Командарм и Крейзер представились, а остальные постарались ретироваться, однако Андрей Иванович заметил это и резким движением руки вернул всех на место. Неторопливо поздоровавшись с Петром Михайловичем и Яковом Григорьевичем, он сказал довольно высоким голосом:

- Что, голубчики, сдали город и успокоились? Или что-нибудь собираетесь предпринять?

- Приложим все силы, чтобы восстановить положение,- быстро нашелся Крейзер.

- Поперед батьки в пекло не лезь,- отрезал Еременко.- Послушаем, что скажет командарм.

- Я согласен с комдивом,- подтвердил Филатов.

- Тогда помозгуем, как это сделать,- заключил Андрей Иванович.

Было решено нанести контратаку с фронта силами 12-го танкового полка, который имел несколько машин Т-34, усилив его ротой тяжелых танков КВ. С флангов врага должны были сковать удары мотострелков. Так как резервов в дивизии Крейзера не было, удерживать переправу в районе Чернявки поручили подразделению охраны нашего армейского штаба. А мотострелковый батальон старшего лейтенанта А. Д. Щеглова, вооруженный, кроме всего прочего, и бутылками с бензином, был переброшен с чернявской переправы на восточные подступы к Борисову. Щегловцам, впервые в дивизии применившим бутылки с горючей смесью, удалось в тот день поджечь до пятнадцати танков и задержать их продвижение. За проявленный в бою героизм комбат был награжден орденом Ленина.

Контратаку поддерживал также 13-й артполк дивизии. После его короткого удара вперед двинулись танкисты. Присутствие двух генерал-лейтенантов на передовой подействовало на них явно ободряюще. Наблюдая захватывающее зрелище довольно солидной группы танков, на предельной скорости устремившихся на противника, мы не заметили исчезновения Я. Г. Крейзера. Оказалось, что он укатил в атаку на головном КВ. Еременко, узнав об этом, в первый момент был взбешен, но Филатов успокоил его, сказав, что разрешил комдиву непосредственно в боевых порядках по радио руководить боем.

Лавина наших танков смяла врага и прорвалась вплоть до центральной борисовской переправы.

- Едем в город! - воскликнул Еременко, когда пришло это известие.- Можем бить немцев! - и его суровое лицо осветилось на секунду-другую какой-то задорной мальчишеской улыбкой.

- Прислушайтесь, товарищи,- сказал Филатов. Послышался гул моторов фашистских самолетов - шли пикирующие бомбардировщики. Их было не менее 30-40. Они построились в круг и с крутого пике накинулись на артполк, сбрасывая бомбы и поливая батарейцев свинцом из пулеметов.

Спаренная установка с броневика Еременко открыла огонь, сбила один из стервятников, но сейчас же была атакована и сметена с лица земли. Мы находились в глубоком окопе и были засыпаны землей.

- Пусть танки и мотострелки рассредоточатся и отходят,- приказал Андрей Иванович.

Г. У. Модеев по радио передал приказ Крейзеру. Тот вскоре вернулся невредимым. Еременко неожиданно для всех, а может быть и для самого себя, обнял Якова Григорьевича, крепко пожал ему руку и сказал:

- Представлю к званию Героя Советского Союза и добьюсь, чтобы представлению дали ход. Запиши, Пархоменко, и передай кадровикам! - окликнул он своего порученца, сына легендарного начдива.

В тот же день, 3 июля, после отъезда А. И. Еременко была предпринята еще одна контратака. На сей раз - с фланга, так как немецкая мотопехота Неринга, расширяя плацдарм, растянулась по шоссе между Борисовом и Лошницей. В этих условиях генерал Филатов приказал Крейзеру силами 12-го танкового и 6-го мотострелкового полков контратаковать во фланг прорвавшемуся в направлении Лошницы противнику. Разгорелся ожесточенный бой, в котором с обеих сторон участвовало свыше 300 танков. В результате контратаки удалось задержать наступление гитлеровцев до исхода 4 июля. Части дивизии выиграли время для занятия обороны на реке Нача. Гудериан так писал об этом бое: "...18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы"{27}.

