- Говорю тебе, что все это реальность, - удерживая руку Рэвула в огне, шептал Ортопс. Рэвул пищал от боли, матерился, дергался и молил отпустить. Стеклянные когтистые пальцы сжались железной хваткой. - Пора проснуться, - шептал Ортопс, болью Рэвула буквально наслаждаясь. Из тела Рэвула раздалось злобное звериное рычание, его глаза стали волчьими. Внутри него зашевелился монстр. Ортопс тут же отбросил Рэвула и в ужасе отскочил в сторону.
- Приятно познакомиться. Меня зовут Ортопс, - говорил он, вновь аккуратно подходя к Рэвулу чудовище, внутри которого вроде снова уснуло. Его глаза стали человеческими, содрогаясь от пережитой боли, скрючившись на земле Рэвул, прибывая в шоке, разглядывал обожженную руку. Не проронив и слезинки, постанывая, он только тяжело дышал. - Так значит, чудовище приходит, когда тебе больно? Оно тоже защищает тебя? - спрашивал Ортопс, но Рэвул не отвечал. - Возможно, у нас больше общего, чем я думал, - Ортопс закрыв глаза, удовлетворенно глубоко вдохнул. - Ну и каково это быть всеми забытым, одиноким, погруженным в темноту на фоне яркого живого мира?
- Ничего себе! Так я что могу сдохнуть, когда являюсь человеком? - рассматривая свою обгоревшую руку, вдруг удивленно воскликнул Рэвул.
- Да нет. Любая боль, причиненная тебе, пробудит его, а он бессмертен. После следующей трансформации твое тело обновится, все эти увечья исчезнут, - пробубнил разочарованный Ортопс. Желая поиздеваться над Рэвулом, видя в нем очередную свою жертву, он серьезно обломался. - Что вообще за бред ты несешь? Да ну тебя! - недовольный обломанным удовольствием выпалил Ортопс, утратив всякий интерес, отойдя и сев на другом краю поляны.
- Ты что обиделся что ли? Да ладно! Не обижайся. Отвечая на твой вопрос: да я всегда был забыт всеми, так что все нормально. Теперь ты ответь мне: кто ты мать твою?
- А я целую речь приготовил. "Ты отправляешься на юг. Так значит привыкай к боли" и все такое. Я хотел стать твоим проводником в дикий мир. Хотел провести тебя по самой низине, показать дно этого мира, - обиженно глядя в сторону, говорил Ортопс.
- Так проведи, покажи. Я же не против, - желая охладить обожженную руку, он принялся закапывать ее под землю. - Не обижайся ты... как там тебя...
- Я не обижаюсь. Ты просто неинтересный...
- Ну а ты... до жути странный.
- Ну ладно, - сказал Ортопс, вдруг резко поднявшись, оглядевшись, прислушавшись. - Ненавижу время... Скованные им мы все будто пленники, - после этой фразы он вдруг завис на несколько секунд взглядом в одной точке. - Должен признать, что это чертово время не оставляет нам выбора. Этот разговор закончен, мне пора, - с этими словами он скрылся в лесу.
- Я сейчас хоть где нахожусь-то вообще... - Рэвул крикнул ему в след, но ответа не последовало, Ортопс ушел, просто беззвучно растворился. После вынимания из холодной земли обгорелая рука начинала выть от боли, поэтому ему пришлось снова закопать ее. Закрыв глаза, он просто лежал, своеобразно отдыхал, как вдруг где-то рядом раздался резкий звук - хруст ветки, на которую кто-то наступил и в следующую секунду мощный удар по голове лишил его сознания.
В его глазах все плыло. Вновь ощутил себя он привязанным к шесту, в окружении каких-то безумных дикарей, людей в которых было сложно разобрать. Затерянные, существующие вне цивилизаций лесные обитатели в набедренных повязках, с телами, разукрашенными черно-белыми полосами как у зебр, в украшениях из костей радостно отплясывая на ходу, что-то крича на чудовищном языке, всем скопом волокли свою жертву через лес. Два здоровенных бугая на плечах тащили шест, на котором болтался привязанный Рэвул, еще пара десятков человек с копьями и деревянными вытянутыми щитами шли по бокам.
