- Тогда ты Мардж! Ты нудный и правильный, как она.
- Тогда Химка - Лиза. Он у нас, по-моему, самый умный. Погоди. Кто нудный? Я? Ну держись! - он начинает меня душить примерно так же, как это делает Гомер с этим желтоголовым пацаном, имя которого я забыл.
Иногда, чтобы повысить свою самооценку и дать Женьке понять, что в доме два хозяина, я мечу территорию. А-а-а… Не-е-е… Не так, как вы подумали! Я пытаюсь вести себя, как настоящий мужик.
- Же-е-ень! Женька! Молока мне принеси! С печенькой! - ору я ему из комнаты, возлежа на диване.
- Подогреть? - орет он мне в ответ из кухни.
- Не-е-е! Я не люблю подогретые печенья.
- Мудило, я про молоко! - засовывает голову в дверь комнаты Женька.
- Молоко грей. До температуры тела: 36,6!
- Если ты сейчас не заткнешься, я тебе это молоко на голову вылью и печенье сверху натолку, - шипит Женька, и его голова исчезает.
Через пять минут он заходит в комнату с подносом, на котором стоит стакан молока и блюдце с печеньем.
- И чё так долго? - ворчу я.
- Мне пришлось два раза остужать молоко и два раза подогревать, чтобы добиться нужной температуры, - огрызается Женька.
Он ставит поднос на прикроватную тумбочку и поворачивается, чтобы уйти. И тут я по-хозяйски шлепаю его по попе, за что моментально получаю подзатыльник. Резко качнувшись вперед и клацнув зубами, я делаю вывод:
- Бля! У тебя рука тяжелая, - и потираю ушибленное место.
- Ты на этой мысли сфокусируйся в следующий раз, когда вздумаешь выебываться! - вот за что люблю его, так за понятные объяснения.
Приехав с дачи, мы решили навестить бабушку Любу. Бабушка Люба - это Женькина тетя. Она старенькая и очень добрая. Мы часто ездим к ней. Иногда помогаем убираться, иногда продукты привозим, а иногда заезжаем просто так, как сейчас.
Мы заходим в маленькую прихожую, и я чувствую запах бабушкиных печенек.
- Баб Люб, а чем это пахнет? Печеньками? - спрашиваю я, переобуваясь.
- Да, маленький. Я знаю, как ты их любишь, - кричит мне бабушка из кухни.
Бабушка Люба думает, что я сын какой-то ее дальней родственницы Нины. Бабушка совсем старенькая и плохо помнит эту самую Нину. В общем, я получается ее какой-то внучатый внук, а Женьке, как обычно, племянник.
Мы проходим на кухню, и я медленно охуеваю: на кухне сидят две бабы Любы.
- Жаргал, сынок! Какой взрослый стал! - говорит бабушка номер два. - Какой знатный жених! Не зря я, значит, приехала.
Я с ужасом делаю вывод, что бабушки размножаются почкованием.
- Тетя Гетта! Какими судьбами? - радостно лезет обниматься к старушке Женька.
- А это кто с тобой такой мелкий? - Гетта подозрительно щурит на меня глазки.
- Это Нинкин сынок. Ты Нинку Крылову помнишь? - отвечает баба Люба номер один.
- Помню, - кивает Гетта и злобно ухмыляется. Мы с Женькой нервно переглядываемся. - Ну, иди к бабушке Генриетте, малой! Знакомиться будем.
Генриетта? Жесть!!! Эта бабулька явно из глухой деревни. И кто ж, интересно, наградил ее таким викинговым именем? Мне она как-то сразу не понравилась. Во-первых, она помнила мою «маму», о которой я мало что знал. Во-вторых, она постоянно щипала меня за щеки и за ляжки. А в-третьих, мне тупо не нравилось ее имя. Меня так и подмывало назвать ее Брунгильдой.
- Да-а-а… жалко Нинку, - вздыхает Генриетта, когда мы садимся пить чай, - тебе, малой, досталось в жизни, - я стал тихо подозревать, что я сирота, и вопросительно посмотрел на Женьку.
- Это вы про то, что от тети Нины муж ушел? - уточнил он у Брунгильды.
- Да! Как там его звали? Серафим? - о, бля… Я Максимилиан Серафимыч, что ли?
- Сергеем его звали, - поправляет ее Женька.
Фу! Слава богу!
- А как тебя зовут, малой? - спрашивает меня Брунгильда, как мент на допросе. Я открываю рот, громко чавкнув, но за меня отвечает Женька.
- Максимилиан.
- Ой! Какое красивое! Мак-си-ми-ли-ан, - смакует мое имя беззубым ртом Брунгильда. На тот момент мне был не очень понятен ее восторг. - Любк, а Нинкиного сынка не Фтором звали? - вдруг выдает бабка.
- Ты чего, Генка, белены обожралась? - возмущается моя баба Люба, к которой неожиданно вернулась память, - не Фтором, а Фосфором, - у меня в голове по улицам неизвестного города медленно бредет мой одногодка с ужасным именем «Фосфор».
- Тетя Гетта! Тетя Люба! У тети Нины брат был. И звали его - Федором. Он из армии не пришел, остался жить в Воронеже, - отвечает Женька.
Федор в моей голове весело марширует по улицам Воронежа, напевая песню группа Ундервуд «В бой идут молодые львы».
И вот тут мне стало понятно, почему у Брунгильды пунктик на имена. Короче, она приехала с целью выдать замуж свою внучку. Вот сейчас не ржите. Ее сына зовут Сафокл, внучку - Эсмеральда! А теперь представьте себе эту Эсмеральду Сафокловну! Проще говоря, у всей семьи Генриетты чудные имена.
- Глянь, Жаргалка! Какая девка пропадает, - тычет старушенция в нос Женьке навороченным сенсорным смартфоном. - Смотри, глазищи какие. А фигура! Вся в меня! - я с любопытством смотрю на неожиданно образовавшуюся конкурентку.
Ну-у-у… Так себе! На любителя деваха. Глазки бусинки, нос картохой, волосы, не знающие слова «салон», фигурой точно в Брунгильду. В общем, она скорее не Эсмеральда, а Квазимодо.
- А ничё так! - подъебываю я Женьку.
- О! Малой! А давай мы тебя оженим? - Брунгильда аж встрепенулась.
- Ему рано еще, тетя Гетта. Он на следующий год в институт поступает. Пусть пока выучится, на ноги встанет, а потом я его сам женю, - заявляет мой Женька. После этого моя челюсть надолго зависает параллельно полу.
- Жалко. Уж больно имя у него хорошее. Детишки Максимилиановичами будут. Красота-а-а… - вздыхает баба Гена.
- А типа, Жаргаловичами не так красиво? - встреваю я и ловлю злой взгляд Женьки.
Всю дорогу домой мы с Женькой ржем, подбирая диковинные имена своим детям:
- Лайма Жаргаловна.
- Ариадна Максимилиановна.
- Галактион Жаргалович.
- Леопольд Максимилианович.
- Сильва Жаргаловна.
- Цицилия Максимилиановна.
