Так вот, нашу страну пытались развалить именно таким способом, потому что воевать в открытую слишком дорого, и это будет иметь большие последствия. Разрушив много процессов при помощи «доброго» слова «демократия», от которого меня, кстати, тошнит уже много лет, нашим «друзьям» показалось, что страны уже нет. Но мы выжили, а созданная нами система управления и защиты уже работала в автономном режиме. Конечно, мы не могли за всем уследить, но около трех тысяч ключевых процессов оказались в надежных автоматизированных руках и подчинялись сами себе, существуя автономно. Это области ядерного щита, энергетики, науки, управления, территориальной целостности, экономики, импорта и экспорта и много другого. На разных уровнях власти появлялось много болванов, но изменить ключевые моменты они не могли. Как только очередной хозяин города пытался влезть не туда, считая себя вершителем всего, с ним что-то незаметно случалось, от сердечного приступа до непонятных криминальных разборок. Были и «крутые» бизнесмены, которые хотели купить или отобрать какой-нибудь ключевой секретный объект, но с ними также что-то происходило, когда они влезали, куда не следовало. Пройдя неизбежный кровавый период разрушения, страна, казалось, летела в пропасть, однако внутренние процессы не только защищались, но и постепенно создавались. Через десять лет хаоса и разрушений к власти пришел Ивори, и Россия стала стремительно развиваться. Если провести аналогию с коммерцией, то это, как бизнес-компания, которая находилась на грани банкротства и путем системной оптимизации и изменения постепенно стала прибыльной и успешной, сохранив при этом старый бренд. Так что, заверю тебя, даже если к власти придет какой-нибудь болван, пусть даже через кровь и революцию, страна все равно будет в безопасности, пока работает наша система.

Я работал на благо рода Ивори, растил сына, но не в силах был забыть жену, поэтому не мог ни с кем жить, — продолжил свою историю Николай Николаевич. — С твоей матерью я познакомился в Москве, когда приехал в командировку из Новосибирска, куда уехал с сыном жить и работать. Ее простота и голубые, как небо, глаза, растопили лед в моей душе, и я влюбился как мальчишка. Я приезжал к ней в Москву, и все у нас было хорошо до тех пор, пока она не забеременела. К моему удивлению, она отнеслась к этому событию достаточно холодно, посчитав, что это поставит крест на ее жизни. Я старался перевестись обратно в Москву, но это было сложно, так как вся моя работа была в Новосибирске, да и Володя уже пошел там в школу. Твоя мама переезжать в «эту деревню» наотрез отказалась, и мне оставалось только летать к ней как можно чаще. После твоего рождения она стала совсем раздражительной, почему-то считая, что жизнь к ней не справедлива.

   —  Она, пожалуй, до сих пор так считает, — вздыхая, сказал Андрей.

   —  Да, люди практически не меняются... — философски заметил Николай Николаевич, улыбнулся и продолжил: — Вскоре ей захотелось лучшей жизни, и она нашла себе другого мужчину, который был моей полной противоположностью. Я стал мешать, и она порвала со мной все отношения, продолжив жить только для себя, что, впрочем, спасло тебя от ненужной, разрушительной материнской любви.

   —  Она ничего не говорила мне про тебя и про Володю, — произнес Андрей.

   —  Конечно, ей легче было не говорить, чем все тебе объяснять, — грустно сказал Николай Николаевич. — В итоге мы остались в Новосибирске, а что было с тобой, ты уже и сам помнишь.

   —  Почему ты раньше не искал меня? — спросил Андрей.

   —  Зачем мне тебя искать? Я знал о тебе все, оберегая тебя каждый день, — улыбнулся Николай Николаевич.

   —  Ты за мной следил?! — удивился Андрей.

   —  Ну, не за каждым твоим шагом, и не с самого детства... но... старался уберечь тебя от поступков, последствия которых могли быть невосполнимыми, — задумчиво произнес Николай Николаевич.

   —  Каких поступков? — спросил Андрей, перебирая в памяти всевозможные свои «истории».

