…Однажды поехали на машине в Коджоры, там у Исая был загородный дом. Ипполит Андреевич поставил машину на ручной тормоз, вошел в дом. Вете в доме было скучно, она незаметно проскользнула в дверь. Забралась в машину, села на шоферское место, стала нажимать педали и рычаги. Слегка толкнула вперед большой черный рычаг. Машина ожила и медленно покатилась вниз по склону.
Марк сидел со всеми в столовой. Случайно взглянул в окно и увидел Вету в катившейся под гору машине. Выпрыгнул в открытое окно; что было сил побежал вдогонку. Вскочил в машину на ходу, когда до поворота оставалось саженей двадцать. Обеими руками дернул на себя ручной тормоз. Машина замерла в двух шагах от обрыва…
* * *
…Война началась в июле 14-го внезапно, как все войны. Не верилось, что воевать придется именно с Германией. В Тифлисе жили немцы — коммерсанты, инженеры. Недалеко от Тифлиса были деревни немцев-колонистов. Все немцы казались на редкость дружелюбными, хотя и туповатыми.
В Германию русские ездили часто — пить воду на курортах, играть в рулетку, слушать музыку. Паша с Анной были в Германии летом 13-го. В Берлине им не понравилось. Чисто и уныло, как в аптеке. Блестят надраенные крышки люков. Блестят каски шуцманов. Никто не понимает по-французски. Пошли в оперу. Давали «Золото Рейна» Вагнера. Оркестр оглушил медью. На сцене надрывались полуголые валькирии и златокудрые викинги. В середине второго акта на Пашу напал неудержимый смех. На него оборачивались, шикали. От этого смеяться хотелось пуще прежнего. Паша прижал к лицу платок и бросился из ложи. Анна побежала за ним. Их сосед, красномордый старик с седыми волосами бобриком, презрительно бросил им вслед: «Russische Schweine!»
В год войны молодые Дадашевы поехали в Евпаторию — сняли два этажа в санатории доктора Фабера. Погода стояла дивная. Приятное, ласковое тепло, без изнуряющей, как в Тифлисе, духоты. Вета и Марк купались часами в прозрачной зеленоватой воде.
В середине июля был сильный шторм, два дня нельзя было купаться. После этого погода испортилась, днем дул сухой холодный ветер, вода в море стала мутной.
Столичные газеты приходили в санаторий с опозданием, на третий день. Жорж и Паша просматривали газеты после обеда, в беседке на берегу моря, за рюмкой коньяка. Солнце медленно опускалось в золотистые облака. С моря дул вечерний бриз. Газеты писали об убийстве эрцгерцога в Сараево, об австрийском ультиматуме Сербии. Все это казалось далеким и ненастоящим. Не вызвало у них беспокойства и сообщение о мобилизации.
— Пошумят и успокоятся, — сказал Паша. — Никто не будет воевать из-за эрцгерцога.
Утром 20 июля к постояльцам в столовую вышел доктор Фабер. В руках у него была телеграмма.
— Война, господа. Вчера Германия объявила нам войну.
— Нужно возвращаться в Тифлис, — сказал Жорж.
Уезжали пароходом из Ялты 5-го августа. Раньше уехать не смогли, все билеты были уже раскуплены. Пароход шел медленно, заходил во все порты: Феодосию, Керчь, Новороссийск. Море было неспокойное. Жорж и Паша нервничали. Они знали из газет, что в турецких портах стоит наготове германо-турецкий флот, которым командуют германские офицеры. Чаще других газеты упоминали два таинственных крейсера — «Гебен» и «Бреслау»: вот-вот они войдут в Черное море под турецким флагом и будут топить русские корабли.
Путешествие прошло благополучно. 7-го августа они сошли с парохода в Батуми, поездом добрались до Тифлиса.
Война с Турцией началась 29-го октября. Бои шли на границе. В декабре турки стали наступать, говорили, что ими командует германский генерал. В Тифлисе началась паника. «Если турки займут Тифлис, армянам несдобровать, вырежут всех».
Дадашевы собрались на совет.
— Нужно уезжать в Москву, — сказал Жорж.
— Я никуда не поеду, — сказал Исай. За последние месяцы Исай сильно сдал; ему недавно исполнилось 75. Но голова у него была на редкость ясной.
— Отец прав, — сказал Паша.
Жорж встретился с Иваном Адамовым, их дальним родственником — он занимал большой пост в армейской разведке.
— Как думаешь, Иван, отобьемся?
— Думаю, отобьемся, — ответил Иван.
Он оказался прав. Русские подтянули резервы, перешли в контрнаступление. Турецкий корпус попал в окружение. Турки потеряли убитыми семьдесят тысяч, двадцать тысяч сдались в плен.
И почти сразу стали поступать сообщения о турецких зверствах. В начале войны турки мобилизовали в армию армян, которых после неудач на кавказском фронте обвинили в пособничестве русским и почти всех расстреляли. В Константинополе были погромы. Армян арестовывали и вешали на площадях: писателей, художников, журналистов, депутатов меджлиса.
В начале 15-го года произошли восстания армян в Ване, Эрзеруме, Сюнике и Трапезунде. Позднее Адамов сказал, что эти восстания были спровоцированы турками. Восстания продолжались до начала мая. У восставших кончились оружие и боеприпасы. Они уходили в горы, уносили раненых, уводили с собой женщин и детей. В захваченных деревнях турки находили только трупы. Нескольким отрядам удалось прорваться к русским.
Массовые репрессии начались в мае. Войска входили в мирные деревни, где никто не принимал участие в восстаниях. Таких было большинство. Выгоняли всех жителей из домов. Мужчин убивали сразу. Женщин и детей строили в колонны и гнали на юг. В турецких сводках это называлось «депортация».
В мае в России появились первые беженцы. Те, кому удалось бежать до того, как в их деревню пришли турки; реже те, кому удалось спастись, обманув бдительность или подкупив конвоиров. Беженцы собирались в Эчмиадзине, около церквей.
Жорж и Паша отправились в Эчмиадзин с колонной грузовых машин. Ехали узкими горными дорогами, везли медикаменты и продовольствие. Зрелище их глазам предстало страшное. Несколько тысяч женщин, стариков и детей лежали на голой земле под палящими лучами солнца. Женщины хватали их за руки: «Воды, хлеба!». Волонтеры сбивались с ног.
Через несколько дней беженцев распределили по домам и больницам. Многих спасти не удалось. Жорж и Паша снимали у выживших показания. Их рассказы поражали сходством совершенных злодеяний. Турки выстраивали в колонну избитых и смертельно напуганных людей, гнали их горными тропами под палящим солнцем. Днем им не давали ни воды, ни пищи. Конвоиры прикладами добивали тех, кто падал от истощения. Привал устраивали вечером. Здесь депортированных поджидали заблаговременно подъехавшие на лошадях «возмущенные патриоты». Обычно это были полудикие курды или зажиточные турки из окрестных аулов. Следовала кровавая вакханалия. Девочек и мальчиков насиловали на глазах матерей. Потом всех забивали насмерть. Трупы бросали в реку.
В феврале 16-го русские начали генеральное наступление. Вскоре пал Эрзерум. В апреле взяли Трапезунд. Армия входила в безлюдные места. Армянские селения были разграблены и сожжены. Не было людей и в турецких аулах. При приближении русских турки уходили — боялись репрессий.
* * *
… Война стала рутиной. Известия с фронтов приходили неутешительные. На тысячи верст Европу перерезали рвы и траншеи. Гибли, задыхались в ядовитом дыму люди. После первых успехов в Галиции русские отступали. Отдали Польшу, отходили дальше на восток. Кавказ был далеко, но и здесь появились беженцы из Белоруссии. Хуже всего было то, что медленно, но верно приходил в расстройство механизм огромной страны. Плохо ходили поезда, бастовали заводы. Воровали пуще прежнего, кто-то на крови наживал миллионы.
В Москве заседали промышленники и земцы. Решили создать союз городов, земгор. Понемножку «брать» страну в свои руки. Пытались наладить производство оружия, обмундирования и лекарств, устраивали госпитали. Власти на их деятельность смотрели с недоверием, мешали, как могли.
Отделение земгора открыли и в Тифлисе. Жорж и Паша вошли в правление. Земгор постановил: «содействовать восстановлению нормального хода жизни и хозяйства разгромленного армянского населения». Жорж и Паша несколько раз ездили в прифронтовую зону. Восстанавливать, в сущности, было нечего. Армянского населения там уже не осталось.
