Игорь Квентор

Три приятеля

(сказка)

© И. Квентор, 2004 г.

Часть первая. Начало пути.

ГЛАВА 1.

Жили – были три приятеля. Старый хиппи Гаша Туманов, бывший шпион-резидент Эдик Гонзалес и индеец из племени ирокезов по прозвищу Прыткий Мокасин. Обитали они в небольшой избушке на краю заброшенной деревни. Кроме них в деревне имелось ещё три с половиной старухи и один старый и тощий Змей Горыныч.

Бабульки целыми днями мусолили семечки и матерно поругивали Горыныча, от чего он всегда был злой и насупленный. Мужики иногда заступались за Змея, но старух было не переубедить. Всё им казалось, что Змей хочет их похитить и надругаться над каждой по очереди.

Как-то ранним, погожим утром, когда на дворе было начало весны, и мухи только-только народились, трое приятелей уселись на лавку у плетня и забили первую Трубку Мира. Сей нехитрый ритуал, однако, был нарушен воплями старух и тревожным хлопаньем крыльев Горыныча на пустыре.

– Опять старухи Змейку мутузят, – огорчился Гаша.

– Клянусь своими сапогами, – вскричал Эдик, – я их на ремни порежу, вот прям щас!

– Плохие, однако, ремни выйдут, – заметил Прыткий Мокасин задумчиво, но для дела также улюлюкнул разок сурово.

– Надо Змея выручать, – сказал Эдик и решительно побежал на пустырь.

Гаша не любил драться, особенно со старыми женщинами. Да и Мокасин тоже не спешил. Однако забористый испанский мат Эдика и утробный рык пернатого призывно звали в бой. Гаша на всякий случай снял очки, а индеец протёр томагавк.

На пустыре в клубах пыли бились не на жизнь, а насовсем. Причем старухи явно теснили Змея с Гонзалесом на спине, прикладывая их обоих то кочергой, то ухватом.

– Падлы-ы! Los tontos! Суки поганые! Los agujeros centenario! – свирепо кричал Эдик, всё сильнее краснея лицом.

Индеец хыкнул что-то своё, индейское и кинулся врукопашную. Томагавк он благоразумно припрятал за скамейкой, чтобы не отняли. Гаша попытался по старой хипповской традиции уговорить бойцов заключить перемирие, но это было бесполезно. Бабки вошли в раж и всё метили в причинное место крылатому, но попадало больше Гонзалесу. От этого Эдик перешёл на, совсем уж, какой-то мексиканский диалект, и разобрать его вопли было весьма сложно.

Конец битве, как всегда, положил урядник из соседней деревни. Он ещё издали увидел столбы пыли и притарахтел на старом «Иже», чтобы вмешаться, значит, как и положено по службе. Для пущей убедительности он прихватил фуражку и ПМ с накрученной на ствол пластиковой бутылкой, чтобы круче выглядело. Это он увидел в каком-то кино.

Урядника старухи почему-то любили, хотя с виду он был ничем не примечателен, да и неказист. Видимо фуражка и штаны с лампасами внушали им некое уважение и обладали особой притягательной силой.

– Всем стоять, бояться! Чё за разборки на вверенной мне территории?

Урядника звали Толиком, и говорил он, стараясь веско ронять слова, как в крутых боевиках.

– Слышь, Толян, не гони волну, – ответила самая старшая из бабок, – мы тут, чиста канкретна, оттопыриваемся.

Она тоже любила смотреть фильмы про бандитов и неплохо насобачилась выражаться по ихнему.

Эдик злобно таращил правый глаз на Толика, а левый был подбит и выглядел, как у китайца с будунища. Эдик молчал, как и положено шпиону-резиденту, но мысленно пожелал уряднику сдохнуть, как паршивой el perro.

Змей тяжело дышал и тоже молчал, тихонько проклиная вредных старух, малого с пистолетом, Эдика, который здорово намял старую спину, да и всех остальных тоже. Но он привык жить рядом с людьми и не мог покинуть деревню.

А индеец под шумок тихо растворился в близлежащих кустах. Не хватало ещё, чтобы его замели с холодным оружием.

Гаша был только рад своевременному появлению Толика и принёс уже трубку, чтобы мирно раскурить ее на всех. Однако старухи потащили Толика в свои хоромы, намекая на «выпить-закусить», Змей упорхнул в свою будку, а Эдик что-то бредил по-испански, и подходить к нему сейчас было опасно.

Вечером, сидя на лавке, трое приятелей бурно обсуждали утреннюю стычку с подлыми

старухами и решали, как быть дальше.

– Да удавить их всех вместе с урядником, – горячился Эдик, – у меня и струнка подходящая есть и шашка наточена!

– Однако плохо это, и скальпы у них ничего не стоят, – отозвался индеец, нахмурив иссиня-черную бровь.

– Братцы, а давайте махнём стопом на юг, к морю? Там сейчас хорошо-о-о, – мечтательно произнёс Гаша и потянулся, захрустев суставами.

– Ага, – злобно ухмыльнулся Эдик, – Так нас троих и взяли стопом, ищи дурака. А про Змея ты подумал? Неужели оставим этим подлым ratas на растерзание? Они же из него холодец сварят!

– Да-а, Горыныча жалко. Дык ёлы-палы, давайте на нем и полетим! – пришла в голову Гаши блестящая идея.

– Ну да, так он тебе и согласится таскать на спине троих придурков, – засомневался Эдик, – Он же старый.

– А мы ему наплетём что-нибудь про варанов и других его родственников, да и кости пусть погреет на солнышке!

– Дурак ты, пипл, вараны в пустыне живут, а свои кости Змей может и не донести до югов то.

– А мы с остановками, да с привалами полетим. Может, Горыныч себе Горыновну какую-нибудь найдет в тех краях. Он хоть и старый, да видный ещё мужик.

– Ну, это ты загнул. То, что у него видно может и не работает вовсе.

– Работает, – с обидой в голосе отозвался Змей. Он уже давно прислушивался к их разговору, лёжа за плетнём и, вообще-то, был не против улететь из деревни, но один боялся это сделать.

– Вот и ладушки, – обрадовался Гаша, – Завтра же и отправимся!

– Пойду пошаманю маленько. Надо с духами пообщаться, – насупился Мокасин и побрёл в лес, на ходу раскрашивая лицо мелом и свёклой.

* * *

Всю ночь в лесу не утихал грохот там-тамов и невнятные завывания индейца.

– Ты смотри, как Мокасин разгулялся со своими духами, – заворчал Эдик, зябко кутаясь в своё короткое пончо, – Наверное, уже обо всём добазарились и водку без нас трескают.

– Что ты, брат, духи водку не пьют, – отозвался Гаша сонно.

– Ага, они её нюхают. Ну и фиг с ними, пусть хоть ужрутся, а я с ними бухать не стану. С духами вообще лучше не связываться. Тёмный народ, да и пугать они горазды.

– Это точно, особенно по обкурке.

– Ладно, спать давай, а то завтра дел куча, – поспешил закончить разговор Эдик, пока Гаша не пристал опять со своим Кастанедой и его кактусами.

Очень не любил Гонзалес этот пустой трёп об Нагуале и непонятных Союзниках. Это всё равно, что пытаться папуасу рассказывать о Бабке Яге, Кощее и разномастных Иванах– дурачках. Каждому – своё, справедливо полагал Эдик и всегда уходил от разговоров на эту тему.