Не менее двух действующих лиц необходимо для того, чтобы убийство совершилось. Духовный мир убийцы исследовался не­однократно; однако причины, вследствие которых человек ста­новится пригодным для роли жертвы, обсуждались редко, а ведь эта тема могла бы, пожалуй, оказаться во много раз интереснее.

Дэрек Уолтон, убитый Тэдом Брэкли в темный декабрьский вечер на улице Боулдер Мьюс (Лондон, Мэйфер) был обречен всего лишь на одно-единственное исполнение своей роли в этой довольно грязной, банальной и незначительной драме. Уолтон был молодым человеком приличного роста — пять футов восемь дюймов, темноволосым и кареглазым. Он служил у Мэлларда в небольшой процветающей лавке драгоценностей неподалеку от Бонд-стрит; в день смерти Уолтона в кармане его пиджака нахо­дился пакетик с крупными бриллиантами — по поручению Мэл­ларда он должен был отвезти их в Бирмингем и заказать там новые оправы. Как и следует ожидать, именно бриллианты и послужили причиной убийства; однако Уолтон остался бы в жи­вых, будь он толст, голубоглаз или, наконец, будь он хоть не­сколько более высоким — у Брэкли был свой тщательно обдуманный расчет. Существовало и еще одно обстоятельство в жизни Уолтона, окончательно склонившее чашу весов столь ро­ковым образом, — его пристрастие к собачьим бегам обернулось для него огромными долгами.

После нескольких месяцев наблюдения Брэкли знал об Уол­тоне почти все. Терпеливо и беззастенчиво изучал он поведение своей жертвы во всевозможных ситуациях. Любая подробность внешности Уолтона, его походки, его манеры говорить запечат­левались в памяти Брэкли, внимательного подобно любовнику, целиком поглощенного предметом своей страсти. Как и всякий человек с устоявшимися привычками, Уолтон был легким объ­ектом для наблюдения; Брэкли давно уже выучил наизусть рас­порядок дня Уолтона. Брэкли знал все о его холостяцкой квартире в Вест-Энде, о пивных, которые тот регулярно посе­щал, о букмекерах, которым он отдавал предпочтение, о его тайных и малоинтересных любовных связях. Несколько раз он сопровождал Уолтона в Бирмингем, где жили родители его буду щей жертвы; он сопутствовал Уолтону до порога дверей Уилкин-шоу — большой ювелирной фирмы, изготовлявшей драгоценно­сти во вкусе старого Николаса Мэлларда. Единственное, что было сокрыто от Брэкли - так думал он в долгие часы ожидания на теневой стороне Боултер Мьюс, — это ход мыслей Уолтона. Но это было совершенно неважной деталью, столь же незначи­тельной, как, скажем, эмоции беззаботно пасущегося оленя для затаившегося охотника в тот миг, когда он спускает курок.

В тот вечер Уолтон задержался позже обычного. Брэкли бро­сил быстрый взгляд на часы и наморщил лоб. Через десять минут дежурный полисмен, совершающий обход участка, должен поя­виться в конце Боултер Мьюс. Брэкли решился ждать не более двух минут. После этого у него останется слишком мало времени для безопасного выполнения своего плана — следовало трубить отбой всему предприятию, по крайней мере на сегодня. Позднее, разумеется, представится новая возможность, а он может позво­лить себе подождать: несмотря на это, чрезвычайно жаль было откладывать — условия сейчас были просто идеальными. Все конторы закрылись; давно уже стихли шаги последних клерков. Еще не началось движение праздной толпы по направлению к Вест-Энду. Легкие испарения, недостаточно густые для того, чтобы стать настоящим туманом, заклубились над влажными тротуарами. Черт побери, что же задерживает там Уолтона?

До истечения срока, назначенного Брэкли, оставалось трид­цать секунд, когда раздались звуки, которых он ожидал. Он услышал, как приблизительно в шестидесяти шагах от него, на Фенсимен-стрит, захлопнулась задняя дверь лавки Мэлларда; затем в дверной скважине заскрежетал ключ — Уолтон запирал за собой. Очевидно, он уходил, как всегда, последним. Затем настала пауза, достаточно долгая для того, чтобы Брэкли начали одолевать сомнения: не собирается ли его жертва бросить его на произвол судьбы и не предпочтет ли направиться под арку на Бонд-стрит, вместо того чтобы, как обычно, избрать кратчайший путь через Боултер Мьюс? Но вот наконец он услышал прихра­мывающие шаги, приближающиеся к нему. Неслышно отступив в открытые ворота, Брэкли успел заметить, что шаги звучали сегодня быстрее обычного. Это было неблагоприятным обстоя­тельством, поскольку все зависело от точного распорядка дейст­вий. Теперь же, в эти критические мгновения, к которым он так долго готовился, придется импровизировать на ходу, а это было рискованно. А ведь Бэркли затратил бесконечно много усилий для того, чтобы избежать риска. Мысль об этом была неприят­ной.

Однако никаких препятствий не встретилось. Все происходи­ло в полном соответствии с его планом. Когда Уолтон поравнялся с воротами и сделал еще несколько шагов, Брэкли вышел за ним. Быстрый взгляд в обе стороны убедил его в том, что улица пуста. Два бесшумных шага он сделал одновременно со своей жертвой. А затем нанес ему удар куском кабеля, обернутым в резину, именно туда, куда намеревался, — позади левого уха, и Уолтон, не издав ни единого звука, стал падать головой вперед.

Но тело его не коснулось земли. В тот же миг, когда Брэкли наносил удар, он бросился вперед и удержал Уолтона левой рукой за бедро. Мгновение он оставался стоять так, поддерживая труп, а затем одним рывком взвалил тело Уолтона себе на плечо и внес его в ворота — туда, откуда вышел. Все это заняло не более десяти секунд. За исключением глухого удара кабелем и слабого стука небольшого чемоданчика, выпавшего из руки Уолтона в момент убийства, ни один посторонний звук не нарушил вечер­ней тишины. Чемодан и шляпа, единственные свидетели проис­шедшего, остались лежать бок о бок с решеткой водостока. Спустя короткое время Брэкли вернулся и забрал их. Ворота за ним закрылись. Боултер Мьюс была тихой, как склеп, и пустой, как музей.

С трудом переводя дыхание от усилий, но совершенно невоз­мутимо Брэкли принялся за работу при свете карманного фона­ря. Он находился сейчас в помещении принадлежащего ему маленького гаража. Брэкли положил труп на грубое одеяло, разостланное в кузове закрытого грузовика. Орудие убийства лежало подле трупа. Крови вытекло совсем немного, и Брэкли позаботился о том, чтобы она впитывалась одеялом. Быстро и методично он обшарил карманы Уолтона. Как он и ожидал, бриллианты находились во внутреннем кармане пиджака в за­печатанном пакетике. Кожаный коричневый бумажник содер­жал удостоверение личности Уолтона, пару банкнотов и несколько писем. А затем вдруг настала минута приятного удив­ления. В заднем кармане рядом с дешевым портсигаром обнару­жилась толстая пачка крупных банкнот. Брэкли не мог задержаться и пересчитать их; однако на глаз он прикинул, что их было не меньше ста. Он ухмыльнулся в темноте. Подготовка, занявшая обе последние недели, вынудила его отпустить Уолто­на на бега одного. Должно быть, ему сопутствовала удача - и как раз в подходящее время!

Брэкли рассовал банкноты вместе с другими вещами по кар­манам. А затем тщательно, с головы до ног, осмотрел убитого.

Результат осмотра удовлетворил его полностью. Уолтон, этот раб привычек, надел, выходя на работу, свой обычный костюм. Костюм, который был в эту минуту на Брэкли, в точности ему ответствовал. Правда, плечи Брэкли были более узкими, но пара маленьких валиков позволила уничтожить эту разницу. Брэкли был ниже Уолтона на целый дюйм, но в ботинках, зара­нее приготовленных для этого дня, он выглядел одного роста с ним. Легкое различие в цвете волос было устранено с помощью краски. Брэкли, погладив маленькие усы щеточкой, — он отпустил их в течение последнего месяца, - пришел к выводу, что достигнуто полное сходство.

Случайный наблюдатель мог бы предположить, что прихрамывающий человек, появившийся с маленьким чемоданом в ру­ке на южном конце Боултер Мьюс, был именно тем, кто вошел в нее с севера. Во всяком случае, продавец газет на Бонд-стрит не заметил ничего необычного. Он автоматически протянул этому человеку вечернюю газету — ту самую, которую регулярно по­купал Уолтон, и так же автоматически отпустил банальное замечание о погоде, без удивления выслушав ответ, в точности имитирующий шропширский акцент Уолтона. Счастливое сов­падение - в эту минуту появился полисмен, лишний свидетель на случай забывчивости продавца газет. Итак, появление Уолтона на Бонд-стрит было неопровержимо доказано; оставалось только проложить свой ясный след до Бирмингема.