–…Тыща в день! Вот это деньги! Прикинь, сколько это в месяц будет?! Тридцать тыщ! Офигеть! Уму непостижимо! А если на передовой полгода продержаться, прикинь? Ты где ещё такой заработок найдёшь? Тем более, практически на месте, не выезжая из страны!

С горящими от предвкушения глазами, громко пришёптывая, парень долго умножал тридцать на шесть, полученный результат – на тысячу, нервничал и переживал, будет ли отдельно учтено тридцать первое число, потом ещё дольше переводил гривны в доллары, чтобы случайно на инфляции не потерять, колебался по поводу ещё одного месяца службы на Донбассе, чтобы иметь, на всякий случай, маневренный запас…

После продолжительных устных подсчетов и пересчетов он перешел на калькулятор и вскоре выдал результат:

– Как ни крути – что слева направо, что справа налево, по минимуму сто восемьдесят тысяч гривен получается, прикинь! Я фигею! Вот это президент! Вот это сила!..

Обещание новоизбранного президента страны платить каждому бойцу антитеррористической операции тысячу гривен в день молодой человек совершенно не связывал с конкретной целью предстоящего заработка – убийством людей. Все ещё не веря своему нечаянному счастью, он строил планы, как потратить неожиданно свалившееся на него богатство: «путешествовал» с семьей по миру; «дарил» жене золото и бриллианты; «возил» ещё не рожденных детей в Париж, в Диснейленд, на заморские курорты; «записывал» их в музыкальную школу, на футбол; «покупал» фортепиано…

«Совсем ещё ребёнок», – добродушно думал Богдан, вполглаза наблюдая за восторженным мечтателем, который был на седьмом небе от предстоящих перспектив. Слушая его фантазии, Богдан вспомнил обещание Порошенко на Майдане: «Приятная новость для фанатов киевского «Динамо» – после нашей победы я обещаю за сутки отреставрировать брусчатку на Грушевского и отремонтировать стадион «Динамо»!» Тогда слова Петра Алексеевича вызвали бурное обсуждение и одобрение в обществе, но прошло время, обещание так и осталось красивыми словами, и что-то подсказывало Богдану, что «тысяча в день в зоне АТО» – из этой же невыполнимой серии, как и предвыборное обязательство президента «в две недели закончить войну на Донбассе».

Что-то пошло не так. Как и прежде, обман ложился на обман, и это не оставляло ни малейших иллюзий, что что-то в этом мире поменяется. У народа, который шёл за Моисеем, была надежда, была вера, а у народа Украины не было ничего, кроме безысходной темноты тоннеля и горького понимания, что его Моисей, скорее всего, ещё не родился.

На очередном ухабе сосед, совсем недавно задремавший, снова проснулся, и до Богдана донеслось:

–…машину. Там, говорят, любую можно взять, какая понравится. И с документами проблем не будет, вот мои документы.

Сощурив глаза, так, что они превратились в острые жесткие прорези, молодой человек постучал себя по боку, где, по идее, должна была находиться кобура.

«Интересно, где же это машины дают, какие понравятся? Да ещё бесплатно», – подумал Богдан недоверчиво, но потом вспомнил, как ещё зимой газеты писали о компьютерах, пропавших из Киевской горадминистрации после её захвата протестантами. Милиция потом нашла их в одном из сел соседней области. Да и местные паненки в соцсетях не брезговали хвастаться подарками своих мужей из зоны боевых действий. Старшая дочка, Татьяна, возмущенно фыркала, и категорически прекращала с такими людьми общение.

А ещё Тане не нравилось, что студенты практически не учатся, на пары не ходят, а сессию сдают на «отлично», что доносы на преподавателей пишут, что в ректорат на них «стучат»… Ещё год назад мечтавшая продолжить образование в аспирантуре, сейчас его девочка хотела лишь одного – побыстрее закончить учебу и получить диплом. Богдан видел, как свет потух в её глазах, с какой неохотой она шла в университет, забросила общественную работу, встречи с подругами, рассталась «по идейным соображениям» с молодым человеком, но надеялся, что со временем это пройдет…

Машину подбросило на очередном ухабе, сонные пассажиры дружно вскинули головы, чертыхаясь и лязгая зубами, подпрыгнули и грузно возвратились в прежнее состояние.