На улице уже давно стемнело. Он сидел на коленях с руками связанными за спиной, окруженный толпой воинственных дикарей раскрасивших тела в черно-белые полосы. Встречающиеся в нынешнем окружении женщины с голыми отвисшими грудями или в каких-то накидках из шкур, толстые коренастые, далекие от цивилизованных идеалов красоты. Темноту разгоняло пламя огромного костра пылающего рядом. Рэвул с недоумением смотрел на этих "людей", уже оставив попытки докричаться до них, как-то объяснить, что в нем скрыто лютое зло которое, пробудившись, разорвет их всех на куски.
Сначала здешний вождь - "красавчик" в маске из человеческого черепа, схватив за волосы, обнюхал его, оценил, а после бросил на землю, проорав на своем диком языке, предоставив своим подданным полную свободу. Под яростные вопли дикая во всех отношениях толпа набросилась на него со всех сторон. Несколько раз, серьезно вмазав по лицу, его повалили на землю и принялись забивать ногами. Множество рук принялись срывать черные лохмотья, висящие вместо одежды, которые сначала затрещали, стали разрываться затем, неожиданно обретя жесткость, будто черные щупальца эти проклятые лоскуты начали притягиваться обратно к телу носителя, снова обвивать его. Один абориген все же сумел оторвать маленький кусочек оборотнического одеяния, черная ткань у него в руках обратилась клочком черной шерсти, Рэвул почувствовал боль сравнимую с выдергиванием клока волос. Так и не сумев раздеть Рэвула, поняв, что тут замешаны темные силы, дикари в ужасе расступились, глядя на него как на дьявола. Местный вождь что-то прокричал и несколько огромных мужиков, вырвавшись из перепуганной толпы, хорошенько отдубасили его палками. Доведя до состояния отбивной, затем, харкающего кровью, облили какой-то мерзкой липкой жижей. Лысый дикарь, с умным видом набрав в рот какой-то гадости, впрыснул ее ему под кожу, через маленькую иголку, зажатую во рту. Из-за попавшего в организм яда у Рэвула закружилась голова. Странная жидкость, осевшая на нем, стала затвердевать, под победоносные крики толпы его от главного костра через всю деревню, состоящую из пары десятков юрт, протащили до единственной хижины из свитых веревками прутиков. Затащив внутрь, привязав к центральному шесту, держащему на себе крышу, оставили в полумраке "доходить".
Каждое движение казалось пыткой, тело, переставая слушаться, обмякало как тесто. Когда в глазах перестало двоиться, у здешней стены он разглядел кучку перепуганных сжавшихся от страха дикарок. Руками, связанными веревками они закрывали себе рты, вопреки распирающему ужасу боясь издать лишний звук. В отличие от тех грудастых коров, что снаружи эти были худыми бледными и запуганными. У нескольких была четко заметна беременность. Какие-то пленницы, судя по всему представительницы другого племени проигравшего битву за выживание, обрюхаченные местными лучшими самцами, оставленные как еда на голодный зимний период. Рэвул вдруг откуда-то располагал знаниями о жизни и быте диких людей живущих вне истории. Мерзкая жижа на коже, быстро затвердевая, превращала его в живую восковую фигуру. В итоге все в его глазах съехалось в мутную кашу, разлагаемый изнутри ядом, он отключился.
И вот ему снова пришлось с трудом открывать глаза. Первое что он увидел это красное рассветное солнце, появившееся из-за деревьев. Местами на нем осталась корка той странной затвердевшей жидкости, обвернувшей его в подобие воскового кокона. Окружающая хижина была разрушена, все вокруг было заволочено дымом. Отовсюду доносился женский крик и плач. Из дыма возник грозный силуэт. Крепкие руки схватили его и поставили на ноги. На него уставились несколько дикарей уже уровнем повыше: облаченные в доспехи, вооруженные нормальными мечами. Бородатые морды в боевом окрасе застыли в безразличных выражениях. Отморозки вот только перерезавшие несколько десятков людей, они выглядели совершенно спокойно. Приставив лезвие меча к его горлу, они долго о чем-то переговаривались, затем какой-то самый старый из них пощупав мышцы на руках, проверив зубы изможденного Рэвула, о чем-то его спросил. Рэвул ничего не ответил, за что сразу получил несколько мощных шлепков по лицу. "Ни хрена не понимаю, что ты несешь", - тяжело дыша от злости вызванной болью, устало прохрипел Рэвул. На лицах бородатых варваров возникло удивление. Старик что осматривал Рэвула, что-то крикнул и прибежал другой бородатый дикарь возрастом заметно моложе.