При отходе на новый оборонительный рубеж командир саперного взвода лейтенант А. М. Коган с группой подрывников получил приказ: пропустить по мосту через Начу все наши танки, а затем взорвать его. Саперы сидели в укрытии и внимательно наблюдали за дорогой. Уже прошли наши пехотинцы. Но вот показались сначала советские, а затем и фашистские танки. Медлить было нельзя ни секунды - на мост взошел уже первый вражеский танк...

- Огонь! - скомандовал лейтенант Коган, и в это же мгновение мост вместе с находившимся на нем танком был снесен взрывом. Противник вынужден был наводить переправу под огнем наших подразделений.

Командарм понимал, что если не удалось остановить противника на Березине, то тем меньше надежды сделать это на малых реках. Было принято решение перейти к тактике подвижной обороны. Армейский штаб разработал план ее осуществления, выбрав на местности промежуточные рубежи отхода. Ночью, когда гитлеровцы делали паузу в наступлении, наши части незаметно отрывались от них на 10-12 километров и переходили к обороне на очередном выгодном рубеже. С утра противник предпринимал наступление в развернутых боевых порядках, но бил по пустому месту и только к полудню подходил к новому рубежу обороны дивизии. Здесь он снова развертывался для наступления, чтобы преодолеть наше организованное сопротивление. Так, день за днем, в течение нескольких суток непрерывных боев на рубежах рек Нача, Бобр и населенных пунктов Крупки, Толочин, Коханово изматывались силы врага.

6 июля, когда дивизия Я. Г. Крейзера заняла оборону на реке Бобр, она была передана в состав 20-й армии, развертывавшейся на рубеже Орша, Шклов. Тем не менее мы продолжали оказывать ей помощь. Особенно ожесточенные бои дивизии довелось вести за Толочин. Гитлеровцам первоначально удалось овладеть им. Чтобы задержать дальнейшее продвижение противника, соединению Крейзера было приказано выбить его из города. Части дивизии заняли охватывающее положение по отношению к Толочину. Вдоль шоссе наносил удар 12-й танковый полк, с севера 175-й мотострелковый, а с юга - 6-й мотострелковый. Удар был столь неожиданным для врага, что в результате короткого ожесточенного боя он был выбит из города. Наши войска взяли в плен 800 гитлеровских солдат и офицеров, захватили у противника 350 автомашин и знамя 47-го берлинского танкового корпуса{28}.

В течение суток дивизия удерживала Толочин. А затем противник, подтянув свежие силы, обрушил на наше оборонявшееся соединение мощные удары авиации и артиллерии. 8 июля борьба за город, который дважды переходил из рук в руки, продолжалась. После этого 1-я Московская мотострелковая дивизия по приказу оставила его, чтобы дать бой врагу на следующем рубеже - в районе Коханово.

А. И. Еременко сдержал свое слово: за искусное руководство боевыми действиями и проявленное при этом бесстрашие полковник Я. Г. Крейзер был удостоен звания Героя Советского Союза. А через несколько дней Яков Григорьевич был ранен осколками авиабомбы в руку и эвакуирован в военный госпиталь в Москву.

В ночь на 8 июля генерал Петрушевский передал командарму радиограмму о его срочном вызове на КП фронта в Смоленск. Еще от Еременко под Борисовом мы узнали, что в командование фронтом вступает С. К. Тимошенко. Нам предстояла встреча с Наркомом обороны. А. И. Еременко и С. М. Буденный становились его заместителями по Западному фронту.

На рассвете 8 июля мы с генералом Филатовым на его броневичке отправились в Смоленск - самый близкий мне город. Немало километров по полевым дорогам мы преодолели без серьезных происшествий. Без труда нашли в Гнездово санаторий, где в двухэтажном главном корпусе располагался штаб фронта. Маршала Тимошенко в кабинете не было. Адъютант сказал, что с минуты на минуту он появится. И действительно, вскоре Тимошенко вошел в приемную. Я тогда впервые увидел Семена Константиновича. Он отличался кавалергардским ростом и телосложением, говорил рокочущим баритоном с заметным украинским акцентом. Маршал ответил на наше приветствие и жестом руки приказал обоим следовать за ним в кабинет. Здесь он, едва закрылась дверь, строго, но без раздражения спросил командарма: