- Доктора! - произнес он. - Надеюсь, среди вас нет таких, кто не слышал историю о Дедале и Икаре?

Все загудели, давая понять, что, конечно же, они о ней слышали. Наш староста Паша даже принялся растолковывать сидящему рядом парню суть мифа, и его щечки забавно подрагивали при этом.

- Замечательно, полагаю, конец вам известен? - продолжал Константин Александрович. - Старая притча о том, как человек полетел к солнцу, и любопытство сгубило его. Людям не дано летать, как и не дано все знать. Всегда помните об этом, когда хотите подобраться к солнцу слишком близко.

Все умолкли, врасплох застигнутые этими словами профессора. Сам Одинцов, опираясь руками о поверхность кафедры, оглядывал зал. Когда наши взгляды встретились, мне показалось, что он едва заметно кивнул. Сразу после этого, как ни в чем не бывало, он открыл презентацию и объявил тему занятия. Это было строение мышечной ткани.

Закончились лекции на полчаса раньше, чем должны были, и у нас появилось свободное время. Насте написал Андрей. Они уже приехали с цикла по психиатрии, и ребята решили встретиться. Мне ничего не оставалось, как пойти за подругой.

На втором этаже Сажнев встретил Настю, а потом они присели на одну из лавочек, стоящих вдоль стен широкого коридора.

- Давыдов тащится сзади, - улыбаясь, сообщил мне Андрей, и я решила, что таким образом он пытается от меня отделаться. Максим и в самом деле приближался к нам. Заметив, что он один, я решила не мешать ребятам, и пошла ему навстречу.

- Привет, - он улыбался, и по этой открытой улыбке я поняла, что Давыдов рад меня видеть. - Какие дела?

- Бабушку сегодня выписывают, - сообщила я.

- Пойдешь встречать? - Максим жестом указал на свободную скамейку, и мы присели.

- Нет, сегодня пары до вечера, - проговорила я. - Встретимся с ней дома. Что у тебя нового?

Максим задумался.

- Конкретно у меня - ничего, - пожал он плечами. - Но есть кое-что, о чем я не могу умолчать.

- Внимаю! - приготовилась я, не представляя, что хочет поведать мне Давыдов.

- Помнишь ту мадам из диспансера? - спросил Максим, и я улыбнулась. Мне нравилось, как он подобрал слова.

- Вполне, а что с ней?

- Формально - биполярный тип шизофрении, - сказал мой друг. - Но не в этом дело. Я тут ухитрился полистать ее историю болезни.

Мой изумленный взгляд устремился на Давыдова.

- Врач разрешил? - не поверила я. Учитывая, какой инцидент произошел, я не ожидала, что студенту доверят хоть какую-нибудь информацию.

- Мне - да, - кивнул Максим. - Так вот, выяснил я там следующее. Пациентка Остапова Елизавета Сергеевна, болеет с 23 лет. Начиналось все с приступов параноидального бреда, несколько раз лежала в отделении. С течением времени болезнь прогрессировала, и в виду того, что Остапова начала представлять угрозу для окружающих и самой себя, решением консилиума ее оформили на постоянное проживание в пансионате.

Пансионатом называли психиатрическую больницу, что располагалась за чертой города. Там содержались пациенты, которым требовалось длительное лечение. Многие из них доживали свой век в тех стенах, за пределами которых простирался сосновый лес и свежий, нетронутый выхлопными газами воздух.

- Она там живет уже тридцать семь лет, - продолжил Максим.

- В общем, списали бабульку со счетов, - пробормотала я. - А кто ее оформил?

- Да вот и непонятно, - пожал плечами Давыдов. - В графе родственников прочерк. Может, совсем одна осталась, привезли по скорой в момент приступа и поместили туда... Еще одна деталь забавная была. В перенесенных операциях кесарево сечение.

Я удивленно повернулась к другу.

- А ребенок где?

- Ни слова про это, - ответил Максим. - Если я правильно понял, она родила еще до того, как попала в пансионат, потому это тайна, покрытая мраком.

