясь о трупы пони, пока плач усиливался. Я споткнулась о неподвижное тело и упала лицом вниз. Потом еще кобыла упала на меня. И еще одна. И еще одна. И еще…