Машины и труд дороги потому, что на них есть спрос и они ценны в полном смысле этого слова. На свободном рынке цена товара есть не что иное, как показатель того, сколько люди готовы дать в обмен на него.

— А вы — горцы из Верхней Америки, — Коффин рубанул воз­дух ладонью, — имеете куда больше машин, чем вам положено, даже если пересчитать на душу населения. Это означает, что имен­но в ваши карманы текут денежки, как бы мы — понизовщики — ни старались изменить положение. А это уже несправедливо.

Де Смет отпил виски, а потом покачал головой и вздохнул:

— Дэн, Дэн, в тебе говорит человек из Пограничья. Ведь ты по опыту, добытому собственной шкурой, лучше меня знаешь, что одному человеку везет во всем, а другому — нет.

Но ведь твои люди не страдают, страдают разве что только их чувства. Самые бедные из них хорошо питаются, достаточно при­лично одеты и имеют крышу над головой. Ты сам, если судить по твоим же фотографиям, которые ты мне показывал, живешь в доме больше и лучше моего, живешь как какой-нибудь средневековый барон. Вы, понизовщики, имеете много вещей, которых нет у нас, например, обширные никем не заселенные территории, где можно разгуляться, и... тот, кому это не по душе, всегда может вернуться и найти свое место у нас. Мы ведь постоянно нуждаемся в рабочих руках, и такой человек всегда найдет здесь прекрасную плату за труд.

— Но мы хотим быть сами себе хозяевами! — рыкнул Коффин, хотя и без всякой враждебности.

— Ия восхищаюсь вами по этой причине, — сказал мягко де Смет. — И все же давай вспомним ваше происхождение. Люди, которые могли жить в Низинах, сначала отправились туда, чтобы изучать эти Низины, и Верхняя Америка платила за это, так как добытые ими знания могли оказаться очень важными. Потом эти люди полюбили тамошние земли и поселились на них. И это было хорошо, это было правильно. Человечество должно заселить всю эту планету.

Но процесс заселения шел медленно. И пока большинство из нас все еще привязано к высокогорному плато. И у нас есть такое же право, как и у вас — повышать свой уровень жизни, не так ли? И раз вы — понизовщики — можете присоединиться к нам, но не хотите этою сделать, то почему мы должны приносить жертвы и поддерживать вас в этом свободно сделанном выборе, гораздо бо­лее свободном, чем тот, которым обладаем мы?

Это именно тот случай, когда закон спроса и предложения отра­жается в социальной жизни общества. Верхняя Америка тоже еще молода, тут дел непочатый край. И мы должны сделать очень мно­гое, ибо мы подойдем к перенаселенности куда раньше, чем пони- зовщик со своего крыльца увидит дымок из трубы дома своего соседа. Быстрый оборот капитала, высокая прибыль, полученная здесь же, все это отражает необходимость, как и тот факт, что здесь гораздо больше людей, нуждающихся в поддержке.

Пожалуйста, пойми меня правильно, но если по-честному, то мне кажется, что именно ваша община хочет отхватить кусок не­пропорционально большой, а не наша.

— Я уже сказал тебе, что нам не нужна милостыня, — ответил Коффин, и его тон свидетельствовал, что терпение понизовщика уже на исходе. — Я могу доказать тебе, что прибыль от любых инвестиций, которые вы сделаете в Низины, будет хорошая. Мо­жет, и не столь высокая, как у инвестиций, сделанных в экономику Верхней Америки, но все равно вы выгадаете, и немало.

— Мы уже сделали значительные вложения в Низины, — указал де Смет.

Коффин яростно закивал головой:

— Да! Шахты, электростанции, транспортные пути — все это принадлежит вам — горцам. И вы нанимаете понизовщиков, чтобы они работали на вас, ибо это ваша собственность, и вся прибыль тоже идет вам.

Он резко наклонился вперед. Мундштук его трубки, которым он сделал выпад, остановился всего лишь в сантиметре от груди хозя­ина дома.

— А теперь разреши мне отвесить тебе порцию истины, — ска­зал Дэн. — Можешь верить, можешь не верить, но я знаю вашу экономику. И знаю, чего я прошу от имени моей общины. Я прошу тебя использовать часть оборудования и персонала, которыми ты распоряжаешься, направить их к нам, чтобы построить для нас... О, ту самую современную мельницу, завод по производству инстру­ментов или еще что-то. Прийти и построить их для нас, вместо того чтобы строить все это для Верхней Америки.

— Это я понимаю, — ответил, как бы извиняясь, де Смет. — Я у вас там был, разумеется, благодаря шлему для дыхания. И ты не первый понизовщик, с которым я разговариваю последние годы. Да, вы уже начали думать о себе как об особой расе, грубоватой, крутой, которой противостоят изнеженные и скупые горцы. Эти взгляды еще не полностью сформировались, но...

— Они обязательно сформируются. Если вы не придете нам на помощь. А если придете, то, может, эта планета еще останется единой. Или вас не волнует судьба ваших внуков? — Коффин по­молчал, прежде чем добавил: — Не считай это угрозой. Но, по­жалуйста, Том, запомни, что через несколько поколений горцы будут жить в своего рода анклаве. А почти все население сосредо­точится в Низинах. А значит, и почти все могущество. Дружище, вам надо заслужить расположение этих людей, пока еще не поз­дно.

— Я думал об этом. Да, много думал. Я считаю, что эта проблема не принадлежит к числу тех, которые имеют решения по типу или — или. Если определенные соглашения будут достигнуты... эко­номически разумные соглашения, разумеется, то ситуация может улучшиться. Но почему понизовщики требуют обязательно индуст­риализации? Через какое-то время, и не столь уж отдаленное, цены на продовольствие и древесину сильно поднимутся в связи с ростом их потребления в Верхней Америке. Разве не лучше подождать наступления этих дней? А пока вы сохраните в неприкосновенно­сти вашу чудесную среду обитания.

— Не такая уж она прекрасная, если вам приходится наваливать на ваших детей неподъемный труд только потому, что не хватает оборудования, хотя нам известно, что его можно изготовить. А кро­ме того, никто и не желает оказаться в промышленных трущобах. Нет, конечно. Мы просто нуждаемся в некотором количестве спе­циализированных предприятий. И у нас есть места, где такие фаб­рики можно построить без ущерба для природы. Есть и обширные территории для захоронения отходов производства, чтобы не отра­вить почву.

— А у нас этого нет. Во всяком случае, скоро не будет, если мы будем развиваться прежними темпами. — Де Смет твердо глянул в глаза гостю и сказал с каким-то новым для этого разговора чувст­вом: — И это главная причина, которая заставляет меня желать скорейшего обогащения. Я хочу купить как можно больше девст­венных земель и основать там заказник.

Коффин улыбнулся горячности этого человека. Именно любовь де Смета к вылазкам на природу была тем, что свело их вместе. Трудно не привязаться к человеку, с которым ты ходишь по лесным тропкам, плаваешь в лодке, ставишь палатку для ночлега.

— Может, мы сумеем что-то придумать, — закончил де Смет. — Однако это должно учитывать ^и^с^ рго ^ио¹⁶, иначе смысла нет. Как говорится, добрая сделка — не грабеж.

Озеро Роял, где они собирались рыбачить, посверкивало где-то справа от них, но кар быстро летел вперед. Вскоре в лесу обозначи­лась проплешина — безобразный шрам на том месте, где почвен­ный покров был содран на пространстве нескольких квадратных километров, безжизненный, если не считать нескольких видов сор­няков, которые появились тут, чтобы залечить чудовищную рану.

Коффин ткнул в него черенком трубки:

— Сколько лет этой штуковине, а?

Де Смет взглянул сквозь фонарь кабины.

— А, открытые разработки! — Он болезненно сморщился. — Семьдесят—восемьдесят лет, полагаю. Память о былом.

— Индустриализация, — крякнув, протянул Коффин.

Де Смет подозрительно взглянул на него:

— О чем ты говоришь? То была необходимость. Топливо было необходимо позарез. Атомный реактор сломался, на ремонт требо­валось много времени, а зима была на носу. И вот у самой поверх­ности обнаруживается мощный пласт угля, который легко добы­вать и по воздуху доставлять в Анкер...