Почему-то от всех этих разговоров запульсировали виски, и я принялась растирать их пальцами. История была очень нехорошей.

- Но знаешь, что интересно в этой эпопее? - продолжал Давыдов.

- То есть, все, что ты рассказал до этого, не интересно? - я позволила себе улыбнуться, хотя смешного ничего не было.

- Адрес, - заявил Давыдов, как всегда не отвечая на мой вопрос. - В истории болезни написано, что она жила на Советской, двадцать три. Но это частный сектор, и я знаю тот район. У меня был друг в детстве, он жил там, и я точно помню, что в доме под номером двадцать три никого не было.

Я не вполне понимала, что имел в виду Максим.

- Ты же сам сказал, что это было давно, - осторожно заметила я. - Может, перепутал что? Откуда такая уверенность в том, что дом стоял пустым?

- Кристин, я говорю тебе серьезно, там никого не было, - Максим начинал злиться. - Мы играли в этих заброшенных домах, в двадцать третьем доме вечно царила разруха. Его хотели сносить, но только на словах, а так никому не было дела до этой конуры.

Напрягая память, я попыталась вспомнить детали рассказа.

- Ты сказал, Остапова находится в психушке тридцать семь лет? За это время вполне дом могли ограбить, разгромить, превратить в игрище для детишек... Да все что угодно могло случиться, ведь родственников у нее, похоже, не было. Никто не присматривал за домом.

Максим задумчиво посмотрел на меня. Мои слова казались ему убедительными, но явно не совпадали с внутренним чутьем, которое говорило ему, что в этой истории все гораздо сложнее. Давыдов, беззвучно засмеявшись, закрыл лицо руками, словно все происходящее показалось ему чересчур комичным.

- У меня знаешь, какая мысль? - спросил он. - Хочу позвонить одному своему другу и уточнить, жил там кто-то или нет. Он следаком сейчас работает,

- Офигеть! - произнесла я. - Значит, мне нельзя лазить по подсобкам и расспрашивать охранника, а тебе ввязываться в расследование истории о доме норме двадцать три, так это запросто.

- Во-первых, я ничего не расследую, - заметил Давыдов. - Просто это совпадение сбило меня с толку. Мне стоит один звонок Димке сделать, чтобы все узнать. Наверняка найдется разумное объяснение, и все будет забыто.

- Тогда найдешь объяснение еще для кое-чего? - спросила я и рассказала Максиму о звонке Юрия Витальевича и странном письме, найденном в столе бабушки. Я по-прежнему ничего не спрашивала у нее. Попросту не знала, как начать этот разговор. К тому же, бабушка еще не до конца оправилась от инфаркта, не хочется волновать ее.

Вскоре должен был прозвенеть звонок, поэтому мы с Давыдовым стали собираться на пары. Максиму моя история показалось не менее странной, чем история с домом номер двадцать три. Впрочем, он считал, что бабушка имеет право на личные секреты, и ее прошлое должно оставаться в прошлом.

Настя и Андрей тоже двинулись в сторону лекционных аудиторий, и их фигуры были на несколько метров впереди нас.

- В общем, если я что узнаю по поводу того дома, тебе сообщать? - Максим остановился, - здесь наши дороги должны были разойтись, и парень собирался спуститься вниз.

- Мне - в первую очередь! - заявила я. - Можно, кстати, сходить в тот дом как-нибудь.

- А ты придешь что ли? - Максим сказал это слишком тихо и засмеялся. Я не была уверена, что хорошо расслышала его.

- Что?

- Ничего, - покачал он головой. - Хочешь, сходи, но это без меня. Полно дел, и Даша по вечерам вечно придумывает что-то.

Я оценила его холодный небрежный тон и кивнула. Я это заслужила.

***

После анатомии в расписании стояли лекция по русскому языку и история медицины, и мы с Настей мужественно прослушали столь необходимые для будущих врачей предметы. На этом занятия заканчивались. Немного прогулявшись в парке, мы купили в одной из закусочных палаток пирожки и чай. Последний был горячим, и пластиковый стаканчик приятно согревал ладони.