   —  Да много всякого было, о чем ты можешь и не помнить, но последствия этих поступков могли сильно отразиться на твоей жизни. Если начнешь вспоминать, то некоторые странности могут всплыть... — улыбнувшись, ответил Николай Николаевич и посмотрел в глаза Андрею.

Внезапно Андрей мыслями перенесся в девяностые годы, когда он еще учился в школе. Местный школьный авторитет Ринат, у которого брат был каким-то крутым бандитом, невзлюбил Андрея и не давал ему прохода в школе, требуя деньги и избивая. Внезапно все быстро изменилось, когда брата-бандита посадили, а Ринат вдруг резко стал тихим и спокойным, а потом и вовсе переехал. Андрей долго не мог понять, как такое могло случиться.

Поменяв школьную картинку, он мысленно перенесся в подвал, где его друзья, которые уже несколько раз попробовали героин, предложили дозу и ему, показывая на себе, что с ними все в порядке. Тогда в подвал вдруг ворвались оперативники и забрали всех в отделение.

Потом Андрей увидел себя в состоянии, которое в народе называется «труп». Он тогда не успел проехать и пары сотни метров от места, где напился, как его «приняли» гаишники и на год лишили водительских прав.

Много было моментов, ярких и не очень, которые проскакивали в голове Андрея и которые он раньше считал удачей или случаем... Но вдруг он вздрогнул от воспоминания об аварии, где он чуть не погиб, с которой начался новый этап его жизни. Он увидел возле светофора себя, отлетающего назад, увидел разлетающийся на куски огромный черный автомобиль и безжизненные черные глаза водителя, смотрящие на него.

Эти события промелькнули в сознании так явно, что, казалось, Андрей пережил их снова. Наконец он встряхнул головой и вернулся к Николаю Николаевичу.

   —  Я в шоке... Даже не знаю, что сказать... — растерянно заговорил Андрей, но Николай Николаевич перебил его:

   —  Я всегда был с тобой, сын. Ты даже не представляешь себе, как давно я хочу тебе это рассказать.

Они оба замолчали. Затем Андрей спросил:

   —  Почему ты раньше не появился? Не рассказал мне об Ивори?

   —  Во-первых, нельзя было тебя «светить» раньше времени, а во-вторых, осознать Ивори можно, только став им, пройдя самостоятельный долгий путь развития.

   —  Почему ты не помогал нам с матерью? — тоном сына, обиженного на отца с детства, задал вопрос Андрей.

   —  Я мог бы завалить вас деньгами, устроить тебя в лучший вуз и на высокооплачиваемую работу, но тогда бы ты не ценил то, чего есть сейчас и чего добился сам. Моя лучшая помощь — это не портить тебя и оберегать от чего-то плохого. Так получилось, что я не смог быть рядом с тобой, но я сделал максимум возможного, — серьезно ответил Николай Николаевич.

Андрей помолчал, а потом хитро спросил:

   —  Так ты всегда за мной следил?

   —  Ну, до интима не доходило, да и не я это все делал, а мои сотрудники, которые всегда были рядом с тобой, а потом мне докладывали, — признался Николай Николаевич.

   —  О, нет, ты все знаешь обо мне... О, нет! — воскликнул Андрей.

   —  Ты, конечно, балбес настоящий, но, поверь, ничем не отличающийся от своих сверстников. Ты развивался, и все плохое от тебя постепенно отваливалось. Были, разумеется, у тебя и плохие установки, но ты от них избавился... не без моей помощи, конечно, — улыбнулся Николай Николаевич.

   —  Какие именно? И как ты помог мне от них избавиться?

   —  Ну, например, ты считал, что тебе все должны, а ты никому ничем не обязан, старался брать, не отдавая ничего взамен. Ты всегда считал себя лучше других, считал, что достоин большего, как сноб, не замечающий собственных недостатков. Это лишь некоторые установки, но они сильнее всего мешали твоему развитию, да и жизни вообще. А я влиял на тебя через школу, учителей, друзей...

   —  Друзей?! Антон?! — не веря своим ушам, спросил Андрей.

   —  Ну, и через него тоже. Не думай, он не Ивори. Когда ты оказался с нами, то в твой жизни появился Владимир, — сказал Николай Николаевич и замолчал после упоминания о сыне.