–…Бодя, ау-у! Ты чего не слушаешь? Да не смотри ты постоянно на часы, скоро дырки протрешь! Не терпится? Не боись, через часок-полтора на месте будем! Я специально в навигатор маршрут «забил», все рассчитал – и расстояние, и время… Лучше послушай, как я заживу! Вот заработаю в АТО – дом дострою, гараж сооружу, баньку… Чтоб все, как у людей! И даже лучше! А вокруг дома – газон… Газон, как в Европе! Представляешь?! – будто и не спал, продолжал мечтать вслух его словоохотливый приятель.

– Не какой-то сельский огород – картошка-петрушка-морковь, а самый настоящий зеленый газон! С кустами можжевельника, с бетонными бордюрчиками, с узкими дорожками, посыпанными белым гравием! Нет, не белым… Я дорожки мраморной крошкой высыплю! Красной! Представляешь, ярко-красные дорожки, нарядные, как на картинке в глянцевом журнале, а вокруг них – темно-зелёная сочная трава! Красота! А ещё газонокосилку куплю, дорогую, электрическую, чтобы не ревела, будто у неё понос, а басовито шла, солидно, как в уважаемом хозяйстве полагается. Так вот, куплю, и каждую неделю буду стричь газо…

Внезапно в глаза ударила молния. Неестественно белый дрожащий свет обнажил на мгновение кресты. Потом из темноты медленно выплыли светящиеся кубы.

– Костив Илья… Костив Юрий… – читает Богдан на одном из них. Против каждого имени четко, под линейку, написано две даты. Дата рождения. И дата смерти. Совсем свежая. Дальше идет – Костюшко… Богдан Зиновьевич…

И снова темнота, запах горелой резины и ещё какой-то незнакомый, нет, знакомый, но давно забытый запах… Запах из детства… Или из юности… Слышится резкий треск… Просто в глаза бьет ослепительный свет операционных ламп… К нему наклоняется доктор. Богдану видно, как шевелятся его губы, но слов он не слышит, зато видит глаза… Очень знакомые глаза… И ещё чувствует запах, тонкий, приятный запах парфюма. Этот запах живёт сам по себе, отдельно от запаха больницы…

– Ты смотри, а этот, по-моему, живой еще. Вроде шевелится… – слышит Богдан, как сквозь вату, после чего на него сыплются удары.

– Сдохни, тварь, сдохни!.. Сдохни!..

Голос бьющего высокий, детский, да и сами пинки – слабые, не причиняют ему особой боли.

– Не надо! Не надо! Не трогай его, Санька, отойди!.. Кому говорю?!.. – раздается рядом, потом следует какая-то быстрая возня, и удары прекращаются.

– Ну вот, так-то оно лучше, – ворчливо замечает тот же голос, принадлежащий, по всей видимости, пожилому человеку. – Не видишь, они только что приехали…

Но не успевает мужчина договорить, как на голову Богдана снова сыплются тумаки.

– Мои тоже приехали!.. Тоже приехали!.. Тоже приехали!.. Только что приехали…

Детский голос срывается, переходит в щемяще-тоскливый глубокий всхлип. Богдан осторожно открывает глаза. Высоко в небе кружит ястреб. Где-то рядом с треском и шипением горит резина. Двое мужчин в полувоенных костюмах с интересом наблюдают за его действиями. Богдан пробует пошевелиться, но задеревеневшее тело не слушает его, пробует заговорить, но тоже не может.

– Чё выставил моргалы? – не выдерживает совсем молодой паренек. – Говори, сука, куда ехали? Рассказывай, мразь, рассказывай, не то враз приговорю!

– Саня, спокойнее, дорогой, спокойнее, сейчас его заберут, куда надо, там все и расскажет. А ты, мил человек, зря к нам с оружием пришел, ох, зря… Нехорошее дело вы затеяли – людей убивать… Не божье это дело, что там говорить, да и не по-человечески как-то…

Старший мужик, по виду – пенсионер, осуждающе качает головой:

– Видишь, что ваши натворили? Мин на дорогах понатыкали, растяжек, вот и подорвались вы. Скажи спасибо, что живой остался, да ещё вот мальца благодари – это он взрыв услыхал, потом ко мне прибежал и сюда идти заставил, чтобы посмотреть, может, выжил кто, случаем… Наши, деревенские, уже давно в эту сторону носа не кажут – на мину напороться боятся. Да… Дела… Остальные твои напарники уже того… представились. Уже на небесах…